А от Ершова ушла девушка. Девушку – первую красавицу операторского факультета, ему сосватала Маша, поэтому она была призвана на реабилитацию. Я, в свою очередь, была призвана как боевой товарищ – Ершов моего того самого первого фильма был оператор. Ершов, похоже, не подозревал, что у нас, бывших подруг, напряжённые отношения. Или, что свойственно мужчинам, не вникал. Теперь вот мы пили втроём коньяк у Ершова на кухне. Шутили. Под конец бутылки Ершов объявил: «Я срочно должен заняться сексом с другой женщиной, чтобы понять, что Она была лучше!»

Разумеется, ни об одной из нас речи идти не могло, и мы ясно дали это понять. Зашла речь о проститутке. Маша оживилась. Затевалось приключение, и Маша собиралась всё организовать – она хорошо знала здешнюю дорогу, часто ездила по ней автостопом. Это была известная на весь город «точка».

Мы вышли в ночь, весёлые и пьяные. Я даже не подозревала, что ребята говорят серьёзно, и, конечно, думала, что всё это шутка, мы подурачимся и пойдём в магазин за добавкой.

Всех хорошеньких ночных бабочек разобрали, Ершов выбирал среди жалких остатков – мы шли и шли, проходили километры – он оказался привередлив. Наконец-то его устроила некая потрёпанная блондинка крепкого телосложения. Денег было только на оральные ласки. Оказалось, такую услугу оказывают только в машине, неподалёку от сутенёра. Но Ершов упёрся – хочу дома. С точки зрения проститутского бизнеса это небезопасная ситуация, так что идти навстречу никто не хотел. Маша решила взять ситуацию в свои руки и со словами «я умею договариваться с людьми» ушла с сутенёром в кусты. В этот момент я вдруг поняла, что всё это не шутка, страшно испугалась и начала отговаривать Ершова от этой затеи. Но меня уже никто не слушал.

Маша победила путём деловых переговоров, и мы пошли домой с проституткой Катей, сопровождаемой своей коллегой по работе. Коллега осталась на лестничной клетке, сторожить Катю – как бы с ней чего не случилось. Наверное, в квартире могла быть рота солдат-садистов, но там были всего лишь мы – трое беспечных детей восемнадцати лет.

С этого момента я с большим трудом воспринимала происходящее, в моей голове оно не укладывалось. Метро закрыто, денег на такси нет, бежать некуда.

Ершов потребовал, чтобы мы с Машей присутствовали при великом событии, он капризничал и говорил: «Без вас я боюсь». Поскольку игра была в разгаре, время проститутки пошло, переключаться на серьёзный режим уже было сложно. Маше, похоже, тоже уже стало не смешно.

Мы стояли на балконе с сигаретами и расспрашивали Катю о её житье-бытье, стараясь растянуть время. Катя, привыкшая болтать с клиентами, ведь наши русские люди любят напиться и снять даму полусвета для разговора по душам, рассказала трагическую историю о своём молодом человеке, который «не знает». Для него Катя – работница ночного ларька. Однажды они с Катей ехали на его машине «девятке» по той самой трассе, где она работает. И молодой человек решил остановиться – купить сигарет. Катя умоляла его – не надо, только не здесь! Но он всё равно остановил автомобиль. Тут же из кустов высыпали Катины подружки и давай с ней здороваться – типа привет, Катя, а чего не в свою смену?

Некурящий Ершов пришёл на балкон и начал возмущаться, что время уходит, и он нас запарился ждать. Мы с Машей нервничали. Давайте, вы идите в комнату, а мы сейчас придём. Остались вдвоём. Ну как дела? Решили мы узнать друг у друга. Как она, жизнь? А на самом деле?

Тут снова Ершов – ну что там, мы без вас не начинаем! Ладно, куда деваться. Назвался груздем, полезай в кузов. Я пошла первая.

Сидим мы в углу в кресле, прямо вдвоём, друг к другу прижались. В другом конце комнаты большая кровать, верхний свет погашен, светит ночник в углу. Проститутка села на Ершова верхом и сняла майку и лифчик. «Профессионал!» – подумала я. Грудь показывает. Мы с Машей в ужасе отвернулись лицом друг к другу.

Маша вдруг говорит: «Я так по тебе соскучилась!» Я тоже сразу – прости меня, Маша, туда-сюда. Давай друг другу рассказывать, как мы друг друга любим, как нам тяжело было врозь. Что у кого за это время случилось. И обе в слёзы! Натурально – катарсис. Сидим, обнимаемся, друг друга в щёки целуем.

Ершов там: «Девчонки, вы чего там? Присоединяйтесь к нам!» Мы в ответ: «Сейчас-сейчас». Тогда он придумал: «Маша, говорит, иди сделай потише музыку!» Заставил Машу профланировать мимо кровати, где происходил весь блуд, туда и обратно.

Наконец, всё закончилось. Катя надела майку и побежала в туалет. К нам, зарёванным, подошёл полуголый Ершов. «Ну как вы, – спрашивает, – понравилось?» «Ты мне душу отравил», – ответила я и вышла из комнаты.

Я заперлась в другой комнате и впустила только Машу. Мы спали на одной кровати. Вообще молча. Я только сказала, что у меня с Ершовым должны быть досъёмки и что теперь делать. Всю ночь я бегала в туалет, потому что меня рвало.

Досъёмки прошли нормально, правда, на другом этапе Ершов меня подвёл, отказался делать пробу печати при изготовлении кинокопии – кажется, ему было не до того или он на что-то обиделся. Другие операторы и рады были бы помочь, да это должен был делать тот, кто снимал, этика им не позволяла. Так и ходила я месяц ни с чем. Помогла бывшая девушка Ершова, та самая, которая была лучше. На её просьбу он почему-то среагировал.

С Машей же мы так и не общались.

Солнце не помогало. Врач обещал: если я буду загорать и плавать, эти ужасные шелушащиеся пятна под грудью пройдут. Ну и что? Я уже три дня лежала до обеда у Голубой Лагуны, выставляя на всеобщее обозрение свой позор.

Между прочим рядом часто оказывались девочки из Москвы, которые ни много ни мало были здесь, в Дахабе, дауншифтерами. Я про себя называла их кумушками. Кумушки красили свои длинные ногти цветным блестящим лаком и курили сигареты. К середине дня они как раз выползали на воздух, щуря заспанные глаза. Ночь проходила у кумушек в компьютерных играх. На пляже они даже не снимали куртки, зимой в Синайской пустыне ветрено. Разумеется, с таким содержанием жизни сплетни были для них животворящей водой. А тут я – знакомая из Москвы, из одной с ними тусовки, высокомерная и красивая, и вот, пожалуйста, проблемы с кожей. Теперь об этом узнают все. Но я не пряталась. Трус я или нет?

Врач обманул, и, похоже, вся эта смелость ни к чему не вела. Плавая в Красном море, я просила воду очистить меня, к тому же я решила войти в голод.

К моему лежаку подошёл довольно красивый молодой араб и пригласил меня на свидание. Я обалдела. Он что, не видит, что с моим животом? Похоже, ему было решительно всё равно. Я даже не поняла, откуда он здесь взялся, видимо, проходил по дороге у пляжа, увидел меня и подошёл. Его лицо показалось мне знакомым. Поймав пристальные взгляды кумушек, я возликовала. Один-ноль в мою пользу. Я вежливо отказала парню. Наверное, застеснялась. Но предложение меня взбодрило. Я смотрела вслед долговязому, он обернулся и засветил вспышкой зубов.

Вы будете смеяться, но женщин всего мира всегда интересует частная жизнь: ценность на рынке невест, счастье в браке, товарный вид, но уж никак не карьера и не достижения в науке и искусстве. Такие вещи остаются для каждой женщины глубоко личными. Занимайся чем тебе нравится, но условных кумушек всегда будет волновать, как ты выглядишь и как обстоят дела в твоей постели: не плачешь ли ты в подушку.

Мне было впору плакать в подушку, у меня не было ни мужа, ни детей, ни даже хотя бы бойфренда. Я занималась кинематографической карьерой, работая на двух-трёх заказных фильмах одновременно то режиссёром, то монтажёром, о творчестве речь так и не шла, деньги я тратила на периодические путешествия, дико уставала и, очевидно, подорвала здоровье.

В этот маленький дайверский посёлок я приехала на неделю уже после визита в Каир. Я представляла свой короткометражный фильм на небольшом фестивале, который какие-то англичане решили организовать на берегах Нила. По сути, я хотела отдохнуть от сидения в четырёх стенах московской монтажки в окружении большого количества мониторов и аппаратуры. Моя бледная кожа пошла пятнами без солнца, в ушах жужжало, продюсер и режиссёр измотали мои нервы интригами и дурной организацией, кажется, я уже даже была уволена.