«Бриллианты блеснули в последний раз. Объявится ли ещё драгоценная брошь? Изменит ли чью судьбу?». Настя закрыла журнал «Мир приключений» за 1914 год. Библиотека, в которой работала Настя, владела богатым книжным и журнальным собранием, любовно хранимым и обновляемым сотрудницами-подвижницами – как ещё можно назвать людей, умудряющихся жить на пятнадцать тысяч в месяц? – во главе с директором Надеждой Андреевной Зайцевой. Особой гордостью последней был читальный зал, где размещались экземпляры практически любого массового печатного издания двадцатого века. Правда, посетителей в библиотеку приходило немного, в основном заглядывали пенсионеры за мемуарной литературой или книгами, будившими воспоминания о молодости, или школьники – в поисках материалов для рефератов и сочинений. Иногда забредали студенты расположенного по соседству гуманитарного вуза – выписать что-то из уникальных газет и журналов, воспользоваться электронной базой, а то и взять какую-нибудь редкость для интеллектуального чтения. Вот в читальном зале в период затишья Настя, любившая, как она говорила, «покопаться в литературе в поисках пищи для ума», и наткнулась на этот «Мир приключений». Журнал почему-то не стоял в общем ряду, а лежал поверх других, будто кто-то рывшийся на полке вынул его и забыл вернуть на место. Когда Настя взяла его, чтобы навести порядок, он вдруг выскользнул у неё из рук и раскрылся на странице с рассказом какого-то Тайновского о мистической броши. Настя начала читать и уже не могла остановиться, пока не дошла до последней фразы. И почему-то она приняла эту, на первый взгляд, банальную выдумку близко к сердцу.

Ну что такого выдающегося в очередной истории про «неразменный рубль», всегда возвращающийся к своему хозяину? Замени слово, и брошь – тот же рубль только дороже, красивее и вреднее, что ли, по способности вносить коррективы в судьбы своих владельцев. Фабула не блистала новизной: в какие-то стародавние времена некий уральский мастер получил заказ на изготовление «дамского украшения по своему усмотрению» в подарок кому-то-там княжеского рода из самого Петербурга. Дама, по слухам, мучилась, как теперь сказали бы, депрессией, и поэтому создал он ювелирный шедевр в виде рубиновой броши с бриллиантами. Рубин должен был укрепить здоровье и женскую красоту названной дамы, а бриллианты прибавить ей силы, ну и послужить символом её власти. Но дама подарок отвергла – цвет не её, форма кривая, размер велик, даритель не мил, заказчик затребовал деньги назад, да ещё и нос мастеру в сердцах разбил. Правда, брошь вернул. Удар был настолько силён, что помимо крови из носа, у мастера ещё и слезы из глаз брызнули, и попало всё это на его изделие: кровь – на рубин, а слёзы – на бриллианты. В этот момент что-то сверкнуло – может на миг отразился в золоте солнечный свет, а может искры из глаз умельца. Лицо его было залито кровью и слезами, и он не понял, что это было, только почувствовал, как на мгновение камни будто стали тяжелее и потеплели, но тут же всё прошло. Вскоре он всё-таки пристроил брошь кому-то-там из другого княжеского рода, и отправилась она в Петербург, где на время исчезла из вида. Дальнейшая история показала, что сверкание было неспроста, и нечто наделило украшение волшебными свойствами. Сначала у владельцев складывалась счастливая, безбедная жизнь, но вдруг всё менялось, очередная дама, пытаясь продать камни, попадала в неприятную историю, лишалась их насильственным путём, а спустя десятилетия или чуть меньше они возвращались уже следующему поколению семьи упомянутой дамы. Избавиться от проклятого наследства можно было, только подарив его кому-нибудь в знак благодарности или в уплату долга.

И вот какая ерунда пришла Насте в голову: она должна увидеть это украшение. С чего вдруг она решила, что драгоценность существует на самом деле и непременно в Петербурге, она объяснить не могла. Но было что-то раньше в жизни Насти, какое-то едва уловимое воспоминание то ли её, то ли чьё-то ещё. И убеждённость была настолько твёрдой, и так ясно представлялась ей брошь – красный овальный камень в оправе белого золота в виде веточки с листом, усыпанной посверкивающими маленькими гранёными камушками – что Настя решила, во что бы то ни стало, найти её. Зачем – не ясно, но обязательно.

И как, скажите на милость, можно обнаружить то, чего в природе никогда не бывало? В каких архивах искать плоды писательской фантазии? Настя себе эти вопросы задавать не стала. Всё – правда, всё было на самом деле и точка. Начать она решила с исторического архива, где, может быть, и найдутся хоть какие-то документы, связанные с уральскими мастерами и богатыми заказчиками. Не так уж и много было в своё время и тех, и других, тем более, что в рассказе упоминались достоверные, как думала девушка, имена и фамилии. Итак, поменявшись с коллегой сменами, она высвободила себе целый рабочий день и отправилась на поиски неизвестно чего.

Тёплой июньской ночью 1912 года Сашенька Карновский стоял, прижавшись к стене в полутёмной прихожей рядом с приоткрытой дверью гостиной, стараясь дышать тихо-тихо или совсем не дышать. Ему было и любопытно, и страшно, и стыдно от того, что он нарушил указание не выходить из своей комнаты и спать, да ещё подслушивает чужой разговор. Ну в самом деле, как можно спать, когда ночь такая светлая, а разговор, вернее рассказ кого-то из взрослых такой притягательно-пугающий и одновременно дающий смутное чувство необъяснимой причастности к звучащей истории. Но как это может быть? Ведь ему всего семь лет (хотя он-то иногда думал, что не «всего», а «уже»), и с ним ничего стоящего ещё и произойти-то не могло. Разве что скоро пойдёт в гимназию. Или вот подложил кнопку на стул гувернантке, противной толстой тётке Анне Петровне. На самом деле тётка была не такой уж противной, а просто строгой и принципиальной, и Сашу любила. Но он по малости лет и отсутствию жизненного опыта принимал эти качества за злость и глупость, и кнопка казалась ему достойной местью за предъявляемые требования быть послушным, хорошо учиться и есть, что дают.

А ещё третьего дня случилось вот что. Во время прогулки Саша увидел одичавшую бездомную собаку, которая мчалась по бульвару с мёртвой вороной в зубах, а над ней кружило, то взлетая, то нападая, ещё пять ворон, старавшихся либо отобрать добычу, либо отомстить за смерть подруги. Это было самое страшное воспоминание, и оно почему-то возникло в голове у Саши именно сегодня ночью и выгнало его из постели в поисках защиты. А вместо этого он оказался нечаянным свидетелем чтения жутковатого рассказа про какую-то княжну, про какую-то брошь из драгоценных камней. И вот он стоял теперь, дрожа от страха, но уйти не мог, и ему казалось, что эта брошь точно появится в его жизни и сыграет в ней свою, пока не очень ясную, роль.

В гостиной же в это время ничего мистического не происходило. Просто каждый четверг в пятикомнатной квартире большого дома у пяти углов на Загородном проспекте собиралась компания молодых амбициозных представителей творческой когорты петербургского общества. Хозяин квартиры, тридцатишестилетний успешный архитектор, Сашенькин отец Михаил Александрович Карновский, принимал у себя литераторов, художников, артистов и музыкантов, организуя тематические вечера, во время которых каждый мог явить миру свой талант. Кружок состоял в основном из одних и тех же людей, но иногда появлялись и случайные разовые посетители, которые либо становились частью компании, либо покидали её в поисках более приемлемых для самореализации мест или более отзывчивых слушателей. Одним из таких случайных гостей и был сегодня господин Тайновский, читавший сейчас свой рассказ глубоким, обволакивающим голосом. Позднее никто не мог вспомнить, кто его привёл, и куда он потом подевался, но сейчас все слушали его, будто в предчувствии скорых и неприятных перемен.

По мере приближения к концу повествования Сашенька всё больше прижимался к стене всем телом, теребя во влажных ладошках края пижамной курточки. Вдруг в конце коридора что-то негромко стукнуло, шевельнулась занавеска на не плотно прикрытом окне, и за ней промелькнула какая-то тень. Ладошки Сашеньки взмокли ещё больше, ядовито-ледяная стрела вонзилась в позвоночник, желудок подпрыгнул, и на последних словах господина Тайновского: «Бриллианты блеснули в последний раз. Объявится ли ещё драгоценная брошь? Изменит ли чью судьбу?» испуганный ребёнок с криком «МАМА!» влетел в комнату. Все замерли, а он, не обращая внимания на удивлённых взрослых, заливаясь слезами и бормоча: «Мамочка, я буду слушаться, я буду учиться, я буду есть, только не отдавай меня воронам», бросился к матери на колени.