Вглядываясь в проплывавшую мимо борта громаду сооружения, Почтарев утвердительно закивал.

– Существует легенда, что, когда в 1798 году в Босфор вошла эскадра адмирала Ушакова, в Софийском соборе внезапно обвалилась штукатурка и на стенах проступили скорбные лики православных святых.

– Эти минареты со своими хищными иглами, как неусыпная стража! – задумчиво высказался Почтарев, провожая взглядом Айя-Софию.

– В принципе так оно и есть. София же строилась, как главный православный храм всей Византийской империи, так что как его ни переделывали и ни переименовывали, суть осталась неизменной, оттого и окружили минаретами. Кстати, вы читали роман Агаты Кристи «Убийство в Восточном экспрессе»?

– Разумеется, читал!

– Так вот, он написала этот роман, когда гостила в Стамбуле.

– Возможно, «Экспресс» Агаты Кристи и ваш пересеклись именно в Стамбуле не случайно, – подумав, сказал Почтарев.

– Вполне возможно, – кивнул Матюшкин и, сославшись на служебную необходимость, удалился в ходовую рубку.

Над головой проплыл второй босфорский мост имени султана Фатиха.

– Куда-то наш провожатый запропастился! Турки сегодня какие-то квелые! – подал голос старпом Марченко.

Шубин глянул, действительно катер береговой обороны, резко сбавив обороты, остался далеко по корме.

– Слева по пеленгу 208 судно резко меняет курс! – раздался в то же мгновение вскрик сигнальщика Киселева.

– Право 15 градусов! – мгновенно отреагировал Шубин.

Он выскочил на крыло мостика. Огромный контейнеровоз грязно-зеленого цвета под либерийским флагом откровенно выходил из своей полосы встречного движения и целил своим форштевнем прямо в борт БДК.

– Может, рулевое управление заело? – подал голос Матюшкин, будто оправдывая капитана контейнеровоза. – В любом случае ступает в силу правило трех «д» – дай дорогу дураку!

Шубин не ответил. Он неотрывно смотрел на форштевень контейнеровоза, под которым вскипала пенная волна. Судно явно набирало обороты. Сомнений быть не могло – оно целенаправленно шло на таран!

Лоб мгновенно покрылся испариной. Все решали мгновения – пытаться ли изменить курс, стопорить ход или, наоборот, попытаться проскочить мимо киллера-либерийца. Шубин понял, что одним изменением курса от контейнеровоза уже не увернуться.

– ПЭЖ! – схватив микрофон «каштана», крикнул Шубин. – Обе самый полный вперед!

Он рванул ручки машинного телеграфа. Те, жалобно звякнув, застыли красными стрелками на отметке «самый полный вперед».

– Коля! – крикнул он в микрофон командиру БЧ-5 Каланову. – Нас самым наглым образом таранят! Выжимай все, что можно!

– Уже выжимаю! – раздался глуховатый и невозмутимый голос Деда.

«Кострома», задрожав всем корпусом, начала ощутимо прибавлять ход. Каланов выжимал из старой машины все, что было можно.

Помощник Марченко непрерывно кричал по УКВ на международной частоте:

– Вы опасно маневрируете! Я предупреждаю вас обо всех возможных последствиях!

Но толку от этого не было никакого.

Шубин безотрывно следил за либерийцем. Там, очевидно, заметили ускорение БДК и, не сбавляя хода, в свою очередь, подвернули вправо, чтобы не дать уйти от сокрушительного удара. Дистанция между охотником и добычей стремительно сокращалась.

– Лево руля на курс 175 градусов! – скомандовал Шубин, подвернув корму так, чтобы если уж не уйти от тарана, то хотя бы сделать его скользящим, а значит, несмертельным.

На сухогрузе в ответ тоже энергично подвернули.

– Вот суки! Сейчас бы врубить из артустановки, чтобы потроха по Босфору пораскидали!

– Давай, давай, родимая! – шептал Шубин кораблю. – Мы с тобой еще не из таких передряг выбирались!

Грязный, в потеках ржавчины нос контейнеровоза уже почти нависал над бортом.

– Лево на борт! – резко скомандовал Шубин, прикинув, что момент инерции уже не даст сухогрузу отреагировать на его неожиданный маневр, а более компактная и маневренная «Кострома» вполне может вывернуться.

Так и вышло. Корму БДК пронесло буквально в десятке метров от форштевня либерийца. Контейнеровоз проскочил по корме и теперь уже пытался сам уклониться от шедших вслед за БДК из Черного моря судов.

– Право на борт! Курс 280! Обе машины средний вперед! – скомандовал командир «Костромы».

На корме контейнеровоза значилось – «Margaux». Из его рулевой рубки, размещенной в кормовой надстройке, выскочило сразу несколько человек, они что-то кричали и непристойно жестикулировали.

– Кажется, расстроились, что промахнулись! – не упустил возможности снова напомнить о себе Матюшкин.

– Надо было в школе лучше учиться! – добавил штурман Наумов, еще до конца не пришедший в себя от случившегося.

– Хватит веселиться! – не слишком вежливо оборвал обоих Шубин. – Алексей Ильич, запиши в вахтенный журнал, что имела место попытка тарана, координаты и название судна.

Фигура одного из стоящих на крыле ходового мостика показалась Шубину чем-то неуловимо знакомой. Но разглядеть человека толком не удалось, тот предусмотрительно держался за спинами остальных, внимательно рассматривая «Кострому» в бинокль. По спокойному поведению наблюдающего Шубин решил, что именно этот и есть самый главный на контейнеровозе, возможно, даже организатор атаки. Все это пронеслось в голове командира БДК за какие-то секунды, после чего он забыл об увиденном человеке, как ему тогда казалось, уже навсегда.

– Товарищ командир, может, нам по приходе в Тартус «морской протест» подать, ведь этот «Маргаукс» нарушил все возможные положения МППСС, – обратился штурман.

Шубин устало вытер ладонью потный лоб:

– Какой, к черту, протест! «Морской протест» предполагает имущественные претензии, а мы что предъявим – дырку от бублика?

– Тогда может, хоть на УКВ свяжемся? Скажем пару ласковых, душу отведем? – предложил подошедший Матюшкин.

– А смысл? Они же сразу включат дурака – моя твоя не понимай! Это мы уже проходили. Связываться имело бы смысл с теми, кто действительно потерял управление, а не с теми, кто сознательно шел на таран.

– Ну да! – грустно кивнул заместитель по работе с личным составом и вернулся к наблюдению за окружающей обстановкой.

– Товарищ командир, – доложил стоявший на ГКП у радиостанции «Боцман-К» радист, – либерийское судно с позывным «Маргаукс» непрерывно дает в эфир сигнал «Сьерра Виктор-2».

– Ясно! – коротко ответил Шубин.

«СВ-2», согласно международному своду сигналов, означало: «Мне требуется немедленная помощь. Я имею повреждение рулевого устройства».

«Хоть бы что-нибудь новенькое придумали, а то каждый раз одно и то же. Как говорится, сел в лужу, но ведь нарочно, чтоб вас повеселить!» – подумал Шубин и, выйдя на крыло мостика, оглянулся.

Похожий на огромную рептилию, «Маргаукс», гася инерцию хода, пытался вернуться на свой фарватер. При этом контейнеровоз поднял кучу флагов и отчаянно вопил сиреной – изображал из себя жертву технической аварии. Со всех сторон на полном ходу к нему уже спешили турецкие катера.

– Слева по борту приближается встречное судно! – доложил сигнальщик.

– Штурман! Доложить дистанцию расхождения! – распорядился Шубин, устало усаживаясь в командирское кресло.

Навстречу «Костроме» по фарватеру величественно шествовал очередной огромный балкер. За ним в дальней дымке угадывался следующий. Движение на выходе из Босфора в Мраморном море всегда очень интенсивно.

По выходе в Мраморное море, когда обстановка на мостике несколько разрядилась, офицеры корабля рассказали Почтареву, что в апреле 2003 года при проходе проливов большим десантным кораблем «Цезарь Куников» перед мостом Ататюрка путь ему преградил катер турецкой береговой охраны. После чего турки потребовали от БДК застопорить ход и предъявить корабль к осмотру, хотя по всем международным соглашениям проверять военные корабли запрещается. Налицо была явная провокация, и командир БДК капитан 2-го ранга Александр Кельбус отреагировал соответствующе. На палубе залегли с оружием наизготовку наши морпехи, а носовая 57-мм артустановка взяла катер на прицел. После чего, не меняя курса, «Куников» пошел на таран. Тут нервы у турок не выдержали, и они сбежали, очистив фарватер. Больше никаких претензий к нам турки уже не предъявляли, мы также промолчали.