— Схлестнуться с посмертием несущим кару за убийство знатного хрыча? Уволь. Защищая твою жизнь, мне не с руки поступаться своей. Нас спасет только хитрость и расчетливый удар исподтишка, — заключил Пол-лица.

— Положим, я соглашусь. Есть еще неприятные последствия, помимо неизбежных несчастий? — безысходно вздохнув, подозрительно уточнил Савва.

— Ну, к чему так категорично? Обойтись без неудач получится, ежели всячески их жаждать, — загадочно ответил Пол-лица, предусмотрительно оставив без внимания первую часть вопроса.

— Несуразица какая-то. Как можно злоумышлять против самого себя? — тряхнул головой Саввы, силясь осознать услышанное.

— Таков удел смертника. Приходится думать о неудачах в надежде

на успех. Поскольку все, что не представишь, обращается наоборот. Только пожелаешь перешагнуть лужу, некстати преградившую путь в узком переулке, как тут же оскользнешься и на манер поросенка плюхнешься в грязь. А если живо вообразишь собственное падение, то никакие помои под ногами не страшны. Будь по-другому, так в смертники рвались бы все подряд. Но когда за безнаказанность деяний требуется расплачиваться везением, воздух

свободы уже не кажется таким сладким, — разъяснил Пол-лица.

— Ты ведь поможешь мне совладать с неудачами? — жалостно простонал Савва.

— Не сомневайся, вспомнишь все, — неясно к чему бросил Пол-лица, вслушиваясь в крики стражников пытавшихся урезонить выпущенное из ямы отребье.

— Вспомню что? — озадаченно переспросил Савва.

— Ах да, совсем запамятовал досказать. Первое время новоявленные смертники плохо разбирают события прошлых лет, — беспечно махнул рукой Пол-лица, словно говоря о сущем пустяке.

— И как долго длиться это первое время? — возмущенно проворчал Савва, утомившись обсуждать грядущие напасти.

— Успевает смениться три полных луны, прежде чем к смертнику окончательно возвращается память. Дела недавних дней проясняются почти сразу, но поначалу из головы вылетает даже собственное имя. Поэтому лучше рассказать про те таблички прямо сейчас. А то вдруг ты удумаешь вспоминать про них чересчур неспешно, — с намеком посоветовал Пол-лица.

— Уговор был, что я поведаю о табличках после избавления от проклятия, — не испугавшись повелительного тона смертника, настоял на своем Савва.

— Тогда приступим к избавлению. На твои увещевания я и так потратил слишком много усилий, — раздраженный прозорливостью Саввы, сухо произнес Пол-лица.

— Обожди. Как этот хм… ритуал будет происходить? — попятился Савва, увидев кинжал без клинка, вынутый смертником из кармана плаща.

— Срежу тебе личину подчистую, и ты тотчас станешь подмастерьем смертника. Безмозглые стражники остереглись трогать котомку. Наверняка посчитали, будто мое барахло проклято и навлечет на них неудачи. Так что отсекать руку по локоть каким-нибудь тупым ножом не придется, — саркастически ухмыльнулся Пол-лица, надевая окуляр.

Упершись спиной в холодную стену ямы Савва предпочел не испытывать терпение смертника и добровольно выставил трясущуюся руку. Уверенным движением приблизив рукоятку оружия к личине, Пол-лица подождал пока призрачный клинок вытянется до самого острия, а затем не колеблясь резанул.

Савва взвыл от ужасной боли пронзившей руку. Его безумные глаза с трудом различали бирюзовые искры, сыпавшиеся из раны на личине. Но вскоре даже это сверкание померкло, скрывшись за спасительным туманом забытья.

Пол-лица без всякого удивления посмотрел на грохнувшееся к ногам бездыханное тело и, не мешкая, принялся отдирать неподатливую личину от плоти. Когда Савва начал приходить в себя, с ней уже было покончено.

— Не говорил… про боль, — прохрипел новоявленный смертник, вглядываясь в кровавый след на запястье.

— И про смерть на краткий миг тоже умолчал. Тебе не стало бы легче от

знания о том, что некоторые не возвращаются к жизни после расставания с

личиной, — упрятывая кинжал и окуляр в потайной карман плаща, согласился Пол-лица.

Савва попробовал встать на ноги, но тут же поскользнулся в грязи и снова рухнул на бок.

— Вообрази, будто оступаешься. Не думай, как подняться. Помнишь мои советы? — со скупым сочувствием подсказал Пол-лица.

— Такую небыль сложно забыть, — ощупывая зашибленный зад, застонал Савва.

— Зовут-то тебя, как? — уточнил Пол-лица.

Взгляд Саввы суматошно заметался по яме, словно в поиске чего-то утраченного, а бледные губы беззвучно шевелились подобно рыбьим.

— Понятно. Не переживай, имена не очень-то и нужны. Чаще пялятся только на личину, прочее людям без надобности.

Пол-лица собирался обнадеживающе похлопать Савву по плечу, но неожиданно застыл на месте, будто завороженный. У края ямы стоял напыщенный толстяк в сутане и самодовольно взирал на пленников.

— Успел-таки до города добраться, — сквозь зубы прошипел Пол-лица.

— Отрадно видеть знакомое лицо. Я как услышал про пойманных смертников, так тотчас же заспешил воочию удостовериться, нет ли среди них старого приятеля, — насмешливо проговорил правильник. — Сапоги мои еще у тебя?

— Не могу разделить твоей радости. А сапоги в котомку всунуты. Как знал, что придется хозяину воротить, вот и не выкинул, — угрюмо подтвердил Пол-лица.

— Это возможно твой самый разумный поступок за сегодняшний день, — толстяк легонько поддел смертника, уподобившись коту, учинившего забаву над уже словленной мышью.

— А самым глупым было, пожалуй, оставить тебя в живых, вместо того чтобы сразу прикончить в боярышнике, — поддержал затеявшуюся игру Пол-лица.

— Не кручинься. Уж я такой оплошности в отношении тебя не допущу, — елейным голосом заверил толстяк и приказал торчавшим поодаль стражникам спускать лестницу.

— Правильник, вели сбросить веревку. Ему лестницу не одолеть, — крикнул Пол-лица, указывая в сторону растерянно ползшего на четвереньках Савву.

— Что с ним? — скептически осведомился толстяк.

— Запнулся, когда лез вниз. Рассадил колено, — сочинял Пол-лица.

Савва весьма кстати заныл и повалился на спину.

— А потом треснулся башкой, — добавил Пол-лица для большей убедительности.

Правильник окинул взглядом лежавшего пленника, как погонщик

строптивого осла, замершего посреди тракта, но все же распорядился подать веревку.

— Представь, что узел рвется, а ты падаешь, — повязав веревку вокруг талии Саввы, шепнул Пол-лица и махнул недовольным стражникам, исполнявшим роль тягловых лошадей.

Если доселе правильник откровенно не верил россказням о немощах пленника, то теперь ему пришлось серьезно задуматься. Савва настолько натурально ударялся о стену ямы, болтаясь на конце веревки, что самый мнительный ростовщик признал бы в нем хворого.

Когда мучения взмыленных стражников увенчались успешным подъемом, Пол-лица, благоразумно вскарабкавшись по лестнице, уже достиг поверхности. Он хотел было заговорить с правильником, но плотный мешок, накинутый на голову расторопным стражником, и ощутимый толчок в спину, враз отбили всякую охоту к беседе.

Глотая мучную пыль Пол-лица, покоряясь воле незримого надзирателя, с трудом забрался в телегу. Раздался окрик правильника, колеса скрипнули, и началась обычная для ухабистой дороги тряска.

Вскоре телега пошла на взвоз, угрожающе заскрежетала бортом о забор, подсказав смертнику, что его везут по знакомой узкой улице прямиком в резиденцию правильников.

Короткая поездка завершилась на шумной площади, постепенно сменившейся обыденным душком казенного помещения, незаметно перешедшего в гнетущую тишину подземелья.

Слушая тяжелое сопение Саввы, постоянно спотыкавшегося позади, Пол-лица старался закрепить в уме направление пройденных поворотов, но быстро сбился. Совершенно запутавшись, смертник смиренно дождался окончания пути и, распрощавшись с опостылевшим мешком, смог, наконец, оглядеться.

Наиболее чистый угол просторного каземата был отдан под стол, за которым величественно восседал неизвестный правильник. Дрожащий свет факелов придавал его морщинистому лицу поистине устрашающее выражение, заранее понуждая сознаться во всех проступках. Савва, валявшейся в прелом сене рядом со смертником, уже был готов поведать о самых сокровенных своих тайнах, но как нарочно не помнил ни одной.