– Вот гады! – ворчал Михаил, ковыряясь в своей порции – За такую еду я бы весь тыл к стенке поставил. Разве это можно есть?

– А что, картошка, как картошка, – возразил я – Вроде, без червячков.

– Вот именно! Пожрешь ЭТО пару месяцев, изо дня в день, тогда я посмотрю на тебя.

– В смысле?..

– А вот, «в смысле»! Другого ничего на ужин тут не дают. Я даже могу со сто процентной гарантией сказать, что завтра на завтрак давать будут: каша рисовая, масло и чай.

– Что ж, и на том спасибо.

Медведю, конечно, трудно было энергетически обеспечить свою массу тела, он постоянно голодал – порция, считавшаяся нормой (правда и для меня эта «норма» была мизерной) для него это было «на один зуб». Поэтому Мишка постоянно был занят мыслями о еде: какие-то поиски, махинации, бартеры… Я видел, как он, перед тем, как выйти из столовой, зашел к поварам и вышел оттуда с небольшим свертком под мышкой. Иван же, допив чай, собрал из тарелки все печенье и завернул его в салфетку.

– Это еще зачем? – удивился я – Чай «дома» пить?

– Да нет, Степа сладкое уж больно любит, – пояснил он – Вот мы его немного подкармливаем.

Мы вышли из столовой и уселись на лавочке возле ажурного фонтанчика с белым гипсовым амуром в центре. Я вспомнил, что у меня в сумке «завалялась» баночка клубничного джема, который я в тайне обожал и купил накануне своего отъезда. Естественно, я предложил подарить ее дяде Степе.

– Нет, – покачал Иван головой – Не возьмет.

– Почему?

– Не такой уж он и полоумный. Понимает, что его жалеют. Подарок не возьмет.

– Мне лучше подари – предложил Медведь.

– Не слушай, Алексей, этого старого попрошайку, – пытался урезонить Иван вечно голодного Медведя.

Солнце клонилось к закату, окрашивая перистые облака, собравшиеся над западной частью горизонта, алой бахромой. Стало тихо, даже птицы, казалось, петь перестали. Лишь слышно было металлический лязг гусениц и утробное урчание дизелей где-то за периметром охраны ОГВСа – это возвращались БМП из числа огневого прикрытия очередного центроподвоза и снятые с основных коммуникаций войсковые заслоны. Войну никто не отменял, несмотря на райскую идиллию, царившую вокруг. Я сидел лицом к горам. Дальних перевалов не было видно, однако, даже при виде ближних хребтов, по старой привычке, мне сделалось не хорошо. Где-то там прятались «духи», ожидая ночной темноты для проведения очередной дерзкой акции, о которой мы узнаем рано утром. Хотя, я прекрасно знал, что, ни сегодня, ни завтра, ни на следующей неделе там я не буду. Не раздастся рядом автоматная очередь, не просвистят пули над головой, не будешь выкладываться до седьмого пота, преодолевая очередной гребень. Потому, что я – офицер штаба ОГВС, штабная крыса, личного участия в спецоперациях отныне не принимаю. Противно даже, черт возьми! Я чувствовал, что это выбито у меня на лбу. Может, потому так не дружелюбно на меня посмотрели только что прошедшие мимо нас офицеры-спецназовцы, получившие очередную задачу на проведение РЗМ*.

…Утро следующего дня в разведывательной службе началось с обычного штабного «кипеша»: то ли кто-то из офицеров, «дежуривших на сводке»*, неправильные данные подал, то ли эти данные уже пришли искаженными и дежурный, не проверив, «забил» всю эту беду в донесение – короче, в нашем отделе «головы мылили» всем подряд. Дед был вне себя от ярости, даже свою любимую собаку забыл покормить, от чего зверел еще больше. Увидев меня с Иваном в коридоре, тоже не стал кривить душой и по привычке, точнее – по инерции, обругал и нас:

– О! Явились, не запылились! Работнички! Саватеев, вас всех уже пора в горы отправлять! Или к стенке ставить! Зажрались!

Полковник Саватеев, стоявший с обреченным видом, тут же, тихо, но довольно-таки ядовито, прошипел нам:

– Чего вылупились? Валите на свои рабочие места!..

Да, издержки работы мозга военной машины в действии. Верные древнему армейскому принципу «Ты – начальник, я – дурак», мы, молча, юркнули в свои душные норы-кабинеты. Мое рабочее место находилось прямо возле входной двери. Поскольку установилась неимоверная жара, а кондиционера у нас не было, дверь в коридор была постоянно открытой, дабы хоть малый сквознячок проветривал душный кабинет и, главное, системные блоки наших машин. Кабинет деда располагался почти напротив нашего, чуть наискосок, поэтому я еще долго имел удовольствие слышать раздраженный голос нашего генерала, костерившего всех подряд тем исконно русским наречием, при упоминании которого, хоть всех святых выноси. Андрей, наш начальник отдела, тоже весь красный сидел у своего компьютера и, ни с кем не разговаривая, молча уставился в экран монитора. Ему тоже, вероятно, досталось. Он долго молчал, потом, наконец, проворчал:

– Ну, надо же! Испугали ежа голым задом! Кто-то там, в Москве, утренний кофе недопил!

А Дед все не унимался, из коридора все еще доносился его по-старчески скрипучий фальцет:

– Всех в окопы загоню! Всех отпетрушу!

– Отпетрушит он… – негромко, скорее для себя, комментировал Андрей – Смотри, как бы «петрушка» не отвалилась!

Неказистые штабные перипетии со всеми вытекающими издержками грозили обернуться виновникам в разного рода штрафные санкции, о которых через сутки уже никто и не вспомнит. Однако никто крайним быть не хотел. Поэтому утренний скандал имел перспективу плавно перейти в полуденный. Одним словом, буча, которую заварил наш дед, по всему видимому, должна была утихнуть еще не скоро, и я постарался с головой уйти в свою работу – благо, ее всегда было вагон с тележкой. Но не прошло и двадцати минут, как к нам забежал Мирослав, дал мне листок с написанной там фамилией:

– А ну, пробей-ка мне этого махмуда!..

Потом заглянул начальник соседнего отдела, из нашей же конторы, ему надо было сверить со мной данные по бандглаварям такого-то района. Затем забежал дежурный по службе – убитые и задержанные боевики за такой-то период. Потом опять Мирослав:

– На, пробей списочек. Срочно!

Одним словом, я «строчил», как угорелый, забыв, что «работать на компьютере не умею». Прорва работы! Со всех сторон на маня надвигались предложения, просьбы, приказы. Мне казалось, что я один пашу, как проклятый. Парни в нашем кабинете шутили, переговаривались, смеялись, рассуждая над свежим анекдотом или ситуацией из жизни, произошедшей тут же. Толкали меня в плече: «Пойдем, покурим!»… Какой там! Хотя бы свою работу успеть сделать, хотя бы самое необходимое. Но никаких бездельников в нашем отделе не было. Просто, ребята, уже «съев собаку» на своих должностях, быстро и споро управлялись со своей текучкой. Да и операционная скорость работы на машине у меня – чего кривить душой – оставляла желать лучшего. Я был профан по сравнению с ними. Они половину жизни, всю свою службу проработали в штабах, разведцентрах и подобного рода отделах. Куда там мне за ними угнаться! Но меня раздражало совсем не это. Уже несколько раз меня вызывал Саватеев и, кивая на мои справки, мрачно и не очень то дружелюбно отчитывал за ошибки и недоработки разного рода.

– Это не доклад, а пародия. Вы хоть элементарное понятие о штабной культуре имеете? Немедленно переделать!

Я пыхтел, краснел, переделывал… Наконец, ближе к вечеру, «на ковре» у шефа, при очередном разносе, меня вдруг прорвало:

– Я тут что, мальчик для битья? Я – боевой офицер, ранение имею! И оказался здесь по воле случая. И то, что мне не хватает штабной культуры – так в окопах другой культуре учили!

На удивление, Саватеев почти никак не отреагировал на мой, мягко говоря, недопустимо дерзкий и враждебный тон. Только посмотрел на меня усталыми, красными от недосыпа глазами и спокойно, словно под диктовку, сказал:

– Все мы тут боевые, с ранениями и орденами. Не поймите меня превратно, обидеть вас никоим образом не хотел. У всех у нас выдался тяжелый и не совсем удачный день. Учитесь! А переделать вот этот документик, все-таки, придется. Не сомневайтесь. Так что идите, дерзайте, голубчик…

Выйдя в коридор, я услышал за закрывшейся дверью голос Саватеева: