Заглянувший в кабинет Долиш покосился на свирепствующее начальство и обратился к Тесею:

— Сэр, сообщение из святого Мунго. У них ваш брат. С ним некто Гринграсс. Вы интересовались его передвижениями, и я передал больничной охране, чтобы его задержали.

Тесей вскочил на ноги.

— Мне нужно туда, немедленно. — Он посмотрел на Трэверса. — Если Гринграсс что-то знает, я приведу его на встречу с французами. Дайте мне полчаса!

Трэверс скривился и махнул рукой, не то отпуская, не то попросту прогоняя его, но он бы, пожалуй, все равно ушел сейчас, даже если бы это означало увольнение.

— Восхищаюсь твоей братской преданностью, но если окажется, что всему твоему следствию грош цена, будете лежать на соседних койках! — донеслось ему вслед.

Не слушая, Тесей почти бегом направился к лифтам. В совершенно пустом атриуме кружили бумажные самолетики служебных записок, дожидаясь возвращения адресатов с каникул. Часы над статуей волшебного братства пробили полночь, и в то же мгновение холл осветился долгой вспышкой сработавшего портала. Двое мужчин в деловых костюмах отпустили доставивший их серебряный канделябр, один из них поддержал за локоть их спутницу — эффектную молодую брюнетку в зеленом.

— Bon Noel, — заметив Тесея, сказала она голосом птицы из квартиры Гринграсса и кокетливо улыбнулась.

***

В коридоре за дверью темной палаты мерцают рождественские огни, бинты закрыты одеялом, и кажется, Ньют спит мирно и дома, в своей забитой звериным добром комнате с горой подарков возле постели.

— Кровевосполняющий эликсир вместе с сонными чарами, — тихо сообщил Тесею дежурный целитель. — Расщеп — дело нехорошее, но лечится легко, если успеть вовремя.

Слова давались так тяжело, как будто это его, а не Ньюта, душил смеркут. Тесей смог выдавить только одно:

— Надолго?

— Надолго сон? До утра, полагаю. После такого надо хорошенько отдохнуть!..

Он выдержал шокированный взгляд Трэверса и гоблинов с их зельем, выдержал зрелище этой руки на ледяном столе в мертвецкой, но сейчас испугался, что не выдержит больше ничего. Как он скажет Ньюту? Пусть тот весь в шрамах и черт знает что уже пережил, они всегда будут невзрослеюще младшим и старшим, и он же старший, почему он не защитил, не спас их обоих?

— Уйдите, — велел он, глядя не на целителя, а на темную фигуру по другую сторону постели. — Сп... Спасибо.

Целитель вышел, не став спорить. Дверь палаты с мягким стуком закрылась за ним, и в наступившей тишине Гектор Гринграсс прошептал:

— Клянусь, я этого не делал.

Тесею хотелось закричать или расхохотаться, ударить его Авадой Кедаврой или кулаками, потому что все это какая-то ошибка, жизнь сломалась и пошла вкось и он не должен с этим разбираться, выяснять и понимать, все просто на самом деле не так! Но брат спал в паре шагов, пока еще там, в несломанном мире, и когда он проснется, Тесей должен хотя бы сказать ему, что виновные заплатили.

— Рассказывай, — прошипел он.

Глаза у Гринграсса запали, он явно давно уже не спал и не ел, и лицо его казалось Тесею черепом, какой-то маской на День всех святых. Нет, нет, это все неправда, сегодня же Рождество!

— Я пытался спасти свою дочь, — еле слышно сказал Гринграсс.

Может быть, часом раньше Тесей бы удивился, может быть, ощутил бы сочувствие, но сейчас в голове только щелкнула очередная вставшая на место деталь. Гринграсс-старший и даже леди Долорес ни слова не сказали о внучке: знали, что это даст Гектору в глазах закона уж слишком явный мотив. «Мой сын полагает, что может все».

— Жених мой матери проклял наш род, — говорил Гектор, — он...

— Я знаю.

Гринграсс запнулся, заговорил быстрее, бессвязно и глухо, как в бреду:

— Катрина… Моя жена, она умерла при родах, а Дафна… Она болела с рождения, я перепробовал все, зелья, заклинания... Ничего не помогало. И я подумал, что проклятие можно обмануть, заставить его выстрелить вхолостую. Ни одно проклятие не сработает без тайного согласия проклятого, так ведь говорят? «Гринграсс отнял прекрасную Долли у Розье, и однажды Розье отберет прекрасную Долли у Гринграсса», так оно звучало. Прекрасная Долли — это моя мать, Долорес Селвин, и Розье имел в виду, что за нее отберет своими чарами ее дочь или внучку, но ведь Долли — это кукла, куколка...

«Они за игрушками собирались... Купили куклу».

— Это ведь логично, все так, как сам Розье сказал, я в это верил, все должно было получиться!..

Он смотрел на Тесея, похоже, с надеждой, с мольбой, но тот только спросил:

— Зачем Лита?

Гринграсс отвел глаза.

— Ее прабабка была Розье. Я подумал, проклятие признает в ней родню из-за этого. Но... Чтобы было совсем наверняка, она должна была действительно стать Розье. Винда Розье — племянница того самого Этьена, последняя в его роду. Мы проникли в ее дом, обыскали ее вещи и нашли волос.

В квартире Гринграсса была склянка с сушеными златоглазками. Они нужны для оборотного зелья.

«Дом пуст, но защитные чары зафиксировали проникновение».

«Как я выгляжу?».

«Тебе идет все».

Даже чужое тело.

Нет, неправда, ему это снится, как Ньюту.

В атриуме министерства он выпалил «Ревелио!» в ответ на французское поздравление с Рождеством, и мадемуазель Розье засмеялась и сказала, что никаких чар на ней нет, она в самом деле такая красивая. Опешивший Трэверс набросился на своих мракоборцев, неспособных даже выяснить истинную личность убитой прежде, чем поднимать международный скандал, и потребовал вызвать Крауча из управления по связям с гоблинами. Все вместе они спустились в департамент расследований и вошли в мертвецкую, где на зачарованном льду покоилась вторая Винда Розье. Приглашенный Краучем гоблин небрежно плеснул на тело Гибель воров.