– А нельзя туда попасть? – Татьяна аж подскочила на стуле. До того ей захотелось посмотреть, как геологи бурят скважины, по которым на поверхность поднимается нефть.

Барсов взглянул на стоявшие на столе часы, потом на Татьяну. Ее искреннее любопытство импонировало ему. В молодости и он был таким же. Он открывал мир и не переставал восхищаться этим. Но тогда Барсов открывал его для себя. С Татьяной совсем другое. Ее глазами будут открывать мир тысячи людей. Те, кто прочтет материалы журналистки Ростовцевой в газете. Он еще раз посмотрел на часы и сказал:

– Сегодня на буровую вы уже не попадете. Вертолет в Чернореченское летает раз в день.

– А завтра? – с надеждой спросила Таня.

– Завтра – пожалуйста. Светлана тоже полетит с вами?

– Она вроде бы мой шеф. Честно говоря, я здесь еще ничего не знаю. И с ней мне, конечно, легче…

– Завтра мы отправим вас в Чернореченское. Я предупрежу Федякина, чтобы встретил.

Барсов попросил секретаршу принести кофе себе и Тане и начал рассказывать о Федякине. В буровые мастера он выбился самоучкой, но не каждому это дано. Тут тоже нужен особый талант. За последние три года его бригада открыла уже два месторождения. А вообще на счету Федякина пять открытий. Жалко, что не все они имеют промышленные запасы.

Таня слушала Барсова, и ей казалось, что все это происходит не с ней, а с кем-то другим. Она еще никогда не была в такой роли. Ее не угощали кофе, аромат от которого плыл по всему кабинету, она ни разу не беседовала на равных с человеком, для которого даже дать вертолет, чтобы слетать на буровую, не представляло никакого труда. Да и сам Барсов – изысканный, умный, великий охотник за сибирской нефтью, у которого на неделю вперед расписана каждая минута, говорил с ней уже полтора часа и, как ей казалось, готов был говорить еще столько же. Нет, Сибирь – это необыкновенная земля. Если бы об этом узнала Верка Калюжная, она бы умерла от зависти. О Верке Таня вспомнила мимоходом, уже прощаясь с Барсовым.

На улице, встретившись со Светланой, она обняла ее за плечи и сказала:

– Ты даже не можешь представить, как я тебе благодарна за эту поездку.

Татьяна была в восхищении от знакомства с Барсовым. И дорогой, и когда расположились в комнате для гостей (три кровати, три стула, стол, шифоньер), она только о нем и говорила.

– Знаешь, Света, – Татьяна восторженно придыхала, – он так увлеченно рассказывает о своей работе. Если бы я его встретила пять лет назад, совсем не исключено, что вместо журналистики выбрала бы геологию.

– Ты знаешь, что он кандидат наук? – вполголоса, будто открывая величайшую тайну, сказала Светлана. – А сейчас, говорят, готовиться защищать докторскую.

– Я так и подумала, что он больше ученый. И вид у него профессорский: пробор как по линеечке. И эта роскошная седина… Но геологи, наверно, и должны быть такими. Ведь, чтобы найти нефть, нужно столько знать…

– Жаль, что его не любят в райкоме, – огорченно сказала Светлана.

– Почему? – удивилась Таня. – Экспедиция открыла столько нефти…

– У нас боятся тех, кто самостоятельный. Разве ты этого не знаешь?

– Но ведь нефтеразведочная экспедиция не университет. Это студентов заставляют зубрить азбучные истины. А здесь без самостоятельного мышления не обойтись.

– Ты так думаешь? – Светлана посмотрела на Таню, словно увидела ее впервые.

– Конечно, – уверенно ответила Таня.

– Ты не знаешь нашего Казаркина. Если бы знала, так не говорила бы.

– Кто такой Казаркин? – спросила Таня.

– Первый секретарь райкома.

– Он по образованию тоже геолог?

– Да нет. Раньше был секретарем обкома комсомола, потом инструктором обкома партии.

– Что, и в геологии совсем не разбирается? – удивилась Таня.

– Райком во всем разбирается. И в лесе, и в рыбе, и в газете. А в геологии… В геологии они – лучшие знатоки. Ведь нефть у нас – главное богатство района.

Татьяна не знала, стоит ли всерьез воспринимать слова Светланы, или в ней заговорила какая-то обида, поэтому перевела разговор на другую тему:

– Слушай, может, я зря напросилась на буровую? Сама напросилась и тебя за собой потащила.

– Наоборот. Я с Чернореченской площади репортаж сделаю. Мы о федякинской бригаде не писали уже давно.

На вертолетную площадку девушки пришли задолго до девяти. Заглянули в диспетчерскую, небольшую избушку на бревенчатых полозьях. Диспетчер, средних лет женщина в черном полушубке и пуховой шали, из-под которой выбивались пряди рыжих волос, сидела за самодельным, грубо сколоченным столом. На нем был телефон, эмалированная кружка с чаем и толстая, похожая на амбарную книгу, тетрадь. В углу стояла железная печурка, в которой потрескивали дрова. В избушке было довольно сумрачно, и отсветы язычков пламени, пробиваясь сквозь щель в дверке, плясали на полу. Диспетчер была предупреждена, что на буровую полетят журналистки, поэтому встретила их приветливо.

– Посидите, девушки, погрейтесь, – сказала она. – Если ничего не помешает, вертолет скоро прилетит.

Татьяна уже понимала, что означают слова «если ничего не помешает». На Севере предвосхищать события не имеет смысла. Все зависит не только от человеческого желания. Погода, надежность техники, иные привходящие обстоятельства. В общем, «если ничего не помешает»… В диспетчерскую зашли трое рабочих в замасленных бушлатах.

– Что сегодня повезем? – спросил один.

– Буровой инструмент, трос, запчасти к дизелю. Еще вот этих пассажирок.

Мужчины внимательно посмотрели на девушек. Диспетчер пояснила:

– Из газеты. Будут писать о Федякине.

– Чего о нем писать-то? – сказал все тот же рабочий.

– Ну как же, он у нас передовик, – ответила диспетчерша, и Таня почувствовала в ее голосе не то зависть, не то обиду.

Говоря это, мужчина не спускал с девушек взгляд. Взгляд был нехорошим, он словно раздевал им донага. Татьяне стало неудобно, она хотела встать и выйти, но в это время донесся гул вертолета.

– Летит, – бесстрастно констатировала диспетчерша, даже не сделав попытки подняться с места.

Рабочие тоже не пошевелились. Здесь, по всей видимости, действовали свои, особые правила. Лишь после того, как вертолет сел и заглушил мотор, они вышли из диспетчерской. Девушки направились вслед за ними. Оказалось, что прилетел тот же экипаж, который вчера привез их в Таежное. Бортмеханик открыл задние дверки вертолета, и рабочие начали загружать машину.

– А вы что здесь делаете? – спросил командир у Светланы.

– Полетим с вами, – ответила та.

– Пора зачислять вас в экипаж, – сказал командир. – Надо поговорить об этом в эскадрилье.

– Женщины на корабле не служат, – тут же нашлась Светлана.

– Не говори, теперь они даже в космос летают.

Рабочие закончили погрузку. Механик закрыл дверки и, подойдя к девушкам, сказал:

– Прошу садиться, у нас все готово.

– Какие вы все галантные, – сказала Таня и вслед за Светланой поднялась в вертолет.

На полу лежали несколько крупных железяк и огромный моток толстого стального троса. Татьяна обвела салон взглядом. Вид у машины был как у изрядно поездившего грузовика. Она никогда не думала, что с воздушным судном можно обращаться так грубо. Но тут же сообразила: на Севере небо – единственная дорога, соединяющая людей друг с другом и с их производством. А самолеты и вертолеты – единственные в этих местах грузовики. У нее появилось ощущение, что ее занесло в совершенно иной мир. Ощущение окрепло, когда прилетели на место. Буровая и все, что ее окружало, казалось крошечным островком в угнетающем море безмолвия. Сразу же за вертолетной площадкой и балками, наполовину засыпанными снегом, плотной стеной стояла мрачная, молчаливая тайга. Казалось, шагни в нее – и обратной дороги не будет…

На самолете Ан-2 Остудин летал не так много, да и то на короткие расстояния. И когда над тайгой машина стала проваливаться в воздушные ямы с такой силой, что сердце порой было готово остановиться, он в отчаянии подумал: до Таежного я не долечу. Но время шло, а хуже ему не становилось. Он сначала с тоской, потом все с большим интересом начал разглядывать проплывающий под крылом пейзаж. Надеялся увидеть буровую вышку или хотя бы деревню с белыми дымками из труб над избами. Но внизу была бесконечная темная тайга, которую изредка пересекали белые змейки речек. И у него невольно возникла мысль: а есть ли здесь жизнь вообще?