В XXI веке судьба человечества во многом зависит от особенностей научно-технического прогресса, принципиальной составляющей которого является также военный прогресс. Тем не менее военный прогресс определяется не только и, может быть, не столько научно-техническими элементами, представляя собой более широкое понятие, которое включает, в частности, такие социально-философские категории, как «служение Отечеству», «боевой дух» и т.п. В связи с этим, вопрос об уровне военном прогрессе не имеет однозначной оценки и должен решаться, исходя из конкретно-исторических особенностей, что также во многом связано с уровнем общественного прогресса.
Однако в условиях XXI века, проблемы военного прогресса видятся более глобально, нежели в XX веке, поскольку генерировать прогрессивные идеи, аккумулируя интеллектуальный капитал, уже под силу и малым государствам. Рост взаимозависимости между различными регионами и странами проявляется в виде все возрастающего воздействия на социальную действительность отдельных стран различных факторов международного значения: экономических и политических связей, культурного и информационного обмена.
При детальном рассмотрении прогресса человечества в целом на первый план выходит поступательное ускорение развития. Исходя из данных о хронологической продолжительности последовательно сменяющих друг друга эпох, обнаруживающей ускорение ритма истории, и следует рассматривать проблему военного прогресса в обществе. В частности, развитие военной техники сопровождало человека практически с момента его появления в природе и со временем развитие переросло в конкретизированный «технический прогресс», а затем и в «научно-технический», пройдя путь восхождения «от простого – к сложному». Преувеличением будет отождествлять технический прогресс с общественным прогрессом, измеряя последний количеством выпущенной бытовой техники, поскольку это является неправомерным распространением одной отдельно взятой стороны явления на все явление в целом.
Научный подход выводит на первый план вопрос о том, существует ли на сегодняшний день реальный прогресс, единство которого обеспечивалось бы человеческой деятельностью. Если признать, что всемирно-исторический процесс складывается естественно исторически и не нуждается во внеисторической силе для поддержания своего единства, встанет вопрос о его человеческом содержании и смысле: существует ли всемирно-исторический субъект, для которого была бы значима всемирная история в ее целостности. В этом случае проблема общественного прогресса превращается в проблему гуманизации всемирно-исторического процесса, наполнения его человеческим содержанием, и отпадает надобность искать смысл в заоблачных далях.
Неадекватная оценка военного прогресса связана также с тем, что линейно-прогрессивная схема общественного прогресса, принятая в западной системе ценностей часто не выдерживает критики, если учесть неоднозначность военного прогресса. Это связано со следующими обстоятельствами.
Во-первых, революционная смена социально-экономических формаций как результат перехода количественных показателей накопившейся энтропии в новое качество, предполагает определенный уровень военного прогресса, независимо от того, происходило ли реальное военное вмешательство.
Во-вторых, помимо институционального переворота, который может быть спонтанным, революционные преобразования, как правило, растягиваются во времени, когда многое решает именно определенный уровень военного прогресса.
Мерой социального прогресса становится экономический рост, а система промышленного производства теперь определяет общественное устройство. Общество и личность представляются в терминах и категориях пользы, интереса, целерационального действия. В постиндустриальном обществе, где человек, его личность и культура не защищены от логики рынка и технических средств, материальные блага стали преобладать над культурными услугами. Включение общества в систему рыночных отношений глобальной экономики, развитие и внедрение информационных технологий приводит к переоценке духовных ценностей, утрате высших идеалов культуры. Ситуация, сложившаяся на сегодняшний день, показывает, что человек в повседневной жизни стал руководствоваться «престижными» ценностями, придавая второстепенное значение традициям, религиозным, нравственным и эстетическим нормам»21.
Кроме того, экономический критерий прогресса не является всеохватывающим. Таким критерием может быть общесоциологический, сущностный и общий для всех сфер общественной жизни, в частности, и для определения уровня духовности общества. Тем не менее, такой критерий может быть очень абстрактным – это сам человек, точнее, уровень развития личности. Этот критерий предусматривает высокий уровень гуманизации общества, достижения личностью социальной свободы, т.е. ликвидации вековой отчужденности между личностью и обществом (государством). На этом основании возможно определение эмпирически-конкретных факторов общественного прогресса. Определение показателей прогресса может быть прагматическим и локализованным. Например, показатели общественного прогресса могут быть дифференцированы по сферам: экономической, технической, экологической, политической, культурной и т.п. Все показатели, которые фиксируют движение общества вперед и не являются показателями регресса (упадка, деградации), могут рассматриваться как эмпирические свидетельства общественного прогресса.
Одним из основных догматов европейской цивилизации является положение о том, что искусственное, сотворенное наукой, лучше естественного, данного природой. Именно на этой основе сформулировано положение о человеке как о завоевателе природного мира. Отсюда страх перед разнообразием окружающего мира и стремление к замене эволюционно возникших способов самоорганизации природного и социального миров бюрократической организацией22. В то же время военный прогресс в коллективистском обществе является следствием гармонии природного и социального миров в своем космическом совершенстве. Таким образом, принципиальная характеристика его состоит в естественным гармонии: общественного, естественного и космического.
Понятно, что объективные условия деятельности людей постоянно расширяются, претерпевают качественные изменения, обогащаются за счет ассимиляции результатов человеческой деятельности, все вновь и вновь изменяемых, совершенствуемых и заново создаваемых предметов второй «природы», за счет очеловечивания природы естественной. Развивается производство, создаются новые производственные мощности, производственные, социально-бытовые и культурные объекты. Являясь результатом субъективного, деятельности человека, они становятся объектами для новых поколений людей, включаясь в систему детерминации их дел и поступков, их целей и намерений, их деятельности во всем ее многообразии. Исходя из этого, источник общественного прогресса – собственные потребности и интересы людей. Общественный прогресс – не только объективная, но и относительная форма развития. Противоположностью общественного прогресса является общественный регресс. Там, где не появляется возможности для развития новых потребностей и их удовлетворения, линия социального прогресса прекращается. В прошлом нередко наблюдались случаи социального регресса, гибели сложившихся ранее цивилизаций. Следовательно, социальный прогресс в мировой истории совершается зигзагообразно. Таким образом, реальная канва истории предстает как переплетение и взаимодействие двух факторов – субъективного и объективного.
Концепция естественно-исторического процесса смены общественно-экономических формаций фиксировала общие черты, присущие развитию человеческого общества, показывала единые и повторяющиеся изменения конкретных социальных организмов (стран, народов). Такого рода униформистская конструкция (линия) общественного развития, согласно которой все народы «обязаны» проходить весь этот путь в своем движении к подлинной истории человечества – коммунизму – вызывает критику ряда ученых. Они считают, что формационная теория построена с учетом достижения такого будущего состояния общества, которое по существу является утопией, что эта теория не учитывает многоликость и многовариантность общественного развития различных стран и народов, что она чрезмерно жестко привязывает изменения истории к смене форм собственности, якобы, игнорируя роль факторов культуры в этом изменении.
