Таковы были его памятные слова: я в точности передаю их. Быть может, в грядущие времена, когда наша цивилизация достигнет более высокого уровня – при условии, что нынешняя проблема решится, – эти слова будут полностью поняты и оценены поколением еще не родившихся, но намного более интеллектуальных плухх. Именно им я посвящаю эту речь Великого цивилизатора.

– Итак, – сказал он, повернувшись ко мне. – Ты знаешь, что такое стерео?

– Нет, не совсем. Лишь один из нас прежде общался с людьми, и мы мало знаем про их славные деяния. Наша Книга двоек почти не несет полезной информации и преимущественно посвящена описанию нзред-фанобрелем ваших первых шести исследователей, их корабля и роботов. Однако я полагаю, что стерео представляют собой важную составляющую промышленной цивилизации.

Он взмахнул бутылкой.

– Именно. Это основа основ. Возьми вашу литературу, музыку, живопись…

– Прошу меня извинить, – перебил я, – но мы еще не сумели достичь ни одной из этих вещей. Нам грозит так много…

– Это был поток сознания! – взревел он. – Не прерывай нить моих мыслей! Я разогреваюсь! Так на чем я остановился? Ах да, возьми вашу литературу, музыку, живопись – сам знаешь, чего с ними можно добиться. Стерео воплощают в себе все искусство, они в одной колоссальной сжатой упаковке демонстрируют массам всю волнительную историю человеческих амбиций. Они не заменяют искусство двадцать второго века – они и есть это искусство. А где ты был бы без искусства?

– Где? – спросил я, потому что, признаюсь, вопрос меня заинтриговал.

– Нигде! Вообще нигде. Ну, в глуши ты, может, и справился бы, но рано или поздно интеллект себя проявит. Ты бы играючи получил «Оскара», а потом продемонстрировал бы журналюгам, что тебя интересует не только прибыльная халтура.

Я сосредоточенно запоминал, решив отложить интерпретацию на потом. Быть может, в этом была моя ошибка, быть может, мне следовало задавать больше вопросов. Но все это казалось таким потрясающим, таким волнительным…

– Стерео далеко ушли от первых звуковых фильмов средневековья, – продолжил он. – Трехмерные изображения, которые затрагивают все пять чувств, даря великолепную панораму восприятия.

Помедлив, Хоган Шлестертреп продолжил с еще большей страстью:

– И разве не говорили, что «Шлестертреп продакшнс» занимает свою особую нишу, обладает своей особой чувственной техникой? Да, сэр! Для стерео нет высшей похвалы, чем сказать, что оно обладает настоящим Шлестертреповым душком. Шлестертрепов аромат – как я трудился, чтобы его добиться! И почти всегда преуспевал. Что ж, говорят, ты есть твое последнее стерео.

Последовало задумчивое молчание, и я воспользовался им, чтобы нерешительно щелкнуть маленьким щупальцем.

Эмиссар поднял глаза.

– Прости, дружок. Что нам нужно сделать, так это снять стерео о вашей жизни, ваших надеждах и душевных чаяниях. Нечто, что заставит их выпрямиться и насторожиться в своей Пеории. Нечто, что подарит вам, ребята, культуру.

– Она нам очень нужна. Особенно культура защиты от…

– Замечательно. Беру инициативу на себя. Пойми, сейчас я говорю что взбредет в голову, я никогда не принимаю решения, пока не пересплю с ним, чтобы старое доброе подсознание его пощипало. Теперь, раз ты понял техническую сторону производства стерео, мы можем заняться сюжетом. Всем подавай религию и политику, но если спросишь меня, нет ничего лучше старомодной любовной истории. Что ты можешь мне рассказать о вашей личной жизни?

– Ответить на этот вопрос нелегко, – медленно сказал я. – Обсуждая его с первыми исследователями, мы столкнулись с серьезнейшими сложностями в общении. Судя по всему, они сочли его запутанным.

– А! – Он презрительно махнул рукой. – Этим ученым кроликам повсюду мерещатся проблемы. Возьми бизнесмена – который одновременно художник, в первую очередь – художник, – и он сразу докопается до сути. Спрошу иначе: как вы называете два своих пола?

– В этом и заключается сложность. У нас нет двух полов.

– А, эти бес-что-то-там животные. Надо полагать, с конфликтами здесь не развернешься. Нет, сэр, только не с одним полом.

Я огорчился: он явно неправильно меня понял.

– Я имел в виду, что у нас больше двух полов.

– Больше двух? Хочешь сказать, как у пчел? Рабочие пчелы, трутни и матки? Но на самом деле их два. Рабочие пчелы…

– У нас, плухх, семь полов.

– Семь полов. Что ж, это несколько осложняет дело. Придется строить сюжет на… СЕМЬ ПОЛОВ?! – воскликнул он.

Он рухнул на стул и распластался по нему, уставившись на меня зрительными органами, которые, казалось, подрагивали, будто щупальца.

– Согласно порядку, установленному в Книге семерок, это сроб, мленб, ткан, гуур…

– Погоди, погоди, – скомандовал он. Вновь конъюгировал с бутылкой и велел роботу принести ему новую. Наконец вздохнул и сказал: – Почему, во имя всех возможных вариантов, вам понадобилось именно семь полов?

– Ну, раньше мы считали, что всем существам требуется не меньше семи полов. Однако после прибытия ваших исследователей мы изучили вопрос и обнаружили, что это верно даже не для всех животных с нашей планеты. Мой предок, нзред-фанобрель, имел много полезнейших бесед с биологами из экспедиции, и те снабдили его теоретическими знаниями, необходимыми, чтобы объяснить то, что мы раньше видели лишь на практике. Например, биологи решили, что мы эволюционировали в семиполый вид, чтобы стимулировать разнообразие.

– Разнообразие? Чтобы ваши дети были разными?

– Именно. Дело в том, что на Венере существует лишь одна жизненная форма, которую все прочие прожорливые жизненные формы едят с большим удовольствием, чем друг друга, и это плух. Чтобы полакомиться плухом, они являются с другого континента, со всех островов и морей Венеры, в разное время. Обнаружив плуха, обычно травоядное животное вступит в смертельную схватку с могучим хищником и, проигнорировав труп поверженного противника, займется плухом.

Наш цивилизатор смотрел на меня с неподдельным интересом.

– Почему? Что в вас такого, чего нет больше ни у кого?

– Мы точно не знаем. Возможно, наши тела обладают вкусом, в равной степени возбуждающим все венерианские нёба. Возможно, как в беседе с нзред-фанобрелем предположил один из биологов, наши ткани содержат вещество – витамин, – незаменимый в рационе всех жизненных форм нашей планеты. Но мы – маленькие, беззащитные создания, и вынуждены активно плодиться, чтобы выжить. И значительная часть нашего потомства должна отличаться от родителя, который дожил до стадии репродукции. Таким образом, имея семь родителей, проживших достаточно долго, чтобы размножиться, потомки наследуют лучшие качества, необходимые для выживания, а также в достаточной степени отличаются от каждого родителя, чтобы обеспечить непрерывное и быстрое улучшение расы плухх.

Согласное хмыканье.

– Похоже на правду. У однополых организмов – бесполых, как выражаются профессора-биологи – почти невозможно добиться отличий в потомстве. У двуполых разнообразие весьма велико. А с семью полами вариациям нет предела. Но неужели вам не удалось получить плуха, который не годится в пищу или, скажем, может дать отпор?

– Нет. Судя по всему, то, что делает нас вкусными, является неотъемлемым компонентом нашей физической структуры. И, согласно земным биологам, наша эволюция всегда была направлена на уклонение – за счет подвижности, защитной окраски или умения спрятаться, а потому не возникло ни одного агрессивного плуха. Мы не могли этого добиться – ведь у нас не один-два врага. Все, кто не является плухом, едят плухх. За исключением людей – могу я воспользоваться случаем и высказать нашу глубокую благодарность?

– Наши Книги чисел говорят, что время от времени плухх формировали сообщества и пытались вместе противостоять истреблению. Тщетно – они лишь исчезали группами, а не поодиночке. Нам никогда не хватало времени отточить рабочую систему защиты, изобрести столь великолепную вещь, как оружие – которым, насколько мы понимаем, обладают люди. Вот почему мы так обрадовались вашему приходу. Наконец…