– Ничего, Тишка. Отстоим деревню. Защитим. Обороним.

Пса видно не было, но отчего-то мальчик ощущал его присутствие.

– Рау-рау-ра! Рау-рау-ра! – порыкивали пёсиглавцы. Они высыпали из леса двумя рыжими потоками, стремительно затопили свободное пространство у ворот деревни.

– Я готов! – Прутик шибче сжал меч. – Я встречу вас! Приму! Привечу!

– Эй! Ёшки-матрёшки! Ты чего творишь, малявка!?

Мальчик не сразу понял, что голос звучит снизу и обращается к нему.

– Идите сюда! Скачите! Бегите! – яростно крикнул он, глядя на приближавшихся пёсиглавцев. Кончики лаптей зависли над пустотой. Прутик вяло удивился. Стена как будто преобразилась. Перед ним больше нет надёжной опоры, только бездна и пёсиглавцы далеко внизу.

– Мечи-калачи! Слазь оттудова, дурилка с бодогом! Свалишься, мне тебя не пымать!

Да что же это?! Прутик нахмурился и попытался сорвать с лица нечто мешающее. Словно в паутинке запутался. Пёсиглавцы подбирались все ближе, но с мечом что-то случилось. Он и правда оказался обыкновенной палкой.

– Да что же такое?! – возмутился Прутик и шагнул вперёд. Снизу раздался тоскливый визг Тишки, и мальчик полетел.

– Грохнулся-таки!

Перед внутренним взором Прутика полыхнули огромные зелёные глаза. «Тяга последнего вздоха!» – прогрохотали слова.

Тяга! Последнего! Вздоха!

С мира будто сдёрнули пелену. Дерево, листва, вниз уходит гладкий ствол и теряется в страшном буреломе. И он – Прутик – завис над всем этим, распластав по воздуху руки. Внизу, словно пасть огромного чудища, ощетинились острые сучья. «Если я на них упаду, – сверкнула мысль, – наколет, как жука на иглу!» Страх ожёг плетью, пальцы ухватили листву, но тело уже налилось тяжестью и летело вниз, ускоряясь.

Тяга последнего вздоха! Холодный смех, способный заморозить жарким летом крынку с водой.

– Мечи-калачи! Чтоб тебя!.. – отчаянный крик. В кучу сучьев одновременно влетело два живых существа: Прутик сверху, светловолосый парень сбоку.

Бах! Светловолосый выбросил вперёд руки, словно пытался поймать муху, да впустую хлопнул в ладоши. Бабах! Завал сучьев раскидало в стороны, бац! Прямо в середине расчищенного пространства распласталось тельце мальчика. Дыхание выбило из груди, свет померк в глазах, отчего ярко вспыхнули звезды. Но не те, что на небе. Звезды хороводили внутри его расколотой головы.

Сверху на него набросился визжащий лохматый комок, горячий влажный язык прошёлся по лицу и слизнул текущую по губам кровь.

– Ей, малявка. Ты как? – раздался голос. Над Прутиком склонилось тревожное лицо. Мальчик боялся пошевелиться, но язык Тишки лез в нос, спешил обшарить лицо.

Пчхи! Прутик чихнул и машинально сел. Надо же, получилось. Мальчик сглотнул кровь и недоверчиво тронул затылок.

– Я жив?! Цел?! Не сломан?!

– Не знаю, как телом, но умом ты явно поломался ещё до падения. – В голосе отрока беспокойство. – Забрался на ёлку, отпустил ствол и стоит на суку, бодогом машет. И ведь не просто на ёлку – какой бурелом внизу. – Любимка оглянулся на стену сучьев, которая была совсем рядом. – Зато я каков, – отрок поглядел на свои руки. – Кажись, земная тяга сработала. Первый раз. – Он вскочил и хлопнул в ладоши. – Ещё раз! Ну же! – Остатки сучьев остались недвижимыми. – Ёшки-матрёшки, вот всегда так, – огорчился отрок и вернулся к мальчику. – Ты откуда такой? Напомнил мне людей-марионеток. Их один злой человек заколдовал. Они тоже творили то, что им непотребно было. Зелёный Сглаз та магия зовётся…

Зелёный Сглаз.

Перед внутренним взором Прутика полыхнуло. Зелёные глаза на худом бледном лице. Огромные, ядовитого неестественного цвета. С темными прожилками. А потом они взяли и открылись.

Как может открыться то, что уже открыто?

Может!

– Эй! Прекрати закатывать глаза! – Любимка ухватил мальчика за плечи и тряхнул как следует. Клацнули зубы. Зелёные глаза исчезли из головы Прутика, вместо них на него смотрели синие, любопытные и пытливые.

– Ты чего меня трясёшь, дёргаешь, толкаешь?! Я тебе не трещотка!

Любимка отпустил его и подозрительно пригляделся:

– Кажись, попустило. Ну, здорово. Меня Любимом кличут. Я – тягатель, иду в Запредельный лес на главное испытание.

– А меня – Прутиком, – ответил мальчик, озираясь. – Где это я?

– Вот дурья твоя башка, – вскричал Любим. – Ты где-то между Москвой и Мокеевкой. Прости, точнее не скажу. – Он смущённо потёр затылок ладонью. – Я, это, заблудился чутка. Ёшки-матрёшки. Плутаю. – Но тут же спохватился. – Нет. Я прохожу… как это?.. А, испытание волей! Да.

С тех пор, как дядька Стоян отпустил их в лес, прошли уже сутки. Это наполняло Любима беспечностью: «Уж что-что, а за два дня дорогу я точно отыщу». Путешествовалось ему радостно. Воду он брал из ручьев и лесных речек, ел ягоды и грибы. Разговаривал сам с собой, а также с деревьями, с травой, с птахами. Один раз встретил оленёнка и рассказал ему о своей мечте. В огромных оленьих глазах только стало появляться почтение и желание подражать, как пришла мамаша малыша, грозно опустила рога и скакнула прямо на него, едва унёс ноги. Зато попал сюда, к дереву, на котором стоял, опасно качаясь, этот мелкий дурной мальчонка.

– Какой-то странный ты тягатель, – проговорил Прутик, оживая на глазах. – Всегда думал, что тягатели – это почти готовые богатыри. Да и постарше должны быть. Ты же почти, как я…

– Ёшки-матрёшки! – взвился Любимка. – Ты сейчас договоришься тут, получишь по голове своей пустой. Ежели хочешь знать, мне ужо, почитай, четырнадцать вёсен.

– А мне двенадцать. Я тоже готов в тягатели. Где принимают?

Прутик уже позабыл, как свалился с дерева. Вскочил, глядя на Любима. Тишка залился звонким лаем, радостный, что с хозяином все в порядке.

– О, наш человек, – Любимка тут же оттаял. – Я тебя с каликами сведу. Они в миг в тебе земную тягу отыщут… – Он запнулся, но тут же продолжил: – А ежели не найдут, все равно надо верить. Потому что, знаешь, как Святогор говорил? Невозможное – возможно! О как!

И столько света было в его глазах, такая уверенная улыбка на лице, что зелёные глаза окончательно скрылись в глубинах памяти Прутика. Ребята беспечно расхохотались.

– Уря! Я стану богатырём! Обязательно стану! – кричал Прутик.

– Станешь! Да! Станешь! – вторил ему Любимка. Под ногами заливисто лаял Тишка.

Они так расшумелись, что птицы снялись с ближайших деревьев и полетели подальше, а семейство белок всерьёз задумалось бросить дупло с припасами и податься на поиски нового, подальше от этого шумного места. Когда выяснили, что Прутик из Мокеевки, тут же было решено добираться туда вместе. Он уверенно указал направление и пошёл.

– Эй, а почему именно туда?

– Ну, деревня на востоке, мы на западе. Это каждый охотник знает, – удивился мальчик.

Любимка обиженно примолк. Любой охотник, тоже мне.

– Ёшки-матрёшки! А ты охотник уже, что ль? – не утерпел.

– Я – нет, – вздохнул Прутик, – мы с Тишкой больше по грибы, по ягоды. И бортничаем. – Глаза его просияли: – Да! У нас же есть Тишка! Он нас доведёт.

– Точно? Мечи-калачи, как я сразу не подумал! – Любимка хлопнул себя по лбу и рассмеялся.

Это было самое чудесное испытание из всех, какие выпали на его долю в школе богатырей. Ребята беззаботно шли по лесу, разговаривали, хохотали во все горло. Постоянно вспыхивало соперничество. То пытались сбить шишками осиное гнездо, то прыгали через широкий ручей, то наперегонки забирались на крутые склоны. Тишка участвовал во всех забавах, скакал, счастливый, и весело лаял.

Вечером у костра Любимка принялся рассказывать былины о богатырях. Тут уж Прутика было не унять. Он слушал с широко распахнутыми глазами и постоянно просил: «Ещё! Ещё!»

– Как же я мечтаю о такой жизни! Все время в подвигах. Послужить Святогоровой Руси. Как Микола Стародуб.

Любимка так и подскочил.

– А я его знаю! Вот как тебя видел!

– А я его тоже видел, – так же точно подскочил Прутик. – Он через нас проезжал. Такой огромный!