С первого взгляда было понятно — царевич. Не боярский и не купеческий сын, не ратник, отставший от обоза. Царевич. Хотя вид у него сейчас был совсем не царский: сафьяновые сапоги в болотной грязи, расшитый золотом кафтан нараспашку, шапка на тугих кудрях едва держится. Колчан пустой. К щеке сосновые иголки прилипли. Глаза мрачные и спокойные.
Царевич пил воду из ручья. Встав на колени, черпал пригоршней, подносил к губам. Не брезговал ни рукава замочить, ни портки в земле испачкать. Вода лилась у него по пальцам, затекала в рукав. Холодно небось, ручей-то ледяной, с гор.
Волк сидел, скрывшись за смородиновым кустом, и смотрел на царевича. Хлопал пушистым хвостом по сухим прошлогодним листьям, как собака какая-то. Вот же пропасть. Жил, горя не знал, служил у Яги на посылках, — а тут… Царевич. И в голове гудит, будто башкой об камень с разбегу двинулся.
Царевич плеснул водой в лицо, фыркнул, сел на траву. Огляделся. А чего оглядываться — лес стеной как стоял, так и стоит. Молчит, только шорох по верхушкам кряжистых дубов бегает, в осинах лопочет. Волк поднялся и выступил к ручью на полянку.
— Что, добрый молодец, невесел? — спросил он. — Что буйную голову повесил?..
Царевич схватился за лук, потянулся за колчаном, нащупал в нём пустоту.
— Коня у меня дикие звери разорвали, — сказал он. — Теперь ты по мою душу пришёл?
— Я человечину не ем, — сказал волк. — А вот за коня повинюсь. Мой грех.
Царевич смотрел прямо, взгляд не отводил, а взгляд у него был синий, как густые молодые сумерки.
— Как тебя звать-величать, куда путь держишь? — спросил волк.
— Я Иван-царевич из Берендеева царства. Отец меня послал отыскать Жар-птицу, которая в его саду золотые яблони разоряет.
Волк вздохнул, покачал головой.
— Я знаю, где её искать, но на коне ты туда и за три года не доберёшься, а без коня семь лет будешь идти.
Царевич пожал плечами:
— Скажи, коли знаешь. Без Жар-птицы я не могу вернуться. Пойду пешком, раз ты моего коня съел.
Волк переступил через ручей, встал возле Ивана-царевича.
— Я тебе помогу. Я перед тобой за коня виноват — буду тебе служить верой и правдой. Только уговор: как вернёшься в своё царство, выполнишь одну мою просьбу.
— Если поможешь — отблагодарю тебя любым золотом, — серьёзно сказал Иван. — Будешь на пуховой перине спать, серебряными гребешками тебе будут шкуру расчёсывать, и дюжину зайцев и куропаток каждый день на серебряных блюдах подносить.
Волк помотал головой:
— Не нужны мне ни перины, ни гребешки с зайцами. Садись мне на спину, Иван-царевич, и держись крепче.
Тот посмотрел с сомнением, поднялся на ноги. Повесил за спину лук и пустой колчан, сел верхом на волка, запустил пальцы в серый мех. Взял да и погладил промеж ушей, так что по шерсти дрожь прошла.
— А как тебя называть? — спросил царевич.
— Нет у меня имени, — буркнул волк, вздрагивая ушами. — Серый, да и всё.
Скачет волк — синие леса мимо глаз пропускает, синие озёра хвостом заметает, синие горы его брюхо острыми вершинами царапают, синие звезды на шкуру росой брызгают. Долго ли, коротко ли, добрались они до высокой крепости.
— Прибыли, — сказал Серый волк. Улёгся на лапы, чтобы отдышаться от быстрого бега. — Заберёшься в сад, пойдёшь по тропинке, которая усажена огненными кустами. Цветы не рви, страже на глаза не попадайся. В конце тропинки увидишь золотую клетку на ветвях, на золотой цепи. Там Жар-птицу найдёшь. Забирай её себе и прячь за пазуху, только клетку не трогай — она зачарована.
Сказал и сел под стеной крепости дожидаться. Иван-царевич снял сафьяновые сапоги, бросил расшитый золотом кафтан на землю, шапку на него кинул, чернобурым мехом отороченную, и полез на стену. Босыми пальцами за камни цепляется, на руках подтягивается, вот и скрылся с глаз.
Лежит Серый волк — сторожит кафтан. Морду на лапы пристроил. От кафтана тянет яблоневым цветом, белым с розовыми прожилками. Холодом от звёзд пахнет. Речной стылой водой, золотой пшеницей и вишнями, которые так низко над землёй склоняются, что можно их губами с ветки срывать. Лежит Серый волк, глаза прикрыл. Час ждёт, другой ждёт. Ночь на исходе, заря занимается, а Ивана всё нет.
На рассвете запели, заскрипели ворота крепости. Вышел оттуда царевич, босой и хмурый. Волк поднял голову, окинул его взглядом — Жар-птицы не видать.
— Я ведь предупреждал, что зачарованную клетку нельзя трогать, — сказал волк.
— Знаю, — вздохнул царевич. — Прости меня, дурака. Царь Афрон хочет, чтобы я ему в обмен на Жар-птицу златогривого коня добыл. Пойду искать, где это чудо водится.
— До этого чуда верхом за семь лет не доскачешь, а пешком за двенадцать лет не дойдёшь. Садись, я тебя отвезу, — сказал Серый волк.
Облачился царевич в свои царские одежды, сел верхом на волка и поцеловал его промеж ушей, так что по шерсти дрожь прошла.
Скачет волк — синие леса мимо глаз пропускает, синие реки одним махом перемахивает, по синим долинам тенью бежит. Долго ли, коротко ли, добрались они до высокой крепости.
— Здесь златогривого коня держат, — сказал волк. — Днём он по лугам да полям резвится, его не изловить, потому что он быстрее солнечного луча бегает, у него ветер в гриву заплетён. А ночью он на конюшне спит. Как проберёшься в сад — иди по тропинке, которая драгоценными камнями выложена. Траву не топчи, стражу не буди. Бери коня, только золотую уздечку не трогай — она зачарована.
Сказал и сел под стеной крепости дожидаться. Скинул Иван-царевич кафтан, сапоги снял, остался в одной нательной рубахе и в портках бархатных. Полез на стену — за камни цепляется, за крепкий плющ хватается, вот и скрылся с глаз. Лёг Серый волк его кафтан сторожить, пристроил голову на лапы и глаза закрыл. От кафтана травой пахнет, холодом от снежных вершин тянет, дымом лесного костра и медвяной росой с цветущего луга, в которой подол вымочен. Час прошёл, другой начался, вот уже звёзды гаснуть начали, а Ивана всё нет.
На рассвете загрохотали железные цепи, отворились ворота, вышел царевич сам-один, без коня.
— Не послушал ты меня, Иван. Я ведь говорил зачарованную узду не трогать, — вздохнул волк.
— Знаю, — мрачно сказал царевич. — Прости меня, дурака. Царь Кусман хочет себе в жёны Елену Прекрасную, взамен обещал коня подарить. Пойду искать, где она живёт.
Смотрит на него Серый волк и печалится, да делать нечего. Взялся службу служить — исполнять надо.
— До Елены Прекрасной ни верхом не доскачешь, ни пешком не дойдёшь, — сказал он. — Ни за двенадцать лет, ни за семьдесят. Садись на меня, я тебя отвезу.
Оделся Иван-царевич, сел верхом, обнял волка за серую шею и так крепко в руках стиснул, что по шерсти дрожь пошла.
Скачет волк — синие леса мимо глаз пропускает, синие моря вплавь берёт, синим звёздам в лицо дышит. Долго ли, коротко ли, добрались они до высокой крепости.
— Здесь Елена Прекрасная в башне живёт, — сказал Серый волк. — Башня из слоновой кости сложена, лестницы у неё изумрудные, полы малахитовые, а в окна алмазы вставлены. Ночью Елена Прекрасная в башне сидит, а днём по саду с мамками и няньками гуляет, цветы рвёт и траву жемчужными туфельками топчет. В этот раз я тебя не пущу, сам для тебя девицу добуду. А ты жди здесь, но не спи: как я вернусь, прыгай мне на спину и в обратный путь поспешим.
Сел Иван-царевич под высокой крепостной стеной, привалился к ней и на волка смотрит. А тот в ответ глядит. На кудри тугие, которые из-под шапки выбиваются, на грустные глаза незабудковые и скулы точёные. Трогает носом запах — сосновые иголки, земляника алая, как брызги крови на резных листьях, холодное железо и волчья шерсть. Нагляделся Серый волк и одним прыжком стену перемахнул.
В саду соловьи заливаются, яркие пташки с ветки на ветку порхают, розы цветут сочные, дурманные. Все дорожки блескучим камнем выложены, а в центре сада стоит башня из слоновой кости вышиной до самых облаков.
Серый волк притаился за кустом, прижался к земле, и как будто его не видать совсем. В полдень отворилась дверь башни, вышла Елена Прекрасная в сад погулять с подружками, мамками и няньками, стали они песни петь и хороводы водить. Подкараулил волк, как она в сторону отошла, выскочил ей на дорогу, перекинул через себя, да и махнул через стену, к Ивану-царевичу.
