— Ты нервничаешь, Тайлер? — спросил доктор.

— Типа того, — признал Тайлер. Обслуживающий бот проверял координацию Джоша. Джош молча выполнял задания.

— Почему? Ты знаешь, что можешь доверять мне. Я просто хочу помочь.

— Я просто нервничаю, находясь рядом с людьми.

— Знаю. Именно поэтому ты здесь. Ты хочешь обсудить что-нибудь ещё?

— Нет.

Доктор Миллер протянул ему планшет.

— Это тест по ментальному здоровью. Отвечай на вопросы настолько правдиво, насколько можешь.

***

Вернуться домой было настоящим облегчением. Они вместе рухнули на диван, стукаясь конечностями. Тайлер уставился в потолок.

— Это было ужасно, — сказал Джош.

— Он хороший, но пугающий.

— Он уже давно там работает. Я помню его с пятьдесят пятого года.

— Так долго?

— Он старый.

— Ну конечно. Он всегда был таким же устрашающим?

— Да. И я мне всегда приходилось вести себя так строго там. По началу я был так запрограммирован, а потом просто не хотел, чтобы они узнали, что во мне что-то изменилось. Лучше для них, если они будут думать, что я просто машина. Больничный персонал относится к нам строже, чем весь остальной мир.

— Кроме Дженны.

— Она уволилась, она не считается.

— Ну ладно. И всё же, мне так жаль, что тебе пришлось понервничать там.

— Спасибо, Тайлер. Что для тебя — нервничать?

— Что?

— Я знаю, как это ощущается для меня — нервничать. Я просто хочу узнать, чувствуешь ли ты то же самое, когда тебе страшно.

Глаза Джоша горели ярко и испытующе. Он, как и всегда, был искренним.

— Ну, э-э, что чувствуешь ты?

— Это как чувство невыполненной задачи, — сказал Джош, и Тайлер попытался перевести это на человеческий язык. — Я начинаю продумывать, как уйти из этой ситуации.

В этом был смысл.

— Ты когда-нибудь чувствовал, что ты в опасности? — спросил Тайлер.

— Не совсем. Мой протокол по самозащите начинает работать, только когда я получаю физическое повреждение. Это другое.

— Хах. Ну, для людей, это касается всего тела. Типа как твоя самозащита, только проявляется каждый раз, потому что наш мозг почти не видит разницы, злятся ли на тебя или пытаются убить.

— Забавно. Кто-нибудь пытался исправить это?

— Людей нельзя исправить, Джош. У нас есть медицина, генная терапия и всё такое, но все подобные болезни появляются комлексом. Типа как твоя базовая программа. Ты же не можешь изменить код, благодаря которому ты можешь ходить, так ведь? Я думал, ты знаешь это.

— Я не знал. Спасибо, что сказал мне.

— Да без проблем. Эй, а не хочешь посмотреть фильм? Сегодня воскресенье, и в восемь всегда показывают старые фильмы.

— Конечно, только если мне больше ничего не нужно делать.

— Ничего. Ты помогал мне убираться вчера, помнишь?

Джош вытянулся и отвернулся к экрану телевизора, когда Тайлер, добравшись до пульта, включил его. Благодаря фильмам всегда можно было отвлечься от остального мира.

Он надеялся, что, что бы ни показали по телевизору, оно будет достаточно увлекательным, чтобы Джош не думал о своих прошлых жизнях, а Тайлер — о визите к доктору.

Тайлер надел солнечные очки. После захода солнца яркость экрана менялась автоматически, и изменить её не было возможности.

— Слишком ярко? — спросил Джош.

— Ага.

Шёл мюзил двадцатого века. Он назывался «Продавец музыки». Профессор Гарольд Хилл, мошенник, продававший музыкальные инструменты будущему марширующему оркестру, в конце концов влюбился в библиотекаря города Ривер-Сити, Мэриэн Пероо. Весь город пел, и Тайлер мог видеть инструменты всех разновидностей. Больше всего он завидовал пианино Мэриэн. У неё было настоящее пианино, сделанное из блестящей древесины, играющее в мягких тонах. В своих мечтах он представлял, как играет на нём, и почти чувствовал исходящие от него вибрации.

Джош повернулся к нему, когда началась реклама.

— Можно я лягу на тебя, Тайлер? — спросил он.

— Ага.

К середине фильма Джош был уже практически на Тайлере. Под его весом и теплом Тайлеру было комфортно. Он чувствовал, как опускается и поднимается его грудь над его собственной. Его волосы щекотили ему шею.

На экране Гарольд и Мэриэн наконец-то, наконец-то, спустя почти час хождений туда-сюда, поцеловались.

— Ну, это было достаточно долго, — сказал Джош.

— Слишком долго.

— Это вообще приятно? — спросил Джош.

— Что приятно?

Джош указал на экран и сказал:

— Поцелуи.

— Думаю, да, — ответил Тайлер. — В противном случае, люди бы этого не делали, да?

Странно было, что Джош спросил. Ещё страннее было то, что Тайлер не знал ответа. Тайлеру показалось, что под Джошем было уже не так удобно. Он решил не обращать внимание на эти мысли, вместо этого сосредоточившись на фильме, который на самом деле был очень-очень интересным. Мюзиклы уже не снимали в 22 веке, и эти реликвии были всем, что осталось у Тайлера от более мелодичного мира.

Фильм закончился спустя некоторое время. Гарольд Хилл решил покончить со своей карьерой мошенника и остался с Мэриэн в Ривер-Сити, возглавив марширующий оркестр, как и обещал. Они поднялись, Тайлер потянулся и захрустел суставами. Джошу не было нужды потягиваться. Он никогда не испытывал судорог, и у него никогда не затекали ноги, чему Тайлер завидовал и чему был благодарен, потому что мог использовать его как подушку без всяких возражений.

— Ух, который час? — спросил он.

— Десять часов, — ответил Джош. — Нам нужно идти спать. Это был хороший фильм.

— Хороший, — сказал Тайлер по пути в ванную комнату. — Особенно та часть, когда этот парень осознает, что больше не хочет быть мошенником.

— Мне больше нравится конец. С марширующим оркестром.

Купаясь, Тайлер мог слышать, как Джош бормочет «Семьдесят шесть тромбонов». Улыбаясь, он подпел ему из душа. Джош замолчал, прислушиваясь. Теперь, когда Джош жил с ним, ему было страшно петь в душе, но сейчас это казалось нормальным. Он не практиковался последний месяц, но пел ещё сносно.

Когда Тайлер открыл дверь, Джош стоял прямо за ней. От удивления он почти выронил полотенце, которое обернул вокруг пояса.

— Чувак, — сказал он. — Почему ты всегда оказываешься прямо за дверью?

— Прости. Я просто слушал, как ты поешь.

— Спасибо. Я могу продолжить, если хочешь. Просто дай мне переодеться.

Он переоделся и сел на кровати, мокрой ногой постукивая по полу. Джош сидел за пианино, смотря на него в ожидании. Тайлер думал о той песне, которую услышал в мюзикле.

«Лида Роуз, я снова дома, Роуз,

Чтобы солнце снова воссияло в небе.

Лида Роуз, я снова дома, Роуз,

Почти тысяча смущенных поцелуев.

Динь, дон, динь.

Я слышу звон колокола.

Динь, дон, динь.

Я сделаю предложение».

Он начал тихо, боясь, что его соседи услышат его и возмутятся, но вскоре он понял, что ему всё равно. Джош слушал завороженно и выглядел так же, как тогда, когда увидел город (Тайлер был рад: Джош уже долгое время не был таким изумленным).

«Лида Роуз, я снова дома, Роуз,

Ты не зовешь меня милым.

Лида Роуз, теперь каждый знает,

Что я надеюсь, ты всё та же,

Тебе моя некрасивая песня о любви,

Лида Роуз, будешь ли ты моей,

Лида Роуз, о Лида Роуз, о Лида Роуз».

Они придвигались друг к другу всё ближе во время песни, чтобы Джошу было лучше слышно, а Тайлер мог петь чище. Теперь, когда он закончил, оказалось, что между ними не было и фута. Тайлер видел, как расширялись и сужались его зрачки, фокусируясь на нем. У него были очень чистые глаза, зато в радужную оболочку его создатели вложили много деталей. Он отвлекся.

— Мне нравится, как ты поешь, Тайлер. Я имею в виду, это красиво, — сказал Джош.

— В каком смысле? — пошутил Тайлер.*

— В обоих.

Искренность его ответа зашевелила что-то в животе Тайлера. Он отпрянул, вздохнув.

— Спасибо, Джош.

Джош отодвинулся и поднялся.