Тект.

Известная всем и каждому звезда ойфнеша и блельги с южного континента, невеста Рабда пряталась в дальнем углу; всеми своими щупальцами, включая сто семьдесят шесть ясноглазых и покрытых слизью, она закрывала свое небольшое черное тело так, что те сплетались самыми причудливыми узлами, которые Мэншип когда-либо видел.

– О-о-о! – застонал ее разум. – Крм! Крм! Сейчас все закончится! Это ужасная, жестокая тварь! Я умру! Монстр подходит… подходит…

– Послушайте, женщина, вы мне вообще не интересны, – начал было Мэншип, прежде чем вспомнил, что все предыдущие попытки контактировать с флефнобами заканчивались плачевно, что уж говорить о бьющейся в истерике самке.

Он почувствовал, как затрясся корабль, когда его подцепили абордажные крючья. Что ж, снова мой выход, – подумал он. Через мгновение сюда высадится абордажная команда и ему придется превратить их в синеватый суп.

Очевидно, Тект спала на борту корабля, когда он отправился в путь. Она ждала возвращения Рабда, чтобы вместе начать спаривательный полет. Очевидно, она была довольно значимой фигурой, раз уж флефнобам пришлось бросить в погоню все свои резервы.

Его разум ощутил, как на корабль пробрался кто-то еще. Рабд. Насколько понял Мэншип, инопланетянин явился в одиночку, сжимая в щупальцах свой верный бластер и был настроен решительно – умереть в бою.

Что ж, именно этим все и закончится. Клайд Мэншип был достаточно деликатным человеком и его чувствительная натура противилась тому, чтобы дезинтегрировать жениха, готового отправится в свой медовый месяц. Но раз уж он никак не мог рассказать о своих миролюбивых намерениях, выбора попросту не оставалось.

– Тект! – Мягко телепатировал Рабд. – С тобой все в порядке?

– Убийство! – заорала Тект. – Помогите, помогите, помогите, помогите…

Ее мысли внезапно исчезли, она упала в обморок.

Зигзагообразное отверстие открылось и Рабд ворвался в кабину. В своем скафандре он выглядел, как несколько длинных воздушных шариков. Рабд бросил взгляд на распростертую на полу Тект, затем повернулся и навел свой завитушечный бластер на Мэншипа.

«Бедный парень, – думал Мэншип. – Бедный, глупый, недалекий идиот, строящий из себя героя. Через секунду от тебя останется лишь комок слизи».

Он ждал развязки.

Он был настолько уверен в себе, что совершенно не боялся.

И глаза его не излучали ничего, кроме снисходительной симпатии.

Поэтому Рабд, не сходя с места, убил из бластера уродливое, мерзкое, ужасное плоскоглазое существо. Поднял свою невесту любящими щупальцами. И отправился домой как герой-триумфатор.

Через два дня после Рождества 1954 года женщина, с которой я жил и на которой хотел жениться, приготовила для меня превосходный ужин с разнообразными острыми приправами. Два часа спустя меня увезли в больницу с кровоточащей язвой. У меня как писателя без трудового договора не было какого-либо медицинского полиса; пришлось полностью опорожнить мой и без того небольшой счет в банке, чтобы ко мне отнеслись чуть лучше, чем к бездомному, взятому с улицы.

Весть быстро разнеслась по сообществу писателей-фантастов Нью-Йорка, однако по какой-то причине всем рассказывали, что я поступил в больницу Сент-Винсента на регулярный осмотр. В результате научные фантасты приходили тем вечером в мою палату со всякими смешными подарками и солеными шуточками, лишь на месте узнавая о моем гораздо более серьезном состоянии. Например, пришли Гарри и Джоан Гаррисон, держа в руках по лилии, и с ужасом узнали, что доктора обсуждают вопрос, следует ли идти на опасное незамедлительное хирургическое вмешательство.

После совещания доктора решили отложить операцию, если за ночь кровотечение не усилится. Затем один за другим люди, толпившиеся вокруг моей кровати, стали расходиться, извиняясь за свое несерьезное появление. Последней, кто ушел, была та женщина, с которой я планировал провести остаток своей жизни. Она наклонилась ко мне, почти прижав к моему уху свой теплый влажный рот.

Сейчас я уже точно знаю: когда писатель вспоминает событие, произошедшее пятьдесят лет назад, нельзя ждать от него дословной передачи каждого эпизода. Поэтому я прошу читателей помнить две важных вещи. Первое – большую часть моей жизни на этой планете меня сопровождало и благословение, и проклятие – я помнил практически все, вплоть до мельчайших деталей. А второе – она так донесла до меня свою мысль, что ее слова глубоко врезались мне в память.

– Дорогой, – сказала она с невероятной теплотой и влажным придыханием в голосе. – Это правда, что у тебя совершенно не осталось денег?

– Еще бы! – ответил я ей. – Мой брат Морт полностью очистил мой банковский счет, чтобы меня приняли сюда. Я не знаю, как оплачивать съемное жилье в следующем месяце. Что уж говорить о счете хирурга, если вдруг они решатся на операцию.

– Так я и думала, – все еще тепло и влажно выдохнула она. – Теперь, любовь моя, внимательно послушай меня. Ты оказался на самом дне – физически, психологически и финансово. Мне здесь больше нечего ловить. Поэтому я ухожу. Прощай, дорогой.

Я наклонил голову и с трудом повернулся, чтобы посмотреть на нее.

– Эй, – сказал я, – ты, наверное, шутишь?

– Ах, не будь таким эгоистом, – сказала она, стоя у двери. – Попытайся взглянуть на все моими глазами. Прощай!

Затем она подняла правую руку и дважды мне помахала, закрыла за собой дверь и ушла.

Я сел в кровати. Я долго и упорно смотрел на закрытую дверь. Затем снял трубку и позвонил Горацию Голду, редактору «Гэлэкси» (Galaxy). (Гораций страдал агорафобией и редактировал журнал прямо в своей квартире, располагавшейся в Питер-Купер-Виллидж.)

Гораций уже слышал, что со мной произошло.

– Послушай, – сказал он, – все говорят, что у тебя трудности и совершенно нет денег. Завтра я выпишу чек на пятьсот долларов. Можешь попросить кого-нибудь забрать этот чек около одиннадцати утра. Я только хочу… Я хочу, чтобы ты написал короткую новеллу на десять тысяч слов, которая должна быть очень и очень смешной. Хорошо?

– Спасибо, Гораций, – ответил я. – Так я и сделаю. Если выживу.

– Конечно, – согласился он. – Если выживешь. Но не забудь. Повесть должна быть очень и очень смешной.

Я повесил трубку, проглотил огромную пилюлю и взял в руки планшет с бумагой, который мой брат Мортон и его жена Шила принесли и положили на прикроватный столик. О чем же писать? Я знал, что журнал «Гэлэкси» был любим ценителями фантастики за то, что не публиковал дешевку, как другие издания, обложки которых пестрели пучеглазыми монстрами, а внутри были рассказы об ужасных тварях, сочащихся слизью. Кроме того, мне в то время очень нравились два ранних рассказа Алфреда Ван Вогта[10]. «Черный разрушитель» и «Этюд в алых тонах». В моей голове вертелась мысль о легкой незлобной пародии на социологический образ инопланетян, которые присутствовали в обоих рассказах.

Пришла медсестра, измерила температуру, сказала, чтобы я отдыхал, пожелала спокойной ночи и ушла.

Я взял в руки карандаш. Моля Бога, чтобы не началось кровотечение, я начал писать от руки то, что стало затем «Плоскоглазым монстром». «Ну ладно, – думал я, когда писал, – что же именно покажется Горацию очень и очень смешным»?

Написано в 1954 году, опубликовано в 1955-м

10 ноября 2039 года…

Отчет Верховному командованию Земли № 18‐673 за 24 часа на 09.00 понедельника по столичному времени: