Аморелия Ревенбрандт, получив на руки столь ценную цацку, множить сущности без нужды не стала. А попросту забаррикадировалась в собственном особняке – сама никуда не выходила и посторонних не принимала. Исключение было сделано лишь для членов семьи и для самых доверенных служащих, вроде управляющего и личного врача.
Несколько разноплановых экспертиз однозначно свидетельствуют, что защита особняка была выставлена на полную мощность, и попасть внутрь кто-то, лишенный допуска, просто физически не сумел бы – да и допущенные персоны не смогли бы войти, имея при себе подозрительные артефакты или магические конструкции.
До этого момента все выглядело логично и обоснованно.
А вот дальше… Дальше начиналась чехарда.
Потому что старушку начали травить гораздо раньше, чем злополучный артефакт попал к ней. И даже раньше, чем невезучие шоркали начали планировать ограбление особняка Корвинов.
Не исключено, конечно, что это событие подтолкнуло развязку, приблизило смерть Аморелии Ревенбрандт. Защиту на максимуме поддерживать не так просто, как кажется, даже если и опирается она на накопители, да и стресс вряд ли прошел даром для подорванного здоровья – но основной причиной стала все же вытяжка ландыша майского.
Пузырек темно-зеленого стекла без каких-либо опознавательных знаков.
Вдохнув, вервольф перешел от документов, касавшихся ограбления в доме Корвинов, к тем бумагам, что относились к убийству Аморелии Ревенбрандт.
А бумаг было много. Очень много. Всё то время, пока Вольфгер отлавливал изготовителей поддельных драгоценных камней, парни продолжали работу по делу госпожи Ревенбрандт, и теперь плодами их труда был завален весь капитанский кабинет – протоколы допросов, акты о проведении экспертиз, банковские выписки, запросы по разнообразным ведомствам и инстанциям и ответы на них...
Вольфгер вдумчиво перебирал бумаги. Сортировал их, раскладывая наиболее логичным образом. Когда порядок, наконец, был сочтен безупречным, волк откинулся на спинку своего кресла, сцепил руки на затылке и вперился взглядом в бумажный ковер.
За всем этим ворохом стояла огромная работа следственной группы. Скрупулезный и методичный труд. Последние дни жизни, а в особенности день смерти Аморелии Ревенбрандт были восстановлены настолько, насколько это позволяли сделать возможности современной криминалистики.
Местонахождение и передвижение всех, кто находился в доме в промежутке между смертью Аморелии и появлением Корвина, обнаружившего пропажу «Сердца», расписаны поминутно. Составлены таблицы, расписаны перекрестные схемы — кто где был, кто кого видел, кто может подтвердить…
Досконально изучено благосостояние всех наследников Аморелии, всех ее должников и кредиторов — финансовый мотив убийства выглядел крайне сомнительным. Госпожа Ревенбрандт оставила внушительное наследство — но никто из тех, кто был связан с ней финансовыми обязательствами того или иного толка, не нуждался в деньгах достаточно остро и срочно.
Лейт покачался на стуле. Поворошил бумаги, нарушая им же установленный идеальный порядок, и выудил опись места преступления. Вчитался в перечень и завис, дойдя до того самого «пузырька темно-зеленого стекла объемом около пятисот миллилитров».
Вот оно, орудие убийства.
Отследить его происхождение не удалось — после результатов экспертизы вся прислуга из особняка Аморелии была опрошена повторно. Экономка, компаньонка, горничные, даже кухарка с помощниками — никто не приобретал его для госпожи ни по ее распоряжению, ни по собственному почину.
Управляющий делами, семейный доктор, члены семьи — не приносили его в дом и не имели представления, как он мог там появиться. И это было противоестественно.
Аморелия Ревенбрандт была не тем человеком, который мог бы сам сходить в аптеку и купить там лекарство. Если этот треклятый пузырек появился у нее в доме — его, однозначно, приобрел для нее кто-то. И этот «кто-то» категорически не желал сознаваться.
Зло ругнувшись сквозь зубы, Вольфгер сжал артефакт-переговорник и пригласил к себе свою следственную группу.
Покачавшись немного на стуле, с многозначительным стуком приземлился на все четыре ножки. Решение, которое он только что принял, выглядело несколько… спорным. С точки зрения законности, в основном. Но это дело уже стояло у капитана в глотке.Так что — катись оно все покатом. В конце концов, ему выдали негласное разрешение, и он намерен им воспользоваться.
Когда следственная группа подтянулась на вызов своего капитана, тот как раз собирал аккуратной стопкой бумаги.
— Заходите, парни. Места себе организуйте…
Кабинет Вольфгера Лейта просторным назвать было нельзя никак, потому без нужды лишней мебели в нем не держали. Но стражам было не привыкать — стулья возникли в минуту, притащенные из приемной и соседних кабинетов.
— Значит, так, — объявил капитан, когда подчиненные устроились кто на стульях, а кто просто вдоль стеночки. — На сегодняшний день можно утверждать, что преступление, совершенное в доме Николаса Корвина, мы раскрыли. Возражения есть?
Возражений не последовало, и Вольфгер, закончив складывать в папку бумаги по этому делу, закрыл ее и постучал по столу, чтобы выровнять кромки листов внутри, завязал тесемки и отложил на край стола.
— Управление несколько поторопилось, когда объединяло это дело с делом Аморелии Ревенбрандт, но изначально это было не очевидно. Слава богам, разобрались. Незакрытыми остаются два вопроса — кто убил Аморелию Ревенбрандт и куда делся артефакт государственной важности «Волчье сердце». За время следствия никак не подтвердилась версия, что смерть хозяйки дома связана с пропажей артефакта. Я слушаю ваши соображения.
— Смерть старухи — мероприятие явно плановое. А от истории с «Волчьим сердцем» несет спонтаннщиной. К тому же несовпадение по срокам существенное — около трех недель. Так что связь если и есть, то косвенная, — задумчиво развил капитанскую мысль Риверсон. — Треволнения вокруг артефакта могли запросто доконать ослабленное сердце.
— Или старушка могла проснуться не вовремя, — Линдельфильд оседлал стул, поставив его спинкой вперед, и поддержал старшего коллегу, — Увидела вора, у нее скакнуло давление — и готово.
— Версия первая: нет никакого убийства. Есть случайная самопотрава в результате небрежного обращения с лекарствами, — огласил Эдварс. — Внятных мотивов для убийства мы не нашли, и явной выгоды от смерти госпожи Ревенбрандт никто не получил… Так что вполне рабочий вариант. А артефакт прихватил кто-то из домашней прислуги — как память о госпоже. И теперь боится признаться.
Капитан кивнул.
— Допустим. Еще?
— Ну или кулон действительно заказали — если он так ценен, то отслеживать его местонахождение могли давно, просчитать действия Корвина после неудачного ограбления, в принципе, несложно… Надо ворошить старое рабочее окружение Ревенбрандт и выяснять, кто мог знать, что она была хранителем тогда, в прошлом. Если кто-то толковый уцепился за ниточку с этой стороны, то, при должной сноровке, мог и до текущего момента добраться, а там… Воспользовался случаем, заплатил кому-то из домашних Аморелии, и тот украл артефакт.
— Слишком много допущений, — отозвался капитан на предположение Косты. — И слишком много совпадений и случайностей.
Руперт пожал плечами — мол, чем богаты, тем и рады.
— Версия третья — это все же убийство. Если мы не нашли мотивов, это еще не означает, что их нет, — вступил в обсуждение Тревор Драу. — Мало ли, кто и когда затаил на старуху обиду… В заключении патологоанатома сказано, что это вещество она принимала около трех недель по столовой ложке, один раз в день. Поллитрового пузырька хватает при таком расходе примерно на месяц — значит, в нем должно оставаться лекарства примерно с четверть. А наш — почти полный. Значит, он у старухи не первый? Откуда она его взяла? Почему принимала препарат, который не приносил и не мог принести ей облегчения? Пила, несмотря на ухудшающееся самочувствие! Аморелия Ревенбрандт, несмотря на некоторую властность характера и самодурство, идиоткой отнюдь не была. И раз пила это лекарство — значит, кто-то ее убедил, что это нужно делать. И это явно не кто-то из прислуги. К мнению слуг она бы не прислушалась – это явно был кто-то, чье мнение она уважала. И раз она никому не давала указания купить этот препарат — значит, ей его приносил советчик.
