Литмир - Электронная Библиотека

– Ох что будет-то, что будет. Бедная Нюрка. Только в себя начала приходить, а тут эта с приплодом заявилась.

– Ты чего на нас уставилась? Не тут они теперь живут. Съехали. Квартиру продали. Все деньги на твои поиски истратили. Без трусов их оставила. Наглая гадина! А сама по иноземцам шастала.

– Они в бабки твоей лачугу переехали. Туда и езжай.

– Бесстыжая! Побоялась бы после стольких месяцев молчания! Оставила б их в покое.

– Та куда там. Ребенка ж нянчить кому-то надо, вот матери и тащит, а сама дальше шляться пойдет.

Я им ничего не сказала, таксист пожилой без слов все понял, сумку обратно в багажник отгрузил.

– До свидания.

Тихо сказала соседкам и пошла к машине.

– Да глаза б наши тебя не видели. Прости, Господи!

Сели снова в машину, и я комок с трудом сглотнула. Вот значит, как меня приняли… а чего ожидать. Со стороны все так и выглядит.

– Кто эти бабушки? Они на тебя злились и кричали? За что?

– За то, что исчезла.

– А плевались почему? У нас так на падших женщин кричат.

Потому что они меня такой и считают… да по сути так и есть. Если б не Рифат, то приехала б я одна с ребеночком и Аминой.

– То они просто не в себе немного. Возраст, все дела.

– Как моя бабка, точно. У нее все женщины падшие.

Я усмехнулась и потрепала ее по щеке, а потом снова в окно посмотрела. Значит, съехали. Бабкин дом совсем обветшалый, и там всего две комнатушки одна другой меньше и двор размером с пятачок. Одна будка собачья помещается. Отец хотел его когда-то снести и просто под огород оставить участок, но потом случилась та авария на заводе, и все, и уже не до огорода нам стало. Ничего. Я вернулась, может, сейчас и лучше всем нам станет. Заживем потихоньку. Деньги у меня есть, спасибо Рифату.

Таксист становился у покосившегося слегка дома с пошарпанным зелёным забором и старой крышей. Вынес опять мою сумку. А я пошла к калитке, задыхаясь от слез, чувствуя, как разрывает все в груди, потому что маму увидела. Как белье вешает через забор от меня. Совсем седая стала, волосы ветер треплет, а она вешает и отбрасывает их тыльной стороной ладони с родного лица. А я хочу сказать «мама» и не могу. Оно в горле застряло. Слово это самое главное в жизни. Она вешает, а я над забором иду и смотрю на нее, насмотреться не могу. Потом не выдержала и сказала:

– Маммаааа… – громко, – мамочка, – уже шепотом.

Она вздрогнула вся. Медленно обернулась ко мне и застыла.

– Мамочкаааа, – прошептала я снова.

У нее слезы из глаз покатились, так и стоит, с места сдвинуться не может. А я там, за забором. Потом и она, и я одновременно быстро к калитке пошли. Дернула она ее и тут же меня в объятия схватила, и я заплакала навзрыд, пряча лицо у нее на груди, зарыдала так громко, завыла, как ни разу за все это время. Она сжимает меня и тоже плачет, опускаясь вместе со мной на землю и не размыкая рук.

Глава 6

Спустя два года…

– Анастасия Александровна, вы идете? Можем вместе на маршрутке.

Людочка заглянула ко мне в кабинет и улыбнулась.

– Да, скоро иду. Мне осталось проверить одну работу, и я закончила. Идите, не ждите меня.

– Вечно вы допоздна засиживаетесь. Как ваши дочки? Младшая в садике?

– Нет, мама помогает.

– Какая молодец ваша мама, а вот моя… той лишь бы с новым кавалером куда-нибудь укатить. А мой Ванька вечно болеет, и я с этими больничными и отгулами.

– Попробуйте дать витамины. Говорят, помогает.

Я нарочно опустила взгляд в тетрадь и принялась переворачивать страницы. Наверное, я плохой человек, но мне неинтересны все эти сплетни, обсуждения детских болезней, матерей, свекровей и вообще чужой жизни. Меня никто и ничто не волнует – только я, мои дети и моя семья.

– Ох, ладно, побежала я. А то на автобус опоздаю.

Вот и правильно, беги. Я лучше потом сама доеду. Подняла голову от тетради и посмотрела в окно – все снегом замело. Красота такая, иней поблескивает на деревьях и на оконных стеклах. И почему-то от взгляда на эти белые рисунки, на сверкающие искры на ветках меня такая тоска окутывает, так больно внутри становится. Уже два года, как никто не называет меня девочка-зима… Ему так нравился снег. Он говорил мне, что видел его всего лишь один раз в своей жизни. И мне невероятно хотелось вместе с ним смотреть на этот снег… вместе с ним видеть это волшебство. Но я могу только вспоминать.

Постараться привыкнуть к той мысли, что все, что со мной случилось, осталось в прошлом. Не вычеркнуть, не постараться забыть, потому что это бесполезно, а просто привыкнуть. Ведь за два года можно было начать справляться… Это достаточно большой промежуток времени. А я так и не начала. Со мной что-то не в порядке. Иногда месяцами не накрывает, и жизнь идет своим чередом, а иногда накрывает, как сегодня. Просто от взгляда на снег за окном. И справляться с приступом тоски и отчаяния, надеясь, что станет лучше. Когда-нибудь обязательно станет. Ведь я в какой-то мере счастливый человек, со мной мои родители, мои дети… Хотя зачем я кривлю душой перед собой. Со мной только мама. Отец меня так и не принял. В тот день, когда я приехала домой, он выгнал меня, он так орал, говорил мне такие мерзости, что я от боли оседала на пол, придерживая младенца и не веря, что слышу все это от родного мне человека.

– Вернулась? Откуда вернулась, проститутка проклятая? Под кем валялась? Перед кем ноги раздвигала, пока мы с матерью сходили с ума и всех денег лишились…

– Папа…

– Замолчи! Никогда больше не называй меня отцом! Не смей! Я не отец тебе!

– Я… это твоя внучка, я…

– Нет у меня дочери, а значит, и внучки нет! Ясно? Твой черный выродок не внучка мне, и вторую обезьяну забирай и не смей сюда приходить с этими выродками!

– Саша!

Мать бросилась к нему, но он замахнулся на нее костылем, бешено вращая глазами и выплевывая мне в лицо оскорбления и свою ненависть.

– Вон пошла. Чтоб духу твоего на пороге моего дома не было. И выб**дков своих забирай. Голос твой слышать не хочу!

За сердце схватился, и мать к нему бросилась.

– Сейчас, Саша, сейчас. Я валидол и нитру достану. Ты ложись. Не переживай так. Настя уходит уже.

Повернулась ко мне и рукой махнула, мол, иди.

А я ушам своим не верила, я шаталась вся и дрожала всем телом. Никогда отец не был так зол на меня, никогда не видела от него столько яда и ненависти.

– И Верка с Тошкой пусть с этой сучкой не общаются. Нечего учиться у нее, как бл**ью стать и как под иностранцев ложиться, семью позорить. Слышишь? Чтоб не смела младшим давать с ней общаться! Не то я за себя не отвечаю.

Я тряхнула головой, стараясь отогнать воспоминания и проглотить навернувшиеся на глаза слезы. Конечно, страсти улеглись через время. Но с отцом мы так и не общались, и Бусю он ни разу на руки не взял. Мама ко мне на съемную квартиру приезжала и помогала, чем могла. Веру с Тошей привозила. Иногда мы вместе гулять ходили или в кино. И моя жизнь вроде как вливалась в самое обычное русло, когда пытаешься жить, существовать ради кого-то, засовывая свою боль как можно дальше. Я с ней справлялась, умела договариваться и разрешать ей приходить в другое время, когда никого нет рядом.

Я встала со стула и подошла к окну. Посмотрела на звездное небо такое яркое, темно-синее и вспомнила такое же небо над своей головой в жаркой пустыне, когда мы лежали на песке и смотрели вместе на звезды. В тот короткий период нашего счастья. Я позволила себе быть слишком счастливой, и у меня это счастье отобрали. Нельзя так радоваться, нельзя настолько погружаться в миражи, когда они сгорают дотла, боль становится невыносимой. Распахнула окно, и морозный воздух ворвался в аудиторию. Взвил мои волосы, швырнул мне в лицо маленькие, колючие снежинки. Опустила взгляд вниз, и на секунду что-то дернулось внутри. Там стоял мужчина. В тени деревьев. Свет фонарей падал на его мощную высокую фигуру в черном пальто и на лицо, поднятое кверху. И на долю секунды мне показалось… нет… я не могла этого озвучить даже про себя… сильно дух захватило. Я отпрянула от окна и тут же прильнула к стеклу обратно, но там уже никого не было. Мне, наверное, показалось. Это все мысли о НЕМ. Бесконечные, тягучие и болезненные, как открытая рана. И тоска. Дикая, непреодолимая и необратимая, как смерть. Особенно когда вот так накатывают воспоминания.

9
{"b":"635707","o":1}