— Как она это сделала? — в голосе отца было больше буднично-делового интереса, нежели протеста.

— Шантаж, манипуляция слабыми местами и откровенная ложь, — обреченно признался Мар.

Я победно улыбнулась.

Впервые за долгие годы, готовясь к балу, я испытывала волнение. Правда, это было не то трепетное чувство, которое поражает многих дам, от дебютанток до девиц в активном поиске мужа — мое волнение было куда больше похоже на азарт. Нет, в чем-то папенька был прав — притащить на бал в Ратушу уголовника — это просто невероятная наглость. Но именно это почему-то и заставляло меня ждать мероприятия с куда большим нетерпением.

Возможно, дух волчьей охоты — это заразно. Остается надеяться, что я не начну обрастать шерстью и выть на луну — все же это не самое подходящее поведение для женщины моего происхождения и круга!

Дверь благородно зашедшему за мной Вольфгеру я открыла уже в накидке с пушистой меховой оторочкой — улыбаясь в нее и предвкушая грядущий эффект, а в итоге сама застыла на пороге, с трудом затолкав поглубже уж слишком явное восхищение.

Я в принципе отродясь не видела Лейта в форме — мастера сыска в страже не обязаны были ее носить в повседневной работе — в конце концов, им часто необходимо было проводить мероприятия, не привлекая всеобщего внимания. А уж в парадной форме…

Безукоризненно черное, строгое сукно, посеребренные эполеты, справа — посеребренный же аксельбант с острыми металлическими иглами на конце шнуров, слева — золотой знак Мастера сыска, медаль и орден с крупным сапфиром — знак монаршей признательности. Бандитская рожа? Да кто бы и когда мог такое сказать? Я?! Не далее, как вчера?..

Помилуйте, подлая клевета, разве смогла бы я выдать такое в адрес блистательного офицера?..

Ах эта осанка, ах этот разворот плеч, ах эти благородные волевые черты!..

Отогнав томный туман вместе с желанием ухватить волка за этот строгий воротник и утащить в свое логово (или позволить утащить себя — в его, так уж и быть), я ослепительно улыбнулась и шагнула навстречу, пожалев мимоходом, что все же сопровождать меня сегодня будет не Вольфгер, а мерзкий типчик, по которому плачет каторга.

…Интересно, а он танцует? Танцевать ему, конечно же, будет некогда, но — если просто представить?..

— Эфа!

— Ш-ш-ш-што? — ядовито отозвалась я. Дурацкая кличка бесила, но парадоксально льстила самолюбию.

— Ты меня не слушаешь.

— Потому что ты повторяешься, — отмахнулась я. — Вольфгер, я все это слышала от тебя уже десять раз. Я оценила и твою заботу, и твое занудство, причем последнее — куда больше, чем хотелось бы! Успокойся, ради всего святого! Все будет хорошо.

Для того, чтобы предстоящая операция стала возможна, моему капитану пришлось здорово потрудиться.Сперва глава управления стражи взвился, когда узнал, что капитан собирается привести преступника на главное светское ежегодное мероприятие Лидия — бал в Ратуше.Нет, пожалуй, сперва он был потрясен тем фактом, что его подчиненный, оказывается, на такие мероприятия вхож. Но королевская милость — это королевская милость. С ней не поспоришь.

Потом Валлоу уперся, когда узнал, что пропуском в Ратушу для Алемана послужу я. Он буквально исходил пеной, доказывая, что никак нельзя в столь опасное действо втягивать гражданское лицо — особенно мое, и так изрядно пострадавшее из-за капитанского непрофессионализма, разгильдяйства, безответственности, недальновидности, халатности, некомпетентности…

Вольфгер терпеливо пережидал словесный поток, привычно давая начальству выговориться, хоть мне со стороны и казалось, что капитанское терпение, щедро отмеренное богами, мало-помалу начинает давать трещину. Раздражение то и дело мелькало в глазах, которые обычно в таких ситуациях были совершенно оловянными.

Мне же боги терпения отмерили куда как меньше, и я безапелляционно перебила милейшего Джуниора, заявив, что как раз лицо у меня в прошлый раз не пострадало, одни только нервы, и после той ситуации я просто не сплю ночами (капитанская физиономия дернулась на мгновение в ухмылке, подтверждая — не сплю! — и снова застыла дубовой маской). И для того, чтобы восстановить мой спокойный ночной сон, непременно нужно дать мне поквитаться с мерзавцами, нанесшими мне такую чудовищную душевную травму. И я должна, просто обязана принять участие в этой операции, чтобы собственноручно, так сказать, воздать негодяям по заслугам.

Во время дальнейшего обсуждения господин полковник еще несколько раз порывался встать на дыбы, но, хвала богам, его как-то удавалось приземлить на все четыре копыта.

Наблюдая за этой вольтижировкой со стороны, я размышляла о том, насколько приятнее было работать с его предшественником, ушедшим в отставку для того, чтобы освободить дорогу столичному хлыщу.Он, конечно, тоже был далеко не святой, но, по крайней мере, знал свое дело.

Единственное, в чем Лейт и Валлоу хоть как-то сошлись, оказался вопрос моей безопасности. Они немного пособачились о методах обеспечения оной, но к единому решению всё же пришли.

Задействовали Шантея, выделили двоих наиболее благообразных (читай — наименее похожих на бандитов) молодцев из личного состава управления, обговорили еще некоторые детали и нюансы… И готово — разрешение было получено, план операции утвержден.

До бала пришлось еще несколько раз навестить задержанного, съездить к портнихе, посоветоваться с матушкой, съездить к портнихе, пообщаться с Эльзой, съездить к портнихе…

Мама глядела неодобрительно, но молчала. Эльза была в восторге и желала знать, ради кого такие решительные шаги. Алеман… Впрочем, вот как раз Алемана никто и не спрашивал!

И вот день настал. Час пробил.

До управления было решено добираться моим экипажем. Там капитан переберется в карету управления, а ко мне подсадят Алемана, уже, надеюсь, подготовленного к выезду. Сопровождать нас будут те самые, не похожие на бандитов, молодцы под видом грумов — и мы отбудем к родовому особняку Алмия, чтобы уже оттуда выехать чинным семейством. А капитан со своими людьми отправится на бал — к моменту нашего появления Лейт уже должен был быть на месте.

Костюм сидел на арестованном маге, как влитой. Перед сегодняшним мероприятием его заблаговременно вынули из камеры, помыли, побрили, сдали парикмахеру и благополучно получили обратно.

Алекс Корнвел мельком взглянул на меня, пристально вгляделся в Алемана и плавно повел руками, выпуская заранее выполненную заготовку.

Черты мужчины поплыли, меняясь, и приобретая отдаленное, но вполне ощутимое сходство с моими. Фигура стала зрительно тяжелее, неуловимо изменилась осанка и что-то еще из тех мелочей, которые и создают образ.

Поверх маски маг-криминалист так же филигранно навесил чары, рассеивающие внимание. Две артефактные запонки, скрывающие магическое воздействие от магов, которым вдруг придет в голову изучить родственника Алмия в магическом спектре. Магию же ему самому заблокировали сразу после заключения.

Золотую цепочку плетения «снейк», предоставленную Шантеем, Вольфгер надел на Алемана самолично. Заботливо поправил воротник, смятый шейный платок и предупредил:

— Если попробуешь чем-то навредить госпоже старшему эксперту — хребет вырву, — фраза прозвучала ласково, задушевно, но маг почему-то дернулся в сторону, сглотнул и побледнел. — И это не метафора.

— Не стоит, — успокоила я вервольфа и попросила, — Пожалуйста, отойдите все от арестованного.

А когда стражники выполнили просьбу, обратилась к нему:

— Два шага назад и подпрыгнуть на месте.

— Что… — не понял Алеман, и я легонько сжала кольцо, вторую часть выданного Максом артефакта.

Он выдохнул и захрипел, как будто что-то перехватило ему горло, на лице появились капли пота, он схватился за шею, царапая ногтями жесткий воротник и платок…

Я отпустила кольцо, и повторила:

— Два шага назад и подпрыгнуть на месте.