– Пять волн!

– Три волны!

– Одна! Одна! Одна! – пискляво подытожила маленькая серая «недо-чайка», – потому что я сейчас приземляюсь на капот! Мне в гнездо нужна вот та рыжая тряпка!

– Рискни перьями! – прошипел я, выпуская когти и невольно оборачиваясь вокруг. Действительно ее крысиного веса было больше чем предостаточно, чтобы наш тарантас полетел вниз, который очевидно плюхнулся сверху на какое-то дерево, росшее среди скал.

Все двуногие валялись без сознания, их тела в разных нелепых позах были разбросаны по сидениям, глаза закрыты, шеи, руки и ноги повернуты под разными нелепыми углами. Я мигом проверил свою хозяйку – бледная, волосы растрепаны, разбита нижняя губа и висок, но еще живая. Хвала Вискасу!

Я облегченно вздохнул, стряхнув с хвоста еще невысохшие капли крови. Нужно бежать! Но я никогда не оставлю свою хозяйку! Даже если это мне будет стоить моей кошачьей жизни… одной или нескольких из девяти возможных! Придется кем-нибудь пожертвовать… Например, ее лысым хахалем – он лежал ближе всех к пропасти. Если столкнуть его вниз, то повозка продержится гораздо дольше и, может быть, если повезет, перестанет качаться. Нет… плохая идея! Клянусь усами, хозяйка очень расстроится – лучше пожертвовать их домашней обезьяной по кличке Водитель. Заведут себе нового!

Однако, едва я направился к нему, мягко ступая лапами по разбитому дорогому салону, повозка сильно качнулась, едва не опрокинув всех своих горе-пассажиров в море. Давид очнулся, шумно глубоко вдохнув полной грудью – внутри что-то хрипело, кажется, несколько ребер было сломано. Редко и шумно дыша, он облизал разбитую губу и выплюнул на капот выбитый зуб. В его огромных потемневших от шока и боли карих глазах мелькнула моя рыжая физиономия. Затем наш водитель резко развернулся и, о чем-то крепко задумавшись, пристально уставился на Виктора, лежавшего на капоте лицом вниз, его лысина потемнела от крови. Вот, что значит не пользоваться ремнем безопасности!

Здоровяк попробовал пошевелить правой рукой и тут же взвыл от боли – она была безнадежно сломана. Тогда он приподнял здоровую левую руку и медленно потянулся ею к двери, возле которой лежал Виктор. Все что нужно – это как можно легче ее открыть, и Златоновский просто выскользнет из качающейся машины. Тогда автомобиль приобретет большую устойчивость и прекратит качаться. Начальников у Давида может быть много, а вот жизнь-то всего одна!

Над машиной все это время кружила обеспокоенная серая «недо-чайка», как обозвал ее Цезарь. Чуть выше нее за всем происходящим с интересом наблюдал Демон, на этом моменте он решил вмешаться в ситуацию и прибрежный ветер послушно донес его шепот прямо в ухо Златоновскому:

– Виктор! Ты уходишь! И ничего не сможешь взять с собой из этого мира. Ни золото, ни валюту! Очнись, или будет слишком поздно…

Виктор

Бледный худой мальчишка с блестящими ярко-серыми глазами с презрением смотрел на себя в зеркало, пытаясь пригладить непослушные светлые волосы. Сжав и без того тонкие губы в бесцветную линию, он пытался не замечать ни своей поношенной рубашки, ни голода, ни недосыпания. Позади него на темной обветшалой стене приюта висел старый календарь, торжественно объявляя далекий-предалекий 1970 год. Затем, словно во сне, цифры понеслись вверх 1973…1975…1987… Лицо мальчика тоже стало меняться – еще более вытянулось, побледнело, глаза постепенно гасли – становились жестче и темнее. Часто они были красными от слез, щеки – грязные от работы, а губы – разбитые в драке.

1992…1997… Теперь в зеркало смотрелся молодой сероглазый юноша с уставшими от работы глазами. Одет он был в дешевый рабочий костюм офисного клерка, за его спиной виднелся пузатый монитор. Первое место работы…

Летели года, офис становился светлее и просторней, галстуки – элегантней, костюмы – дороже. На левой руке под наглаженной белоснежной манжетой мелькнули массивные золотые часы. Но улыбка, словно застывшая пластиковая маска, была фальшивой, а взгляд пронизывал насквозь, будто жесткие рентгеновские лучи.

– Виктор Златоновский – самый молодой руководитель!

– Виктор купил компанию разорившихся конкурентов!

– Златоновский объявлен самым богатым человеком в городе!

Гласили заголовки газет, следуя друг за другом. Его доходы росли так быстро, что, казалось, он сам потерял им счет. Сильный, беспощадный, расчетливый и успешный. Виктор не отдаст свой бизнес никому – даже родному сыну придется очень постараться, чтобы его «забрать». Ради карьеры Виктор пожертвовал всем – друзьями, собственными волосами, семьей…

Но, вдруг, что-то пошло не так. Его новенький костюм любимого металлического цвета потускнел, стал рассыпаться и на глазах превратился в пыль. Виктор в панике взглянул на свои руки и приблизился к зеркалу. Следом по швам затрещала белоснежная рубашка, тонкий лен высочайшего качества обернулся серым песком. С негромкими хлопками дорогие алмазные запонки превратились в дым

– Что? Что происходит?! – в панике прохрипел он себе под нос, с ужасом глядя, как в противоположном конце комнаты скрипнула дверца его массивного сейфа, внутри вместо блестящих слитков золота лежали дымящиеся угли. Будто минуту назад кто-то сжег все его состояние дотла.

– Но так не бывает! Горят акции, биржи! Золото никогда не горит! – бурчал себе под нос Виктор, его лысина опять блестела от холодного пота, голова раскалывалась на части от волнения и усталости. В висках, словно мощные волны прибоя, колотил оглушительно громкий пульс. Он все еще смотрел на себя в зеркало, пытаясь найти в нем ответы на бесконечные вопросы. Рубашка растаяла, оставив своего полуголого хозяина наедине со своими шрамами – от пуль конкурентов, от трех аварий, от ожога…

Роскошный кабинет, полностью отделанный красным деревом, заходил из стороны в сторону, словно началось землетрясение, с потолка посыпалась побелка.

– Мир рушится? – спросил Виктор у своего, как ни странно, улыбающегося отражения в зеркале. Однако, на его бледной шее тоже с негромким хлопком в дым превратилась золотая цепочка, следом за ней «испарились» и дорогие часы. – Что это?!

– Виктор! Ты уходишь! И ничего не сможешь взять с собой из этого мира. Ни золото, ни валюту! Очнись, или будет слишком поздно, – ответило ему собственное отражение, протягивая вперед руку открытой ладонью вверх, – идем со мной, пока еще есть время.

Виктору, у которого пол уходил из-под ног, а штаны дорогого костюма грозились вот-вот превратиться в прах, ничего не оставалось, как судорожно схватиться за протянутую руку собственного отражения. В этот момент глаза у Златоновского, тот что стоял и невозмутимо улыбался в зеркале, из серых превратились в миндалевидные черные, будто бездна. Он запрокинул лысую голову назад, ровную и гладкую, как бильярдный шар, и громко противно засмеялся, словно скрежет металла о камни…

Кот Цезарь

Давид дотянулся до дверной ручки и нажал ее большим окровавленным пальцем – с легким привычным щелчком механизм открылся.

«Он сейчас выбросит вон нашего лысого! Прямо в море! – рычал я про себя, нервно дергая хвостом из стороны в сторону, и снова уставился на неподвижную хозяйку, – интересно, что сложнее в мире двуногих – найти нового хорошего мужа или хорошего водителя? Мр-рр?»

Я уже готов был прыгнуть на капот и заехать собственной правой лапой прямо по несчастной лысине хозяина, дабы тот очнулся. Но меня нагло опередили…

Серая «недочайка» наворачивала круги над нашими больными головами все ниже и ниже, торжественно сообщая каждый раз: «Это последний! И я – в гнездо!»

Однако, перед долгим полетом домой, нахальная недочайка решила резко сбросить балласт и смачно «наложила» прямо на лысину Златоновского. Тот, на ее счастье, находился в бессознательном состоянии и не смог ничего сделать подобного в ответ. Он очнулся и, тяжело дыша, уставился сначала на протянутую к открытой двери руку Давида, а затем и на самого водителя. Виктор «застукал» его в нужный момент – потребовалось всего пару ударов сердца, чтобы понять, что происходит. А между тем наш обреченный автомобиль миллиметр за миллиметром все сильнее и сильнее кренился на бок, грозясь вот-вот «высыпать» всех своих пассажиров в море. Дорогому «авто» было все-равно, каков их годовой доход и какие у них банковские счета – все-равно все одинаково некрасиво полетят в море.