– Жалко, но я все равно рад нашей встрече.

– Мне тоже жалко. Ты лучше проводи до угла, там меня ждет служебная машина.

Они снова, как в детстве, обменялись шутками и направились вдоль улицы.

Прошло три дня. На столе перед Сорокиным лежали две сводки наружного наблюдения. Теперь он знал, что в доме проживают трое мужчин, двое из которых – военные.

«Кто эти двое? Случайные квартиранты или тоже диверсанты, одетые в советскую военную форму? – размышлял он. – Почему они до сих пор не встали на временный воинский учет?»

Вчера при очередном налете немецкой авиации кто-то снова ракетами указывал на объекты бомбежки, все эти сигналы были осуществлены уже в другом районе города.

Утром его вызвал к себе заместитель начальника отдела контрразведки, и в жесткой форме приказал ему взять немецких диверсантов.

– Сорокин, ты понимаешь, что идет война? Нам не до игр с противником. Ты сам подумай, что будет с тобой и со мной, если они завтра наведут самолеты на объекты особой важности? В лучшем случае нас отправят на фронт, а в худшем – мы с тобой уедем далеко на север. Это хоть понимаешь?

– Я все понимаю, товарищ майор. Хотелось бы выявить всех членов этой группы. Судя по действиям, группа состоит, как минимум из десяти человек. У них есть связь: они точно знают время налетов, а также районы, которые будут бомбить немцы.

Слова Сорокина задели его: он не любил, когда его подчиненные пытались вступать с ним в дискуссию, пытаясь отстоять свою точку зрения. Вот и сейчас он отлично понимал, что капитан Сорокин прав, что брать этих ракетчиков сегодня было крайне нерационально, но он не хотел переступать через свои давно установленные правила.

– Ты думаешь, что я глупее тебя капитан, и ничего не понимаю в оперативной работе? Да я в органах с начала гражданской войны и многое повидал в этой жизни, и я вот понял, что никогда не нужно спорить со своим начальником. Даю тебе еще два дня. Извини, но больше дать не могу, сам под пятой у руководства.

– Спасибо, товарищ майор, – поблагодарил его Александр, – я постараюсь уложиться в отведенное время.

– Запомни, Сорокин, мудрость – адекватное отражение реальной действительности, которая, к большому моему сожалению, сейчас играет не на нашей стороне.

Александр взял со стола майора сводки наружного наблюдения и вышел из кабинета. Пока он шел по коридору наркомата, ему то и дело приходилось отдавать честь офицерам, и эта процедура стала быстро его раздражать.

«Откуда их столько? – спрашивал он себя. – Людей на фронте не хватает, а здесь…»

Выйдя из здания наркомата, он с облегчением вздохнул. Легкий морозец и ветер заставили его поежиться. Осмотревшись по сторонам, он направился к служебной машине.

– Поехали на базу, – приказал он водителю.

Здание, где размещалась его группа, они стали именовать базой совсем недавно. Это было вызвано тем, что здание, в котором дислоцировалось подразделение, когда-то принадлежало подмосковной продовольственной базе, и специальным решением городского обкома партии было на время передано в управление НКВД. Двор здания был оборудован индивидуальными воротами и круглосуточно охранялся сотрудниками комендантского взвода наркомата.

Машина с Сорокиным дважды просигналив, остановилась напротив ворот. Ворота медленно открылись, словно гигантский рот какого-то чудовища. Легковой автомобиль въехал во двор и замер у входа. Александр вышел из машины и, козырнув часовому, стоявшему у входной двери, вошел внутрь здания. Проходя мимо дежурного, он приказал пригласить к нему в кабинет Храпова Валентина Васильевича, которого назначили его заместителем совсем недавно. Сорокин пока еще не разобрался в этом человеке. Он знал, что тот окончил училище НКВД буквально за месяц до начала войны, был молод, резок, а иногда и заносчив в своем общении с подчиненными.

– Проходи, Валентин Васильевич, – произнес капитан и рукой указал ему на стул. – Вот что, лейтенант, нам с тобой дали всего два дня, чтобы мы до конца разобрались с этой диверсионной группой. Ты понял, два дня! Да не смотри на меня такими глазами. Я попытался возражать, но меня быстро спустили с небес на землю. Сейчас идет война, и каждый день гибнут десятки, сотни людей…

Дверь кабинета неожиданно открылась, и в проеме показалось рябое лицо дежурного по подразделению.

– Закройте дверь! – громко произнес Сорокин. – Я занят!

Дежурный испуганно захлопнул дверь. Храпов удивленно посмотрел на своего начальника. Он впервые услышал, как тот повысил голос на подчиненного.

– Александр Михайлович! Вы же авторитетный товарищ, неужели вы не смогли убедить руководство в том, что мы еще не выявили все связи этой группы?

– Ты знаешь, что заместитель начальника отдела не менее авторитетен, чем я. Авторитет – это один из инструментов подавления инакомыслия, которым он и воспользовался. Давай вернемся к нашим баранам. Что мы имеем на сегодня? Знаем, что в доме проживают три человека, двое из которых одеты в военную форму. Кто они? Чем они занимаются? Мы не знаем.

– Разрешите доложить, Александр Михайлович? – обратился к нему Храпов.

Сорокин молча кивнул.

– Почему не знаем? Знаем кое-что, – улыбаясь, ответил лейтенант. – Хочу доложить, что эти двое военных прибыли в город три дня назад. По документам вроде бы все хорошо, придраться не к чему. Вчера ребята целый день «работали» за ними и выяснили, что один из них – майор, по фамилии Бабочкин – после выхода из дома направился в центр города. Он долго и, как показалось нашим сотрудникам, бесцельно бродил по улицам, а затем вошел в дом номер четыре по Никитскому переулку. Пробыл в адресе около пяти часов, а затем вернулся обратно домой. В дороге ни с кем в контакт не вступал.

– Вы сделали запрос в часть? – поинтересовался у него Сорокин.

– Да. Вот ответ, товарищ капитан: майор Бабочкин действительно является заместителем начальника штаба 342-ого стрелкового полка. Неделю назад он получил тяжелое ранение в грудь и сейчас находится на лечении в госпитале.

– Я что-то вас не понял, лейтенант? Как же тяжелораненый майор мог оказаться здесь, в Москве?

– В этом вся и загвоздка. Я сегодня разговаривал с начальником госпиталя, он сообщил мне, что майор Бабочкин скончался в госпитале три дня назад.

– Погоди, погоди, Храпов. Три дня назад этот майор и появился здесь с документами майора Бабочкина. Быстро они воспользовались документами погибшего офицера.

– Товарищ капитан, нужно срочно связаться с особым отделом 342-ого стрелкового полка.

– Вот ты и свяжись. Узнай, не пропадал ли без вести этот майор, а лучше, если ты сам съездишь туда и переговоришь на месте. Что с другим человеком?

– Старший лейтенант Серов Геннадий Павлович. По документам, прибыл в столицу за пополнением. Вчера весь день провел дома и никуда не выходил.

– Где они?

– На шесть часов утра оба были дома, – коротко ответил лейтенант.

– Держите меня в курсе событий, – произнес Сорокин, тем самым, давая понять своему заместителю, что разговор закончен.

Майор Бекметов, командир стрелкового батальона, попал в плен на второй день войны. Его подразделение за неделю до начала войны было вывезено из города в летние лагеря. Бойцы целыми днями занимались строевой подготовкой и учебными стрельбами. Когда первые бомбы упали на их палатки батальона, выяснилось, что подразделение практически разоружено – лишь каждый третий боец имел винтовку, и самое главное – батальон практически не имел боеприпасов. Первая бомба угодила в склад вооружения и боеприпасов и полностью уничтожила его. Майору удалось собрать остатки личного состава и организовать оборону моста через небольшую речку с болотистыми берегами. Первая немецкая атака была успешно отбита, но из лесочка появились три немецких танка Т-4, которые, не встречая практически никакого сопротивления, как ножом вспороли оборону его батальона. Ни приказы командиров рот, ни кинжальный огонь немецких пулеметов не смогли удержать солдат в наспех выкопанных окопах: солдаты выскочили из укрытий и бросились бежать. Мало кто успел добежать до небольшого лесочка, многие были убиты или, подняв руки, сдались немецким автоматчикам, которые двигались вслед за танками. Майор в какой-то момент понял, что окончательно потерял возможность командовать батальоном. Он выскочил из окопа и побежал навстречу солдатам, размахивая пистолетом.