Литмир - Электронная Библиотека

– Первостепенную важность имеет установление личностей девушек, – напомнил комиссар.

Карл Лайн, худощавый мужчина сорока двух лет, со светлыми волосами и большими глазами, открыл досье, лежащее на столе.

– Судя по всему, определить имена и фамилии трупов тоже будет делом нелегким. Сегодня в первом часу ночи мы получили информацию от Федерального бюро идентификации. Отпечатки пальцев, принадлежащие этим девушкам, в дактилоскопической базе немецких женщин не обнаружены.

– Что еще больше усложняет дело, – констатировал комиссар.

– Мы также не узнали ничего интересного по поводу золотых линз. Они десятками продаются в Интернете, – добавил Карл Лайн.

Другой инспектор – Ганс Бастех, пятидесятилетний, лысый мужчина с круглым лицом, повернулся к комиссару, чтобы дополнить последнюю информацию, которой они располагали.

– Кроме того, – добавил он, – мы ждем ответа от Международного бюро пропавших людей, на случай если какая-нибудь запись совпадет с описанием внешности и фотографиями девушек, которые мы отправили в Европол и Интерпол.

– А та девушка-ирландка, которую удалось идентифицировать? Есть что-нибудь новое по поводу нее?

– Все данные, которые мы получили до начала заседания, включены в отчет, – ответил Карл Бауман.

– Я знаю, что они есть в отчете!.. Но я хочу, чтобы кто-нибудь мне их изложил. По-моему, я прошу не слишком много… – с хмурой усмешкой ответил комиссар.

Два инспектора вопросительно уставились на Клауса Баумана, спрашивая глазами, кто из них должен отвечать. Наконец Ганс Бастех повернул свою лысую голову и продолжил:

– Вчера вечером мы связались по телефону с ирландской полицией, и они нам сообщили, что Дороти О’Нил жила со своим отцом и его сиделкой в восстановленном старом замке. Ее отцу пятьдесят лет, он страдает патологическим ожирением и не может выходить из дома. Он довольно состоятельный человек, несмотря на свое скромное происхождение. Будучи сиротой, он вырос в доме кладбищенского сторожа. В молодости он работал в одной таверне и в конце концов основал в Дублине свою винокурню по производству виски и ликеров, которую продал после того, как чуть больше года назад пропала его жена. С тех пор он не выходит из своего замка. Сиделка, которая за ним ухаживает, сказала, что никто не сможет приехать в Лейпциг на опознание трупа, поэтому все, что связано с транспортировкой останков, нужно решать непосредственно с ирландским посольством в Берлине. Девушка увлекалась коллекционированием амулетов и факсимиле старинных текстов, посвященных колдовству, смерти и погребению.

– А зачем она приехала в Лейпциг?

– Она много путешествовала, участвуя в фестивалях готики и присутствуя на концертах тяжелого рока. Но, кроме того, она посещала кладбища, имеющие какой-либо особый туристический интерес, как художественный, так и магический. Две недели назад она отправилась в поездку, в ходе которой собиралась побывать в Лондоне, Париже, Праге, Варшаве, Берлине и в самом конце – в Лейпциге, куда, по словам сиделки ее отца, она должна была приехать три дня назад.

– Известно, где она остановилась?

– Мы над этим работаем. Она не зарегистрирована ни в одном из отелей города или его окрестностей. В телефонной компании, к которой подключен ее мобильный, зафиксирован только один позавчерашний звонок Густаву Ластоону, видимо, с того дня, когда она уехала из Ирландии, и до позавчерашнего дня она пользовалась другим телефоном. Но с тех пор она не делала других звонков. На Фейсбук она с тех пор тоже не заходила.

Карл Лайн откашлялся.

– Но в хронике посещения социальных сетей этой ирландской девушкой мы нашли старую запись от 6 июня 2014 года, где она рассказывает о фестивале готики в Лейпциге. Там мы нашли несколько ее селфи перед кладбищем Зюдфридхоф и внутри его, рядом с некоторыми могилами, – сказал инспектор, показывая комиссару фотографии.

Левой рукой Клеменс Айзембаг, не торопясь, взял их. Бросив на фотографии взгляд, он передал их Клаусу Бауману.

На первой фотографии Дороти О’Нил стояла на фоне башен кладбища, рядом с группой молодых людей, среди которых выделялись персонажи в длинных старинных платьях с соответствующими прическами и черными зонтами. На фотографиях внутри кладбища Зюдфридхоф молодая ирландка появлялась с выбеленным лицом, темно-бордовыми губами и сильно накрашенными глазами. Тогда у нее были длинные кудрявые волосы с прядями светло-серого и белого цветов, сильно отличавшиеся от прически в ее профиле и на фотографии ее трупа.

– Во время фестиваля, с 6-го по 9-е июня, – добавил инспектор, – Дороти О’Нил останавливалась – и, видимо, одна – в сьюте «Грандотеля Хандельсхоф» и оплатила счет золотой картой ирландского банка «Эллид Айриш Банк».

– Не исключено, что во время посещения фестиваля готики 2014 года она могла познакомиться с Густавом Ластооном, и по этой причине у нее остался номер его мобильного, – пояснил Карл Лайн.

Комиссар зашевелился в своем кресле.

– Если эта девушка знала гида и позвонила ему на мобильный, чтобы на рассвете снова попасть на кладбище Зюдфридхоф, то как она могла оказаться среди мертвых девушек? Эти события не укладываются ни в одну правдоподобную версию преступления. Звонок Дороти О’Нил имеет смысл, только если эти девушки совершили самоубийство, как предполагают судебные медики, а Густав Ластоон помог им умереть. Он даже мог быть тем человеком, который дал им яд или этот неизвестный парализующий наркотик.

– Но он утверждает, что никогда не видел эту девушку, – заметил Клаус Бауман.

Тут вмешалась Мирта Хогг:

– Кроме того, какая-то другая женщина могла выдавать себя за ирландку, воспользовавшись ее мобильником.

– В таком случае телефонный звонок укладывается в версию Густава Ластоона о том, что кто-то мог устроить ему ловушку, чтобы он нашел трупы, – пояснил Клаус.

Жест комиссара говорил о том, что он с этим не согласен.

– Я убежден, что этот тип знает гораздо больше, чем рассказал до сих пор, – сказал он. – Я по-прежнему считаю, что ты ошибся, когда оставил его на свободе, не посоветовавшись со мной.

Клаусу Бауману не хотелось вступать в очередной спор с комиссаром. Он хотел сообщить кое-что важное в отношении замечания Мирты Хогг, поэтому сменил тему.

– Ребята из отдела высокотехнологичных преступлений нашли на холстах с изображениями саркофагов пару светлых волос и кусочек красного ногтя, не принадлежащие ни одной из девушек или гиду. Это подтверждает гипотезу Мирты о существовании неизвестной женщины, находившейся на месте преступления и принимавшей в нем участие. Мы ждем результатов анализа ДНК. Густав Ластоон добровольно согласился сдать все анализы, которые необходимы, чтобы доказать его невиновность. Кроме того, мы сравним генетические характеристики с теми, что хранятся в федеральных и земельных архивах.

– Надеюсь, этот тип не играет с нами, Клаус, – пробурчал комиссар.

Мирта и два других инспектора просматривали копию доклада, которую только что передал им Клаус. Потом он добавил:

– Я несколько минут назад говорил по телефону с Густавом Ластооном. Сегодня в одиннадцать утра в Институте судебной медицины у него возьмут образцы крови и слюны.

– Наверно, мы должны будем назвать его имя прессе, как свидетеля, который обнаружил трупы, это позволит избежать проблем в будущем, – предложил комиссар.

– Но речь идет о кладбищенском гиде! Все журналисты начнут спрашивать, как случилось, что именно он нашел девушек, и нам придется рассказать им о содержании звонка, сделанного гиду одной из них. Мы не можем сообщить публике столько информации. Если личность девушки просочится в прессу, вокруг нас разразится такая буря, которая сровняет комиссариат с землей, – предупредил Клаус Бауман.

– Но как мы можем быть уверены, что он сам не начнет болтать об этом на всех телеканалах? – настаивал комиссар.

– Он этого не сделает. Ластоон человек осмотрительный, он не хочет иметь никаких дел с журналистами.

– Я сообщу министру, что мы пытаемся установить личность трупов и ведем расследование по нескольким направлениям: коллективное самоубийство членов секты, торговля женщинами, наркотрафик. Надеюсь, он успокоится, если узнает, что мы не выпускаем из виду того типа, который их нашел, – заключил он.

19
{"b":"636026","o":1}