– Знать тебя не знаю, чушь несешь какую-то… вали отсюда! – Звонарев хотел закрыть дверь, но мужик успел протянуть фотографию: на ней мама держала тугой комок с ребенком, а рядом этот… с букетом, усами и улыбкой.

Делать нечего, провел на кухню, налил чаю. Уплетая бутерброд, новоявленный папаша рассказывал истории – одна плаксивее другой – как его, интеллигента, писателя – сопротивленца, на каторгу… Уж на что Сашка был развит, умел критически мыслить и трезво оценить ситуацию – поплыл: "Батя!". Плыли в памяти картинки, с какой завистью смотрел на Пашку-соседа, которому отец чинил велосипедное колесо и учил натягивать цепь; или как отец Юрки все время брал сына на рыбалку, а потом они вместе показывали всему двору улов…

Поев, отец сказал, что забежит вечером – мол, есть кой-какие дела с дороги. Радостный Сашка обнял его, сказал, что будет ждать и дал десять рублей – на трамвай. Конечно, едва мать переступила порог, он вывалил радостную новость… и уж совсем не ожидал, что она – как есть, в обуви и стареньком сером пальто – плюхнется на тумбочку и разрыдается в голос.

Оказалось, совсем не по "интеллигентной" статье шел папашин марш по зонам – вор-рецидивист, он никогда не гулял по воле больше года. Как их свела судьба с матерью, одному богу… или не богу, вряд ли он настолько жесток к людям – известно… но повстречались, и через девять месяцев родился маленький Саша Звонарев. Отец прожил с ними два месяца и снова "уехал", прикарманив обручальное кольцо материной подруги. И теперь вернулся…

Впрочем, конечно, не вернулся – не в этот день, не во все стальные. Быстро выяснилась причина – уходя, папаша «отжал» хрустальную вазу – когда только успел? – подарок от трамвайного парка на сорокалетие заслуженного работника Звонаревой.

Целый месяц – будь на улице дождь, или сухо – Сашка бродил по дворам и выспрашивал, не видел ли кто потрепанного мужика с коричневым чемоданом… Засыпая, он каждую ночь видел, как этот… улыбается в глаза, обнимает, а сам выискивает, что поценнее да полегче спрятать… Звонарев даже тренировки на время забросил, чего не случалось никогда до этого.

Шло время – как известно, лучший лекарь. Рана затягивается, сохнет, покрывается корочкой – и все равно оставляет шрам, который всегда будет напоминать о случившемся. Сашка пришел в себя, но эта история во многом определил его выбор профессии: желание стать следователем явилось желанием быть полной противоположностью подонку-отцу.

* * *

– Санька, чего задумался? – Катерина Дмитриевна – в цветастом фартуке, с короткими, подкрашенными хной волосами, легонько толкнула сына в бок.

– А? – Звонарев несколько раз моргнул – Да, извини, вспомнилось… – кивнул на тарелку – Отлично получилось!

– Когда это я готовила, чтобы не отлично!? – она шутливо нахмурилась.

– Не помню такого! – суп вышел на славу: аромат борща наполнял кухню и заставил уже сытого Звонарева сглотнуть слюну. Навалилось состояние легкой дремы.

– Сань… – мать присела напротив – Скажи, у тебя все нормально?

– Конечно. Почему спрашиваешь? – ему стало не по себе от пристального взгляда

– Тетя Галя сегодня приснилась… Пальцем грозила чего-то…

Тетя Галя, покойная сестра матери, снилась к неприятностям с Сашкой… по крайней мере, Катерина Дмитриевна в этом уверена. Звонарев вдруг подумал, что возможно, и не напрасно уверена.

– Да нет, все отлично. Работа идет, жизнь бежит…

– Свету не видел? – смотрела в стол: знала, как ненавидит сын эти вопросы.

– Нет, мам, не видел. Да и не очень хочу, если честно…

– Я все надеюсь: может, сойдетесь – вздохнула, хоть и знал капитан, что неискренне: когда мать узнала, что у нее не будет внуков, расстроилась. Теперь вроде как появился шанс…

Хотелось завалиться на диван с тупеньким детективом – чтобы ни думать, ни гадать: следить за действием и отдохнуть от напряженных дней, но отпущенное время следовало использовать по полной.

– Ладно, мам, поеду я. Дел по горло, не отдохнешь…

– Погоди, а торт? – она достала коробку из холодильника.

– Ну, какой торт, ты чего, полный живот! Да и грех после такого борща есть это! – он презрительно ткнул пальцем в яркую упаковку.

Она качала головой, убирая лакомство обратно, но по глазам понял – довольна комплиментом, порадовалась.

– Ты заезжай почаще, мне скучно одной – Катерина Дмитриевна провела ладонью по его коротким черным волосам – все больше седых…

– Скоро бес в ребро! – он поцеловал мать в теплую, пахнущую родным домом щеку – Скоро еще заеду.

– Обещаешь только…

Выйдя на улицу, капитан отыскал глазами окна – Катерина Дмитриевна, как всегда, стоит и машет ладошкой. Он улыбнулся, помахал в ответ и пошел на остановку, ощущая странный дискомфорт – так бывает, если прощаться с чем-то дорогим и надолго.

Машину Юркова на «Чугунке» не тронули – то ли и впрямь такой уродливой оказалась, то ли ночной переполох насторожил местных – «девятка» стояла в полном порядке: Звонарев открыл дверь и уселся за руль. Мотор несколько раз чихнул, сопротивляясь, но ожил – хрюкнув коробкой передач, капитан покинул убогий двор и поехал в сторону центра.

Вчерашняя боль в плече не обманула – дождь, зарядивший с утра, не думал прекращаться: вода билась об асфальт и дома, раскрашивая мир в скучные краски. В неудержимых ручьях вдоль обочины несся мусор – пакеты, сигаретные пачки, цветные обертки… Пешеходы торопились укрыться в ближайших магазинах, автолюбители с трудом вглядывались в мокрые разводы на стекле – и все под тяжелым небом, будто озлобившимся на жару.

В «Звезде» собрался народ, но дюжие охранники не пускали дальше порога – чтоб не топтали грязью сверкающий пол. Массы побогаче входили и заказывал чашку кофе, сравнимую по цене с хорошим обедом; победнее жались в тамбуре, между первой и второй дверями, неодобрительно поглядывая на равнодушных security. Две женщины громко, на публику, осуждали разгул капитализма.

– Куда? – охранник ладонью остановил Звонарева – Для посетителей.

– Князь тут?

– Не знаю такого! – парень напрягся.

– Скажи, Звонарев интересуется.

Security что-то сказал коллеге: тот быстро ушел и через минуту вернулся:

– Проходите. Анатолий Вячеславович в кабинете, ожидает.

Провожаемый недобрыми взглядами, капитан пересек запретную линию и, по указанию охранника, вошел в служебные помещения.

Кабинет Луганского смотрелся шикарно – под стать хозяину: большой стол красного дерева, где переливается в свете люстры зеленый малахит письменных приборов; в углу кожаный диван и столик, с разбросанными глянцевыми журналами «Бизнес» и, почему-то, «Космо»; шкаф с книгами – Звонарев разглядел корочки Донцовой, Марининой и Дашковой… Сам хозяин удостоил гостя мимолетным взглядом и продолжил играть на компьютере – судя по звуку мотора, в гонку.

– Любишь женскую литературу? Тесты проходишь? – капитан сел в удобное кресло напротив хозяина.

– Жены кабинет, она за директора. Падлы! – Князь замахнулся кулаком на клавиатуру, но не ударил – Сколько зарекался не играть, нервы не портить!

– Так не играй.

– Скучно – Луганский откинулся на спинку – Чего пришел?

Еще по дороге Звонарев решил, что Князю стоит говорить правду, иначе никакого сотрудничества не получится:

– Помощь нужна…

И он коротко рассказал о событиях, начиная с вечера: по мере рассказа лицо авторитета все больше мрачнело.

– Плохо! – Князь покачал мощной головой – Беспредел непонятный твориться. Я-то думаю, с утра мус… ваши сотрудники лютуют, пацанов чуть ли не спецназом берут, все офисы перерыли-переломали… Теперь ясно, почему.

– Такая история. Мне идти, по сути, некуда: никто не станет со мной разговаривать, тем более чем-то делиться.

– На меня думаешь? – Луганский проницательно улыбнулся – Что мой стрелок работал?

– Не знаю – капитан постарался выглядеть равнодушным, хотя вопрос царапнул – Но… нет, не думаю: смысла не вижу меня «исполнять». Ничего не нашел, не узнал…