– Где я, почему ты здесь? – Сергей всё рассказал.
– Медсестра сказала, что тебе надо хорошенько подлечиться в больнице, скорую помощь мы уже вызвали, а сына я отведу к тебе домой. Бабушка дома?
Валя кивнула.
– Ну, вот и хорошо. Скажу ей, чтобы она тебя одну больше никуда не отпускала. Можно я буду проведывать тебя в больнице?
– Приходи.
Сергей приходил часто, приносил гостинцы. А память вновь и вновь возвращала его к безоблачным дням детства, когда они с Валентиной играли во все мальчишеские игры, лазили по деревьям и клялись в братской дружбе. В братской, потому что Валя была похожа на мальчишку с короткой стрижкой и своей любовью к мальчишеским играм. Ещё вспоминал, как нёс её на руках, такую невесомую и беззащитную. Острая жалость разливалась в сердце.
– А как жена смотрит на то, что ты ко мне ходишь?
– Я ей не докладываю. И вообще, пусть тебя это не волнует, мы давно живём не лучше, чем кошка с собакой. Дочку жалко, а то б давно ушёл. Да и Татьяна, чуть что, так гонит, не нужен я ей. И всё, закроем тему, не думай об этом.
Через три месяца Сергей перешёл жить к Валентине. Она не стала возражать. Одной было очень нелегко, а Сергей потянулся к ней всем сердцем, был таким внимательным и заботливым, когда приходил в гости уже после больницы. Вот только угнетало Валю то, что она ничего не могла делать тяжёлого по дому. Даже полы вымыть было для неё трудным делом. Бабушка помогала, но она уже старенькая.
Сергей успокаивал, за всё брался сам. Но скоро стал замечать, что это его злит. Сначала он сдерживался, а потом надоело. Уже привык к болезни Валентины, к тому, что она быстро устаёт, и жалость постепенно куда-то улетучилась. Нет-нет, да и выскажет:
– Опять лежишь, хоть бы постирала.
– Я сегодня уже не могу, отдохну, а завтра с утра вместе постираем, как раз суббота… Ты воды принесёшь, а я постираю.
Однажды Сергей пришёл пьяный. Споткнулся у крыльца о ведро с помоями.
– У-у, уродка, опять вынести не может.
Валя в коридоре готовила ужин. Услышала. Слёзы брызнули из глаз. Открыла дверь, сквозь рыдания выдавила:
– Ты знал, к кому шёл жить. Я тебя к себе не звала, ни на чём не настаивала. Сам решил. Не нужна больше, так уходи. Твоя Татьяна меня уже замучила, только я тебе не говорила. Всем рассказывает, что я вашу семью разбила, а вы так хорошо жили! Недавно ко мне приходила, высказывала, зачем я мужа забрала. Я ей ответила, чтобы не ходила мне нервы трепать, а мужа я не держу, он вольный собой сам распоряжаться. Так что можешь возвращаться, теперь ты там нужен стал.
– Ладно, хватит, она и ко мне на работу прибегала, звала. Но я один раз режу. Когда вместе жили, то плохой и не нужен был, а теперь спохватилась. Поздно. Валюш, ты меня прости за… уродку. Устал я, надоело бабьими делами заниматься, а тут ещё выпил, ну и сорвался. Забудь. Всё у нас с тобой хорошо должно быть.
Валя простила, но забыть не могла. Да и Сергей порой своим поведением или оброненным словом обижал и даже унижал Валентину. Она терпела. Ведь не всё было так плохо, да и куда ей одной… И Юрка привязался к Сергею.
Однажды сидели во дворе, мастерили скворечник, Юрка и говорит:
– Дядь Серёж, а можно я тебя буду папкой звать?
– Зови, коль хочешь, – потрепал по вихрам, – ну-ка гвоздик подай, сынок.
Валя наблюдала эту картину с порога, смахнула слезу. Юрка подал Сергею гвоздик и сияющий подбежал к матери.
– Мам, а мы с папкой скворечник делаем!
– Ну вот и молодцы, – улыбнулась Валя.
Тут открылась калитка и во двор вошла Татьяна.
– Чужого ребёнка сыном зовёшь, а я с родной твоей дочерью не нужны стали?!
Валя схватилась за косяк и сжала пальцы так, что они посинели. Сергей встал и сказал, будто словами пригвоздил:
– Да, ты мне не нужна. Поздно ценить стала. И больше сюда – ни ногой.
Взял за руку и вывел прочь.
Валентина долго не могла успокоиться. Сердце саднило, как открытая рана. Сергей пытался успокоить Валю, но что-то непонятное ему самому не давало покоя. Потом он понял: желание Татьяны возвратить его разбередило душу. Ведь не только скандалы были в их жизни, и любовь была, и радость рождения дочери.
Почувствовала состояние Сергея и Валентина. Он изменился. Часто «уходил в себя», уставившись в одну точку. Валя понимала, что в эти минуты он думал о них – жене и дочери. Шла подальше в сад и давала волю слезам. Жить становилось всё невыносимей. Страшные мысли чаще и чаще приходили в голову. Сергей не обижал её, не говорил, что бросит, но просто часами мог молчать днём, или курить по ночам, отрешённо глядя на ночник.
А Валя тоже не спала. Она лежала и тихо плакала, без звука, только слёзы всё катились и катились, растворяясь в подушке. Валентина просто не хотела жить. Даже мысли о сыне уже не возрождали её к жизни.
Незаметно для себя она полюбила Сергея. Сначала это было чувство благодарности, но шли месяцы и Валя поняла, что Сергей стал смыслом её жизни, её радостью и болью, её надеждой. Она жутко боялась его потерять, хотя не говорила об этом.
Когда никого не было дома, плакала и кричала до истерики:
– Господи, я не могу так жить, не хочу жить…Господи, дай мне терпения…я не хочу жить!
И она корчилась на диване в судорогах от душевных мук и сердечной боли. Вдруг одна мысль обожгла и обрадовала: «Умереть на родах». Ведь врачи сказали, что рожать нельзя…
Завела с Сергеем разговор о ребёнке, он равнодушно ответил:
– Как хочешь.
А она хотела, она хотела уйти из жизни не самоубийцей.
Врачи схватились за голову, когда Валентина пришла стать на учёт на шестом месяце беременности.
– Что ты наделала?! Ты же не выдержишь. Муж разве не знал?
– Не знал, я ему об этом не сказала.
Сергея вызвали в больницу, объяснили ситуацию.
– Как может умереть? Почему?
– Сердце слабое, операцию тяжёлую перенесла, вряд ли организм выдержит, но аборт делать, конечно, поздно. Придётся рисковать, отправим её рожать в город.
За месяц до срока Валентину положили в городскую больницу. Усиленно следили за её здоровьем, поддерживали лекарствами, хорошим питанием. И вот наступил день, который она ждала со страхом и надеждой – конец всех физических и душевных мук.
Врачи сделали, казалось бы, невозможное. Когда Валентина очнулась после родов, то акушерка показала крохотное, жёлтое, как лимон, существо.
– У вас девочка.
Валя устало закрыла глаза. Силы опять покинули её. Это потом, когда миновал кризис, Валентине объяснили, что девочка такая слабая, потому что мама была на грани гибели.
– Значит, не судьба мне умереть…
Дочку несколько дней не приносили, и Вале вставать не разрешали. Сергею сразу телеграмму она не дала, решила сообщить о рождении дочери, когда станет подниматься.
Он приехал в больницу без телеграммы. Рвался, просился, чтобы пустили в палату, не желая понять, что туда нельзя. Уговорил, чтобы показали Валино окно, и стал бросать камешки. Он уже знал, что родилась дочь, что обе живы. Соседки по палате подошли к окну.
– Ой, это чей-то незнакомый.
А Сергей кричал:
– Позовите Валю, Валю позовите!
– Да это к тебе, Валентина. Подняться сможешь? Мы тебя доведём до окна.
Когда потихоньку подошли к окну, она увидела сияющего, взволнованного Сергея.
– Люблю тебя, Валюшка, люблю и жду! Скорее поправляйся, жду тебя!
Валя показала в окошко два пальца и улыбнулась.
– Да-да, двоих вас жду, и тебя, и дочку!
Нелюбимая
Сноха в этом доме, как говорят, пришлась не ко двору. Нет, не о такой невестке мечтали родители жениха: хрупкая, тоненькая, да к тому же из небогатой семьи.
– То не работница в хозяйстве, ей бы только книжки читать. Грамотная шибко, – недовольно бурчал свёкор.
– Да это уж точно, поди и корову не выдоит, и свиней не управит, козам сена не надёргает. Кур, уток да гусей кормить – это она только и сможет. Ишь, худющая, того и гляди переломится. – вторила свекровь.