Краснов все понял. Докурив сигарету, он оделся и попрощался с новым хозяином квартиры. Остудин проводил его до дверей.

Светлана вела себя на буровой так, словно это был ее родной дом. Выбравшись из вертолета, она направилась не по расчищенной бульдозером дороге, а по протоптанной в глубоком снегу узкой тропинке к ближайшему балку. Татьяна молча последовала за ней. Заглядевшись на огромный раскидистый кедр, она оступилась с тропинки и тут же зачерпнула валенком снег. Он попал за голяшку, и нога сразу почувствовала это.

– Подожди, – сказала Таня и ухватила одной рукой Светлану за рукав. Засунув пальцы за голяшку, она выгребла снег из валенка.

– На буровой рот не разевай, – наставительно заметила Светлана. – Здесь и по голове огреть чем-нибудь может.

Девушки подошли к балку бурового мастера. В нем было сумрачно. Сквозь намерзший на стекле небольшого оконца толстым слоем куржак едва пробивался дневной свет. Когда Светлана закрыла дверь, в балке стало совсем темно.

– Вот черт, – выругалась Светлана, нашарила рукой выключатель и щелкнула им. Но лампочка не загорелась. Она прислушалась и сказала: – Буровая стоит. Наверно, что-то случилось.

Они вышли из балка. Таня посмотрела на буровую, высившуюся в пятидесяти метрах от них. Она походила на собранную из железных конструкций ажурную башню.

– Пойдем туда, – кивнула в сторону буровой Светлана.

Только теперь Таня поняла, откуда у нее появилось ощущение, что она оказалась на краю земли. Буровая молчала. Над балками и тайгой стояла неземная, скованная ледяным холодом тишина. Жизнь словно навсегда ушла из этих мест. Не слышно было ни теньканья синиц, ни стука дятла, только скрип снега под ногами, когда они шли к буровой. Не доходя до нее, Таня увидела на мостках нескольких человек. Они молчаливо возились с какими-то железками.

Заметив девушек, один из них поднял голову и досадливо сказал:

– Вот уж не вовремя, так не вовремя. Идите в балок, пока не замерзли, а я с дизелем разберусь и приду.

Он отвернулся и нагнулся к железкам.

– Пойдем, – сказала Светлана и повернула назад.

Федякин появился примерно через час, вскоре после того, как на буровой затарахтел двигатель. Одновременно с этим в балке вспыхнула лампочка. Федякин прошел мимо девушек, остановился у железной печки, протянул к ней озябшие ладони.

– Серьезная была поломка? – глядя на него, спросила Таня.

– Зимой любая поломка серьезная, – ответил Федякин. Он потер ладони и, повернувшись к девушкам, спросил: – С чем прибыли?

– Давно вас не видели, вот и прилетели, – ответила Светлана. – Барсов сказал, что вы везучий, скоро откроете нефть.

– Откроем, если не пропадем, – иронично усмехнулся Федякин. – Если бы сейчас двигатель не запустили, пришла бы хана и нам, и буровой.

Петру Петровичу Федякину шел пятидесятый год. Но выглядел он значительно старше. Обветренное, загрубевшее его лицо иссекли частые и глубокие морщины. Молодыми были только синие глаза, в которых иногда проскакивали мальчишеские искорки. Узнав, что Татьяна с Урала, он заметил:

– Выходит, мы земляки. Я ведь тоже с Урала, может, слышали: Чебаркуль?

– Как же, – обрадовалась Татьяна. – В Челябинской области. Вы давно оттуда?

– Куда дальше. Мне был всего год, когда нас сюда переселили. Я из ссыльных. В тридцатом году нас всей семьей сюда вытолкнули.

Татьяне стало неловко за свой вопрос, и она, выходя из положения, спросила:

– Ну и как вам здесь?

Но Федякин, который уже давным-давно пережил первые больные годы отчуждения от родных мест, считал Север, к которому привык, своей настоящей родиной и потому говорил о нем с удовольствием. Потому и сказал Татьяне:

– Вы на это не обращайте внимания. Я о том времени говорю спокойно, все острое давно отболело. Да и пора забыть нам всем об этом. Чем раньше забудем, тем спокойнее будем жить.

– Почему? – спросила Татьяна.

– А для чего помнить? Чтобы мстить? Кому? – Он перевел взгляд с Тани на Светлану.

И тогда Татьяна спросила:

– Вас раскулачили?

Она считала, что на Север ссылали только раскулаченных, и очень удивилась, когда Петр Петрович ответил:

– Нет, мы не раскулаченные, мы ссыльные. Отец заступился за соседа, которого стали раскулачивать. У того было восемь детей, он держал двух коров. Одну из них решили отобрать, а отец встал с колом поперек дороги. Нас и отправили в Нарым. У соседа из восьми детей в живых осталась только старшая дочка. У меня было две сестры. Выжил один я. А теперь давайте говорить о том, зачем вы приехали.

– Да, да, – поспешно отозвалась Таня. – Мне Николай Александрович сказал, что вас недавно наградили. Каким орденом?

– Трудового Красного Знамени. – Федякин опустил глаза. – С этим орденом целая история. Старались все, а отметили одного меня.

– Так вы же буровой мастер.

– Мастер без подмастерьев – пустое место.

Петра Петровича Федякина жизнь покрутила изрядно. Кем он только не был. И трактористом, и мотористом на катере, и охотником, и рыбаком. Не в поисках заработка метался, а потому что бывшему ссыльному даже на Севере твердого места не находилось. Но вот пришли геологи. Тех не интересовало, откуда ты: из ссыльных, бывших арестантов или раскулаченных. Главное, чтобы хорошо работал. За хорошую работу и деньги платили хорошие. Так Федякин и прижился в геологии. Окончил курсы буровиков и очень быстро прошел в бригаде все ступеньки, от помощника бурильщика до мастера. А когда бригада открыла Юбилейное месторождение, Петр Петрович стал человеком заметным. Начали о нем писать и в районной газете, и в областной.

Но Федякину везло: вслед за Юбилейным его бригада открыла еще два месторождения. Рассказывая об этом, Федякин пожимал плечами и, хитровато поблескивая глазами, говорил: «Ничего не скажешь, фартит». А рассказывая о прошлом, как бы подсмеивался над собой:

– Год за годом бурили скважины, а кроме притоков минерализованной воды – ничего. Иногда поднимали керн с запахом нефти, но он так и оставался запахом. Не было фарта. – На его губах снова появлялась хитроватая улыбка. – Без фарта в геологии ничего не добьешься.

– А когда нашли нефть, какое было настроение? – поинтересовалась Татьяна.

– Какое может быть у человека, который нашел кошелек с золотом? Когда нефть пошла, мы ее из приямка пригоршнями черпали. Умывались нефтью. У нее, между прочим, сладковатый запах, я его теперь из-под земли чую.

Сказав это, засмеялся чистым ребячьим смехом, который поразил Татьяну так же, как его мальчишеские глаза.

Петр Петрович поднялся со стула, открыл висящий на стене деревянный шкафчик, достал из него кусок серого камня цилиндрической формы, протянул Тане. Та повертела его в руках и, не обнаружив ничего заслуживающего внимания, положила на стол.

– А вы его понюхайте, – предложил Федякин.

Таня понюхала. И сразу почувствовала тот же запах, что и у Барсова в кабинете, когда он давал ей понюхать колбу.

– Это керн, – торжественно произнес Федякин. – Его достали с глубины две тысячи четыреста метров. А запах означает, что мы подсекли нефтеносный пласт. Я же вам сказал, что из-под земли чую этот запах.

Таня с удивлением посмотрела на кусочек серого камня, спросила:

– Что, в нем и содержится нефть?

– Ну а где же? – удивился Федякин.

– А как же она может накапливаться в камне? – Таня хотела дойти до сути, ей надо было понять весь геологический процесс.

– Между прочим, этот камень называется песчаником. – Федякин взял у нее из рук керн, прищурив один глаз, повертел его перед лампочкой. – Толщина песчаника несколько десятков метров, а площадь может достигать нескольких квадратных километров. Он весь пронизан мельчайшими порами. Сверху его прикрывает непроницаемый слой глины. Скопившаяся в нем за миллионы лет нефть не имеет выхода. Единственный ее выход наружу – через скважину.

– Так вы что, открыли еще одно месторождение? – спросила Таня.