Не знаю, что чувствовал сам Алоиз, но он появился из-за старинной колонны раньше, чем часы на городской ратуше пробили полдень. Он был бледный и какой-то встревоженный. Неужто он чувствует то же, что и я? Мне не пришлось долго ждать ответа на этот вопрос. Я встала, сделала шаг ему на встречу, хотела что-то сказать… Но как видно приветственные разговоры и ритуалы не входили в планы нашей разорванной души. Сначала мы схватили друг друга за руки, а потом сплелись в объятьях и замерли посреди тропинки, на прохладном, предвещающим дождь ветру.

– Теперь я хотя бы могу дышать, – Сказал через некоторое время Алоиз, немного отклонившись назад, но все еще сжимая меня в кольце рук.

– Неужели мы чувствуем одно и то же? – Я взглянула ему в глаза и увидела бескрайнюю печаль. – Но что случилось? Почему вы так грустны? Произошло что-то ужасное?

– Нет, напротив, я бодр и счастлив, – Он попытался сказать это весело, но я почувствовала, что не все так гладко, как он пытается показать.

– Вы приобрели какую-то драгоценную редкость? Что может случиться в жизни антиквара, чтобы его настроение улучшилось? – Я хотела как-то разговорить его, и решила, что тема антиквариата должна мне помочь.

Он странно посмотрел на меня:

– Говорите, драгоценную редкость, Ханна… Да, пожалуй. Хотя, о чем это я? Совсем потерял голову. Моя новость как раз в другом. Я стал довольно богат. Потому что не приобрел, а продал почти все ценности, которые годами собирал мой отец. Завтра я думаю заключить еще одну сделку и освободиться от лавки, которая теперь напоминает лавку старьевщика, а не антиквара. Я сделаю это и… Ханна, посмотрите! Собирается дождь. И почему бы нам не пойти в эту лавку. Там еще осталось кое-что достойное внимания. Я заварю нам ароматный чай из лепестков грез и бутонов надежд. И мы будем смотреть как капли рисуют судьбоносные иероглифы на оставшемся в целости стекле, и послушаем их музыкальную дробь по фанере, которой заделали вторую витрину.

Я охотно приняла его предложение, которое он сделал весьма вовремя. В лавку мы вбежали в тот момент, когда на улице разразилась страшнейшая гроза.

***

Глава 8

***

Мы пили ароматный чай и ели берлинские пирожные, которые я успел принести сюда перед тем, как отправился в парк. Да, мне снова удалось хитростью заманить Ханну к себе и заставить поддержать мою будто бы спонтанную идею, которую на самом деле я хорошо продумал. И вот мы здесь – за столиком из красного дерева, который не понравился господину Гораку, потому что был недостаточно стар и пах как-то не так, как он ожидал. Что ж, это к лучшему. По крайней мере можно выпить чай в более-менее приличной обстановке…

Мы никак не могли насладиться друг другом. При встрече молчали, а за чаем стали наперебой говорить о новостях. Я рассказывал про своих ночных визитеров, она – про авантюру с несуществующим польским князем. Как хотел бы я поведать ей историю про фарт и свои воспоминания. Но разве это возможно? Она не готова. По крайней мере пока. Не готова жить в моем мире, верить в фарт, который готовят из ледяного красного вина, не готова… Хотя с тем, что в нас живет одна душа на двоих, она кажется свыклась.

Ханна сказала, что еще неделю, благодаря своему вранью, сможет бывать у меня допоздна. Странное совпадение. Неделю мы будем вместе. Неделю я буду варить фарт. Что-то зловещее есть во всем этом.

Милая Ханна, какое же это испытание смотреть на тебя, видеть эти губы, глаза, и понимать, что никогда ты не будешь моей. Я так люблю тебя и именно поэтому отдам кому-то другому. Ты выйдешь замуж, родишь детей и, быть может, будешь до конца дней помнить свою первую любовь, которую ты получила из-за обрывка женской души, которая прилетела к нам из какого-то невероятно далекого времени…

– Алоиз! – Ее голос вывел меня из оцепенения. – Алоиз, скажите, а кто вы на самом деле?

Я удивленно посмотрел на нее. Что за вопрос? Неужели я ее недооценивал? Кто я на самом деле? И как мне реагировать? Я медленно встал, подошел к ней, потянул за руку, чтобы мы смогли обняться, и начал целовать. Мы снова слились в единое целое, и снова в нас трепетали кусочки души. Но в этот раз на меня напало странное отчаяние.

– Кто я такой, Ханна? – говорил я, покрывая ее лицо поцелуями. – Это нельзя объяснить за один раз. Я безумно влюбленный человек, который готов отдать за вас и жизнь и душу. Да, это вполне достойно звучит. Но! Всего каких-то пять дней назад я был удивительным ничтожеством.

– О, нет Алоиз! – Она рассмеялась тысячей хрустальных колокольцев. – Вы наговариваете на себя. Я знаю, чувствую это. А ведь любящее женское сердце не может ошибаться. Возможно вы как все мужчины увлекались женщинами, вином, азартными играми… Но это же ничто в сравнении с тем, что мы сейчас испытываем друг к другу. Я вижу, знаю, что будь вы другим человеком, то уже уговорили бы меня совершить шаг, о котором я бы потом жалела. Но… Вы ведь этого не делаете…

Я приложил пальцы к ее губам:

– Замолчите, Ханна. Вы не осознаете, чего мне стоит целовать вас, держать в объятьях и не совершать то, о чем вы говорите. Я не могу, не хочу вас губить. Хотя мечтаю об этом ежесекундно. Но вы, как странно. Зачем вы завели этот разговор? Что вас толкает? Часть души? Или судьба? Я не понимаю…

И вдруг, в моей голове вспыхнуло и погасло воспоминание. Раввин из моего видения говорит: «Одной ты должен отдать любовь и свою душу, тогда в следующей жизни не будешь таким никчемным. В твоей крови проснется дар предков…» Это же несовместимые вещи! Как в моей следующей жизни, в крови постороннего человека может проснуться дар моих предков?! Если только это не… Я похолодел. Так вот, что мне предначертано! Нарушить все принципы, все законы, все что хоть немного было для меня свято! Все это ждет меня. А потом… Я все еще не догадался, что будет потом, но чувствовал, что конец более, чем просто близок.

– Ханна, – я взял ее голову в свои руки и примял золотые волосы. – Ты станешь моей? Сегодня, сейчас. И потом семь дней, пока тебя отпускает отец. Ты же этого хочешь, иначе не завела бы такой разговор? Я читаю желание в твоих глазах. И поверь, если бы я не был тем, кто я есть… А об этом я расскажу тебе сегодня же. Я никогда бы не совершил этот шаг и не довел бы тебя до падения, которое на самом деле твоя единственная судьба. Так ты согласна?

В ответ она просто кивнула. И я понял, что если два человека носят в себе обрывки одной души, то морали нет места в их жизни.

***

Мы лежали в кровати, на которую еще вчера я принес Ханну из подвала. Я накрыл нас старинным покрывалом, расшитым арабесками, и думал о том, с чего начать свою историю, что оставить на потом, а о чем поведать вперед остального.

Я рассказал ей и про своего деда, который научил меня колдовать и разговаривать с духами, про отца, который видел судьбы в амальгамовом зеркале. Не стал скрывать и о том, что должен приготовить фарт, для той души, что соединила наши жизни, но умолчал, откуда взялся рецепт этого чудодейственного напитка. Потом я рассказал, как вчера хотел увезти ее в особняк на Цюрихском озере, потому что Европу ждет большая война, и как спустя всего лишь несколько часов получил деньги, чтобы это могло стать реальностью.

В ответ она сверкнула на меня изумрудными искрами своих пленительных глаз:

– И ты передумал? Мы не поедем в Цюрих?

– А ты готова бросить ради меня отца? – сказал я и тысячу раз проклял свою судьбу, за то, что должен умереть именно тогда, когда наконец обрел счастье.

Она рассмеялась:

– Готова ли я? – Алоиз, иногда ты кажешься мне безумным. – Ну конечно. Мы уедем отсюда хоть завтра. Ах да, фарт. Ну через семь дней. Возьмем билеты. Я оставлю на столе прощальное письмо. И знаешь, мне кажется, что он, мой отец будет рад, когда от меня избавится. А потом мы приедем в Швейцарию, остановимся в дорогом отеле. Ведь ты сказал, что у тебя много денег?

– О да! – Я рассмеялся, вспомнив, сколько лежит на моем счету после ночных безумств господина Горака. – Утром, Ханна я фактически получил наследство от всех своих предков. Его хватит и на дорогие отели, и на шикарный особняк, и на безбедную жизнь, с процентами швейцарского банка. Но Ханна, ты можешь дать мне одно очень важное обещание?