Я стоял у «Райка» и не знал, что делать. Я продолжал массировать кнопки телефона, пытаясь достучаться. «Как это может называться?» Лень подойти. Ах, этот тот… подождет. Ох, не хочу слушать его бредни. Я не слышала, была в душе. Да мало ли, где я была». Проехала потная тетка на самокате – каждое движение она делала с трудом. Зачем нужен самокат, если делает жизнь труднее. Зачем телефон, если на него не отвечать. Бросив телефон во внутренний карман пиджака, я вошел в кафе, едва не опрокинув стойку с визитками и анонсами городских неформатных мероприятий. Желто-ядовитый цвет внутреннего убранства сейчас подчеркнул мое внутреннее состояние неопределенности Я сел за столик в углу, заказал пиво и луковых колечек.

Почему она так со мной? Еще недавно мы были очень дружны. Ходили на теннис в Нескучный сад, пили водку в кафе-студии Артемия Лебедева, кричали в спальных районах Котельников, как мы «любим» всех, бродили до полуночи, обсуждая ее двухголового парня из интеллигентных кругов.

– Ты странный.

– Нет.

– Странный!

– Не-а.

– Если я говорю, что ты странный, значит, ты странный и вообще всем странным людям, кажется, что они нормальны.

– Я нормален.

– У нормальных все по-другому. Они сейчас не здесь и не этим занимаются.

– Где? Чем занимаются?

– Не этим.

– Чем же?

– В кино сидят. Или книгу покупают. Комиксы рисуют. Суп вторую тарелку наливают. Они занимаются нормальными делами.

– Я тоже в кино бываю. И книги едва ли не каждый месяц покупаю. С чего ты решила, что я вторую тарелку супа не захочу?

– В кино ты пропускаешь половину фильма, разглядывая соседа, Книги у тебя тоже не на русском. Скажи мне, кто читает пособие по ловле рыбы, если ты и не собираешься этим заниматься. Суп ты, конечно, захочешь, только накрошишь туда хлеба и сметаны три столовых ложки…

Она любила меня анализировать. Я ненавидел, когда меня распекали перед классом или однажды в Синтоне – на горячем стуле. «Он как растение, которому всегда нужно солнце», «С ним невозможно разговаривать. Он оправдывается». «Он странный, только не как все».

– Сколько тебе?

– За тридцать.

– Почему когда тебе 32, 33, 34, 39, вы все говорите, что вам за тридцать?

– Хорошо, мне еще нет сорока.

Мы были не похожи, но разве должны быть похожи друзья? Есть же что-то одно, что нас собирает в этом месте, заставляет нажимать на требовательное «позвонить» на трубке. Умение слушать или говорить захлебываясь от слюны. Желание не есть одному или вспомнить школу, не прибегая к альбомам и звонку родителям. Есть же вещи, которые как со шведского стола, хоть что-то из всего ассортимента подходит нам обоим. Непременно. Одно кафе, одни темы, хотя нет, в этом у нас полная противоположность… тогда… да ладно, и если даже только кафе объединяет, разве этого мало? Кафе – это целая вселенная для нас. Там мы точно можем забыть или вспомнить. Или еще что-то про кого-то. Про себя, конечно. Мне уже много, позади детство, розовые мысли и желание ходить распахнутым при 30 ниже нуля. Мы как все, и в то же время другие. Как пары, что говорят одновременно, спешащие к метро, летящие по бульвару или думающие, что только им трудно дышать этим воздухом. Мы герои из «Посвящается Стеле», где умирающая девушка ходит хвостом за неудачным художником. Он алкоголик или просто не талант, но факт, что его жизнь бродячая и завтра он не знает, где будет ночевать и на что купить хлеб. Да, я будто умираю, а ты только начинаешь жить. И я тянусь, а ты почему-то тоже. Мы герои из «Назад в будущее». Я путешественник во времени, а она спрашивает «Ты в порядке?», когда я, пережив все три части, наконец, обнимаю ее. Мы герои из «Стартрека», «Побега», «Города грехов»… Мы все и в то же время в корне отличные от того, что нам навязывает зрение.

Я не знал, где она жила. Точнее, знал станцию метро. Марьино. Но где там? Дом, квартира… Был еще один чувак в Выхино, где я как-то был, и он точно мог мне хоть как-то помочь с адресом, но зачем переться в такую даль, когда есть Ксюша?

Ксения работала в ИЖЛТ в библиотеке. Познакомились случайно. Я обратил внимание, что у «Художественного» стоит девушка в вязанном кардигане и зябнет. Я предложил ей куртку, и она, конечно, отказалась (навязчивый незнакомец, чего-то хочет, ну его). Тогда я предложил ей зайти в «Кофеин», но она снова отказалась, ссылаясь на то, что кого-то ждет (в кафе с этой липучкой – побежала). Я смирился с тем, что тот, кого она ждет, сможет дать ей все, что у меня не вышло – тепло, кофе, еще что-то, но этот теплоход все не приходил. Я продолжал стоять, у меня было время, но весенняя погода была не ахти (мокрый снег, лужи, ветер, пронизывающий до косточек) и дрожь передалась в ноги, и движения стали чаще, и я снова не выдержал и подошел. Она согласилась на кофе, хоть и заказала себе горячий шоколад. Я взял какао и целую гору мини-круасанов, как помню. Не помню, сколько прошло времени, чашки пустели, горы таяли, человек передо мной обрастал все новыми подробностями – закончила институт, работала журналистом, получила литературную премию, на эти деньги пожила в Европе и привезла оттуда мужа, от которого родила чадо с редким даром видеть будущее, и наконец осела в родных стенах, где когда-то слушала лекции парня, по которому сохла Настя Ф.

Перешел на Никитский бульвар, дошел до быстрого перехода, перебежал к «Жан-Жаку», обошел вечную стройку, выбрал направление на дом с граффити парня, в корне имеющего то ли «маяк», то ли «чрезмерное я», и через минуты две уже открывал дверь для низкорослых.

В последний раз я приходил сюда на выставку Флаг. Она совершила поездку по подмосковным храмам, сфотографировала церковь с погнутым крестовьем, идущих в храм, летающих ворон над луковками. Декан не был против этой социальной вывески. Тема бога, все дела. Целый год висели эти фотографии, я дважды был здесь, отметив для себя поток идущих в Софринский храм – черно-белые, размазанные (мыльница!), словно покрытые грязью, как животные, как часть дороги, тем не менее люди. Социальное заменили детские рисунки на семейную тему. Среди них выделялся «Мой друг» – мальчик с зелеными волосами и широченной улыбкой.

Ксюша не ожидала меня увидеть.

– Ты? Не может этого быть. Зачем ты здесь?

Что делать – она привыкла сперва договариваться по телефону. Будь то вопрос-консультация «А стоит ли пытаться?!.» до признания совсем не телефонного характера. Вы помните, что мне пришлось пережить, чтобы сесть за один стол с ней. На большее я, конечно, не претендовал, но почему-то подумал: вот она съездила в Европу за мужем, а что сделал он, чтобы завоевать ее руку и горячее сердце. Стоял под снегом и дождем? Напоил ее самым вкусным шоколадом.

– Ты давно видела Настю?

– Позавчера с ней разговаривала. Как она? – опередила она меня. – Ничего, живет, стажируется в «Комсомольце». Говорит, что это куда проще, чем вставать по утрам и озираться: «А чего это ничего не происходит?»

На нее это похоже. Вот как она теперь… в газете. Прощай, кризис. Теперь, понятно, миновал кризис, и я на свалку. Об этом я не сказал, но Ксения понимала, зачем я здесь и дала мне возможность просто понимать непонятное.

– У нее другая жизнь. Ты же ее знаешь. Она как будто шкуру поменяла. Одела новую и ходит сейчас в ней, привыкает. А ту, что было до этого, скинула. Ты думаешь только тебе такая «радость» общения достается? Меня, конечно, она в игнор не определила, но мы-то с ней столько лет, я ее в стольких шкурах повидала, даже сама для нее несколько шила.

Эта метафора со шкурами мне не очень понравилась – она все больше погружала Настю в сундук, который на дереве, а дерево… ну вы понимаете.

– Человек по своей сути хамелеон. Если он конечно не в джунглях живет. В городе приходится надевать маски, говорить на разных языках, подстраиваться под ситуацию. Он не может все время ходит в одной и той же леопардовой шкуре – если на улице ничего, то в театре, будь добра, сними, на концерте «Зеппелинов» шико, в собор Петра и Павла просто не пустят.