Вот одно четырехлетнее сокровище катается под музыку из какого-то детского мультфильма. Она неуверенно крутит волчок, поднимается и заходит на бильман. Малышка талантлива и мне нравится, что, падая на прыжке, она поднимается и продолжает дальше.

Впервые упав, я решила, что фигурное катание не для меня.

Ребенок заканчивает выступление, неуклюже кланяется. Зал аплодирует.

Сабина выходит на лед в желтом платье. Она демонстрирует плавное, неторопливое, но мощное катание. Моя сестра гордится тем, что я здесь, и это придает ей уверенности. А я горжусь ей… такой маленькой, но такой сильной духом. Мне бы поучиться у малышей. Почему, когда взрослеет, человек становится слабым? На него давит тяжесть побед и неудач. И чувства, вот что действительно пугает.

— Сабина Загитова! Спасибо за прекрасное выступление!

Сабина покидает лед, и тогда я слышу собственное имя.

— Мы знаем, что в зале находится Олимпийская Чемпионка две тысячи восемнадцатого года! Алина Загитова, вы бы не могли выйти к нам?

Нет. Не могла. Я нервно сжимаю свой рюкзак, в котором находятся коньки. Люди начинают оглядываться на меня.

— Извините, я не…

— Выходи! Выходи!

С места я не двигаюсь. На самом деле я уверена, встань я на лед сейчас перед таким количеством людей, тут же грохнусь в обморок. Мое самочувствие позволяет лишь неуверенно скользить по льду, называя это тренировками. Этери меня убьет, если узнает, каким образом я держала себя в форме.

Народ всё ликует, меня подталкивают ко льду. Я даже выдавливаю улыбку и делаю вид, что соглашусь.

А затем обращаюсь в бегство. Я действительно делаю это — убегаю от людей, которых вообще-то должна развлекать разными интервью и прочим. Непростительно это все. Когда я прихожу на свой (мой, потому что никто в здравом уме не будет кататься на таком льду) каток, то замечаю темную фигуру. На коньках.

— Рано или поздно ты должна была появиться здесь. Я все эти дни чувствовал себя долбаным маньяком. Удивительно, что твои родители не вызвали полицию.

Первая моя мысль — сбежать и от него. Но я сажусь на скамейку и дрожащими руками переобуваюсь.

— Я попросила тебя уехать. Даниил Маркович, мы уже решили, что сложно всё это. Мне семнадцать.

— Возраст меня волнует меньше всего. И тебя, я знаю, тоже.

Мне хочется плакать. Как никогда раньше. Я превращаюсь в тех самых слезливых девочек…

— Я уеду.

Конечно, рано или поздно он уедет из Ижевска, но уже в Москве через пару дней мы вновь встретимся.

— Но я хочу в последний раз уснуть рядом с тобой. Без поцелуев. Без касаний.

Я ступаю на лед, ощущая его — он стоит совсем рядом. Даниил кладет в мою руку листочек. Адрес? Я тут же комкаю его. И он понимает все.

Больше всего на свете мне хочется оказаться рядом с ним. Больше всего на свете…

Но я не могу поступить так с нами.

— Я люблю тебя, маленькая чемпионка. И знаешь, что я вижу?

Мне смешно, что в такой момент он еще вспоминает эту игру.

— Что? — мой собственный голос кажется мне незнакомым, тихим, даже писклявым. Горло давит, с трудом сдерживаю слезы. У меня еще будет время пожалеть себя.

— Что и ты меня любишь.

Он целует меня в лоб. А затем уходит.

Я не оглядываюсь. Я стою, сжимая скомканный листочек, желая исчезнуть с этого света, куда-нибудь, где меня не будут знать как Олимпийскую Чемпионку. Куда-то, где я бы смогла быть с любимым. Даня прав: возраст — это последнее что нас обоих волнует.

Опускаюсь на колени и впервые в жизни я не благодарю лед поцелуем.

Я со всей силы бью по нему кулаком, разбивая костяшки пальцев в кровь.

/он стоит у окна гостиничного номера. Наблюдает за голубями. Они взлетают и снова опускаются на землю, клюют пшено, поданное какой-нибудь сердобольной старушкой.

Ему плохо. Завтра наступит новый день, заполненный болью. И снова, и снова. И так будет продолжаться до того момента, пока он не решится что-нибудь изменить, вот только менять он абсолютно ничего не хочет.

Алина.

Это имя режет слух и больше не кажется ему нежным и спокойным. Напротив — оно словно торнадо рушит все его мечты, уносит надежды и ломает любовь. Жизнь— непредсказуемая штука, и ,если вчера он был счастлив, то сегодня хочет умереть.

Но девушка права. Он должен отойти в сторону.

— Ты мог бы поселиться где-нибудь в более уютном месте.

Даниил резко поворачивается. Девушка уже сбросила с себя куртку и сняла сапоги. Ее волосы усыпаны снежинками, глаза опухли от слез.

Но она здесь.

Они больше не говорят, Даня садится на кровать и чувствует, что должен оправдаться. Он должен рассказать о своих планах, но не может. Это разобьет им обоим сердце.

Алина садится рядом. Она разглядывает старенький телевизор и покошенный стол.

— Что это?

Он хватает девушку за руку. Разбитое запястье выглядит плохо. Утром этого не было.

— Упала на тулупе.

— Перчатки больше не в моде?

Алина улыбается и прячет руки.

— Мы можем лечь спать без нотаций? — спрашивает она. — Душ здесь есть? Или в этой халупе он только общий?

Даниил смеется и указывает на вторую дверь. Девушка кусает губы, он заставляет себя отвести взгляд.

— Футболку дашь? Я… ну, не заходила домой.

Даниил старается как можно спокойнее отреагировать на эту просьбу.

Он достает длинную футболку и кидает Алине. Девушка скрывается за дверью, а сам парень вырубает свет. Лучше не видеть девушку в его одежде.

Он рассматривает звезды на потолке. Какой-то умник решил, что это хорошее дизайнерское решение. Абсолютно нет. Но отвлекает на раз два. Даниил насчитывает шестьдесят пять маленьких звездочек, когда Алина выходит и садится на кровать.

— Я вижу.

Ее голос такой тихий. Девушка явно старается говорить ровно. Даниил тоже усаживается, глядя на ее перебинтованное запястье.

— Я вижу, что ты любишь меня. И ты был прав. Я чувствую то же самое. Именно поэтому мы не можем быть вместе. Как по-идиотски это звучит, да?

Абсолютно. Алина протягивает к нему руки, но тут вспоминает правило: без касаний. Ей удается сдержать порыв.

— У тебя все еще впереди, Алина. Олимпиада…

— Да к черту Олимпиаду! Мне плевать на нее!

Она бросается вперед и хватает мужчину за руку. Даниил обнимает девушку за плечи.

Они смотрят друг другу в глаза.

— На самом деле тебе не плевать.

— Ты ничего не знаешь.

— Я знаю все.

Они целуются.

Девушка жадно впитывает те чувства, который Даня дарит ей. Она хватает его за плечи, ощущая горячую кожу. Парень проводит рукой по спине Алины. Футболка летит прочь.

— Алина, черт. Нет.

Он укутывает ее в одеяло и радуется, что практически ничего не видит.

Он смотрит на Алину, которая теперь сидит в углу кровати, укутавшись в одеяло. Она тихо смеется. Сейчас…она чувствует себя так, словно тяжелый камень покинул ее сердце, так легко принять то, что они… влюблены. Так желаемо то, о чем она так долго себе запрещала думать. И лишь во снах…

Сны.

И сейчас, легкость пробудила все те чувства, которые она так рьяно скрывала не только от Даниила, но и от самой себя. Девушка улыбается, срывая с руки бинт. Он летит на пол. Вместе с одеялом, обнажая тело Алины. Лицо Даниила озаряется непониманием, удивлением.

И вожделением.

Девушка тянется вперед и Даниил целует ее в губы. Когда их тела касаются, Даниил дрожит, стараясь совладать с собственным телом, а Алина вдыхает аромат его тела и геля для душа, ощущая всплеск желания и страха. Приятного страха, который связан лишь с тем, что придется испытать неизбежную боль, которая на фоне ее чувств и эмоций кажется таким пустяком.

Комната освещается светом фар, проезжающей мимо машины.

Даниил прижимает девушку к груди, поглаживая ее по волосам.

— Я люблю тебя, я так сильно тебя люблю.

Слова были сказаны. Но они не могут выразить всей гаммы чувств. И близость, которую они разделяют, выражает любовь обоих.