В отчете, украденном фрау Динес, говорилось, что ткани ее сына отправили Государственным морякам, обгоревшим во время операции в проливе Скагеррак[10]. В нижней части размытой последней страницы имелось примечание о том, что Гарри был уличен в том, что он пел английские детские песенки, сочиненные «иностранными меметическими агентами», другим детям на мыльной фабрике. Прочитав это, фрау Гёт спрашивала себя: «Кто принимает эти решения? Каков порог непослушания? Каковы критерии невиновности? Что есть наказание?» В конечном счете, спустя многие годы, она перестала задавать эти вопросы.

Фрау Гёт, нынешняя Глава Дома, вытерла платком слезы. Среди молодых женщин было модно использовать черный осадок дождя в качестве подводки для глаз, но фрау Гёт никогда этого не делала. В детстве контакт с осадком приводил к открытию язв, в основном вокруг носослёзных каналов. «Мы плачем, когда плачем», – говорил ее отец. Многие утверждали, что последствия Яркости безвозвратно исчезли, но она не решалась рисковать. Она не пользовалась косметикой. На ее голубом носовом платке, как и вокруг глаз, не было никаких черных пятен.

В главном зале нужно было протереть пыль, но об этом позаботится фрейлейн Зигрид. Фрау Гёт должна постараться, чтобы инструкции, переданные ей в зашифрованном Государственном письме, были выполнены до прибытия детей. В главном зале стояла доска с висевшими на ней листами бумаги с лучшими идеями от восьми детей, которые Питер Хоскинс, основное действующее лицо письма, мог воплотить во время своей новой жизни в Германии. Сорвав листы, фрау Гёт вновь посмотрела на них. Впервые она видела их на прошлой неделе, во время дежурной проверки. На одном был изображен светловолосый мальчик – ручки, ножки, два овала, – который ел мороженое. На другом рисунке похожий мальчик танцевал под темным дождем. Фрау Гёт уничтожала все рисунки, пока след молодого Питера Хоскинса не испарился.

Она больше не думала о нем как об «английском» или «тихом мальчике». Она вообще о нем не думала.

Через двадцать минут в дверь офиса постучала фрейлейн Зигрид. Коренастая девочка-подросток, на голове которой всегда красовался алый платок из плотной ткани. Она иногда бывала упрямой, но фрау Гёт неплохо с ней ладила.

Взгляд Зигрид тотчас метнулся к печке:

– Здесь тепло от этой штуковины.

Фрау Гёт даже в лучшие времена не была большой поклонницей пустых разговоров. Она, как правило, поощряла их в качестве награды для студентов. Сама она обычно не отвечала на чье-либо пустословие, но если другая женщина замечала это, то она никак не реагировала.

– Наш новичок больше не придет.

С лица фрейлейн Зигрид исчезло вялое выражение. Она выглядела оживленной.

– Питер?

– Да, юная леди, Питера больше не будет.

Взгляд фрейлейн Зигрид на секунду задержался на фрау Гёт. Это что, сопротивление? Удивление? Или обычная человеческая потребность в подробной информации? Но подробности не имели значения. Потому что они никогда не менялись. Похитители, эти славные люди, успокаивали бы его баснями о мороженом или поездке в зоопарк до самой разрушенной промышленной зоны, где располагалась их клиника.

Фрейлейн Зигрид выскочила в коридор. Фрау Гёт кончила писать письмо руководителю одной из Молодежных групп в Дортмунде – там ожидался Выходной – и с недоумением и некоторым смущением обнаружила, что напевает последние несколько строк английской детской песенки.

Вскоре она услышала, как начали прибывать первые дети и их родители. Из коридора доносился быстрый топот детских и медленные тяжелые шаги взрослых ног. Когда дети проходили мимо ее двери – маленький Бен, чуть приоткрыв ее, помахал, а Пол вежливо поклонился, – фрау Гёт приветствовала их кивком, не вставая со стула. Родители, не здороваясь, оставили детей и тотчас ушли.

Фрау Гёт прекрасно понимала, что заходить в зал до пяти вечера не стоит. Она надеялась, что до этого времени фрейлейн Зигрид займет их играми и как можно сильнее утомит, чтобы во время наставлений они соблюдали тишину.

Без пяти пять, когда фрау Гёт собралась было сменить в ручке пасту, в дверь просунулась голова фрейлейн Зигрид:

– София спрашивает, можно ли им поиграть в крикет. Английскую игру. Я не знаю, что ответить. Может, сейчас как раз подходящее время… – Она запнулась, вопросительно вскинув брови.

Фрау Гёт даже не подумала помочь ей с окончанием фразы, нарочно растягивая этот момент до возникновения неловкой паузы. С фрейлейн Зигрид это, похоже, было действенным шагом. Наконец, она сказала:

– Подходящее время для чего?

Девушка замялась.

– Чтобы рассказать им о…

Она почти сказала «Питер», почувствовала фрау Гёт.

Женщина одарила ее ледяной улыбкой. Из жизненного опыта, учитывая и усвоенные ею самой уроки, фрау Гёт знала, что ученику лучше пройти свой собственный путь к заключению. Самому выбрать продолжение.

– Все ясно, – кивнула фрейлейн Зигрид.

В шесть часов, когда электрический свет сменил тусклый солнечный, в зал вошла фрау Гёт. Повизгивавшие, бегавшие по кругу дети тотчас замолчали. Фрау Гёт посчитала их – всего девять: Бен, Луис, Пол, Лукас, Эмма, Миа, Ханна, Гарольд и София. Предыдущая помощница, Годран, дала им (как она их называла) «имена карликов», что помогало ей их запомнить: чихоня, колючка, худышка… фрау Гёт в этом не нуждалась.

Дети смотрели на нее, словно наблюдающие за айсбергом матросы.

Фрау Гёт дважды хлопнула в ладоши и попросила детей собрать все игрушки и настольные игры и положить в шкаф. Когда это было сделано, – в тишине, с помощью фрейлейн Зигрид, которая трепетно, словно оружейник, принимала из детских рук ленточки, юлы и мячики, – фрау Гёт подошла к большой доске, повернулась и протянула руки ладонями вверх, ожидая, пока дети образуют полукруг. Когда они сделали это, она опустила руки, и дети сели.

София пришла в Дом недавно, поэтому неуклюже суетилась, не успевая ни сесть, ни собрать игрушки.

– София, что не так с твоим платьем? – спросила фрау Гёт.

Нахмурившись, София беспокойно взглянула на фрау Гёт, повернулась к соседу из своего отряда, Бену, и прошептала:

– Почему она думает, что с моим платьем что-то не так?

Бен в замешательстве посмотрел на Софию. Как и все дети, находившиеся здесь, он был слишком мал, чтобы до конца осознавать, почему его родители так хотели, чтобы они приходили в Дом. Но он понимал, что это очень важно для них и означало также большее количество еды и повышенную безопасность. Поэтому он сидел смирно и делал то, что ему говорят, даже не понимая всех деталей. Просто знал, что лучше делать то, что просит фрау Гёт.

– Замолчи и садись, – прошептал он в ответ. Несколько других детей захихикали.

Чтобы показать, что ее можно не бояться, фрау Гёт улыбнулась, хотя знала, что ее чернозубая улыбка не всегда вызывает положительную реакцию.

София покачала головой, всем своим видом показывая, что ей все это не нравится, но все же притихла.

– Добрый вечер, дети, – начала фрау Гёт.

– Добрый вечер, фрау Гёт, – отвечали они.

София подняла руку.

– Можно мне немножко потанцевать?

– Ты можешь, но тебе нельзя, – сказала фрау Гет. Она надеялась, что ребенок не умственно отсталый. Иначе жизнь Софии станет намного сложнее и короче. – Давайте повторим наш обет. Вы помните обет?

Остальные дети сидели неподвижно, но София наклонилась вперед, вытянула руки, словно потягивающаяся кошка, и, хихикнув над чем-то, спросила:

– А где Питер?

– Кто? – переспросила фрау Гёт.

София засмеялась, как будто ожидала, что фрау Гёт затеяла игру. Но другие дети не смеялись, и когда она оглянулась, чтобы увидеть, как они отреагируют на эту новую игру, никто не обратил на нее внимания.

– Питер. Из Англии, – повторила она, будто они оглохли, и прошептала сидевшему рядом Бену: – На этой неделе Питер покажет нам, как играть в крикет.