Мой поезд с грохотом и лязгом проносился через пригород Токио в тот сонливый весенний день. Вагон был относительно пуст – несколько домохозяек с детьми и стариков, ехавших за покупками. Я рассеянно смотрел через окно на серые дома и запылённые живые изгороди.

На одной из станций двери открылись, и вдруг дневное спокойствие вагона было нарушено мужчиной, который яростно выкрикивал непонятные ругательства. Он ввалился в наш вагон. Это был большой человек в рабочей одежде, грязный и пьяный. С криком он замахнулся на женщину с ребёнком на руках. После удара она вдруг очутилась в коленях у пожилой пары. Ребёнок чудом остался цел.

Пожилые люди вскочили в ужасе и стали пробираться к другому концу вагона. Работяга попытался пнуть женщину в спину, но промахнулся – она уже отбежала на безопасное расстояние. Это так взбесило пьяного здоровяка, что он ухватился за металлическую стойку в центре вагона и попытался выдернуть её. Я видел, что одна его рука была рассечена и окровавлена. Поезд дёрнулся вперёд. Пассажиры замерли от страха. Я встал.

Это произошло около двадцати лет назад. Тогда я был молод и находился в отличной физической форме. В течение последних трёх лет я проводил по восемь часов каждый день на тренировках по айкидо. Мне нравилось бросать противника и бороться. Думал, что я крутой. Проблема только в том, что мои боевые навыки не были проверены в бою. Как ученикам айкидо нам не разрешалось драться.

«Айкидо, – повторял мой учитель снова и снова, – это искусство примирения. Тот, кто собрался драться, нарушил свою связь со Вселенной. Если вы попытаетесь получить власть над людьми, то считайте, что уже побеждены. Мы учимся тому, как разрешить конфликт, а не тому, как начать его».

Я всегда прислушивался к словам учителя и очень старался следовать им. Дошло даже до того, что я переходил на другую сторону улицы, только чтобы избежать конфликта с панками, которые вечно слонялись вокруг железнодорожных станций. Моя терпимость возвышала меня в собственных же глазах. Я чувствовал себя одновременно крутым и святым. Но в глубине души всё же хотел получить абсолютно законную возможность спасти невинных и сокрушить виноватых.

Я встал и сказал себе: «Ну, всё! Люди находятся в опасности. Если я сейчас же не сделаю что-нибудь, кто-то, вероятно, пострадает».

Увидев меня, пьяный мужчина понял, на кого теперь направить свой гнев.

– Ага! – зарычал он. – Иностранец! Тебе нужен урок японским манерам?

Я слегка держался за ремень над головой и бросил на него дерзкий взгляд, полный отвращения. Я приготовился поколотить его, но только он должен был сделать первый шаг. Чтобы разозлить пьяного ещё сильнее, я нагло поджал губы и послал ему оскорбительный воздушный поцелуй.

– Ну ладно! Ты получишь урок! – выкрикнул он.

И уже было приготовился наброситься на меня, но за долю секунды до того, как он сдвинулся с места, какой-то мужчина громко и радостно выкрикнул:

– Эй!

Будто кто-то уже долгое время искал его, и вот наконец-то нашёл.

– Эй!

Я посмотрел налево, а пьяный – направо. Мы оба глядели вниз на маленького старого японца. На вид ему было уже за семьдесят. Этот джентльмен невысокого роста сидел в своём безупречном кимоно. Он не обратил внимания на меня, но сиял от радости, глядя на работягу, словно хотел поделиться с ним самым важным и ценным секретом.

– Иди сюда, – сказал старик, обращаясь на родном языке. – Иди сюда и поговори со мной, – и помахал ему рукой.

Здоровяк последовал на зов, как будто его вели на верёвочке. Он воинственно расставил ноги перед старым джентльменом и, перекрикивая стук колёс, завопил:

– Какого чёрта я должен говорить с тобой?

Теперь он стоял спиной ко мне. И я подумал: «Если его локоть приблизится ко мне хотя бы на миллиметр, сделаю бросок и повалю его!»

Старик продолжал сиять, с большим интересом всматриваясь в лицо работяги, и спросил его:

– Что ты пил?

А тот прорычал в ответ:

– Я пил саке. Знаешь, это не твоё дело! – и забрызгал его слюнями.

– О, это прекрасно, – сказал старик, – это просто замечательно! Видишь ли, я тоже люблю саке. Каждую ночь мы с моей женой – ей уже 76 – разогреваем маленькую бутылочку саке, идём с ней в сад и садимся на старую деревянную скамью. Мы смотрим, как заходит солнце, и поглядываем за нашей хурмой. Ещё мой прадед посадил это дерево, и мы беспокоились о том, восстановится ли оно после ледяной бури, которая была прошлой зимой. Наше дерево справилось даже лучше, чем я ожидал, особенно учитывая слабую почву. Отрадно смотреть на него, когда мы выходим в сад с нашим саке насладиться прекрасным вечером, даже если идёт дождь!

После этих слов старик снова поднял сияющий взгляд на своего собеседника.

Пока здоровяк слушал этот рассказ, его лицо начало смягчаться, а кулаки медленно разжались.

– Да, – пробурчал он, – я тоже люблю хурму, – и затих.

– Ну вот видишь! – сказал старик улыбаясь. – Уверен, что у тебя замечательная жена.

– Нет, – ответил работяга. – Моя жена умерла.

Покачиваясь плавно в такт движению поезда, большой человек начал рыдать.

– У меня нет жены, нет дома, я не получил никакой работы. Мне так стыдно за себя.

По его щекам покатились слёзы, и по телу пробежал спазм отчаяния.

Теперь настала моя очередь. Я стоял там со своей отполированной юношеской невинностью, желанием сделать мир безопасным во имя демократии, фальшивой праведностью и чувствовал себя грязнее, чем этот пьяный трудяга…

Поезд прибыл на мою остановку. Пока двери не открылись, я слышал, как старик сочувственно сказал:

– Ох, ох. Это в самом деле тяжёлая ситуация. Садись рядом и расскажи мне всё.

Я обернулся напоследок. Работяга лежал на сиденье, положив голову на колени старика, а тот нежно гладил его по грязным и спутанным волосам.

Как только поезд тронулся, я присел на скамейку. То, что я хотел сделать силой мышц, было сделано добрыми словами. Я только что увидел айкидо в действии, и суть его – любовь. Мне захотелось овладеть этим великим искусством. И прошло ещё много времени, прежде чем я научился разрешать конфликты именно так.

Это были мои первые дни в лицее, 10-й класс. Хотя к тому времени я уже познакомился со многими ребятами и учителями, это место всё-таки было для меня новым и пока ещё чужим.

Впервые я надолго уехал из родительского дома. В посёлке осталась девушка, которую я любил до потери пульса. Было так тяжело уезжать в город и оставлять всё позади. Душа сжалась и болела.

Прозвенел звонок на перемену. Я выбежал из класса, еле сдерживая слёзы… Вокруг люди. Они шумели, смеялись. Жизнь вокруг кипела. А я задыхался. Мне хотелось убежать далеко-далеко, где нет никого – лишь бы побыть одному, наедине со своей болью…

Я забежал в раздевалку, сел на стул и спрятался под чьей-то курткой.

И тут меня прорвало. Я зарыдал. Изо всех сил сдерживал голос – не хотелось, чтобы крик моей души долетел до всех учеников лицея. Я слышал, как люди заходили в раздевалку и потом выходили. Они видели меня, и, наверное, понимали, что лучше не трогать человека в таком состоянии. А я продолжал тихо рыдать, глотая слёзы…

В раздевалке снова послышались чьи-то шаги. И вдруг рядом со мной присел парень. Он тоже накрылся чьей-то курткой, а потом шёпотом сказал:

– Привет, я Миша. А тебя как зовут?

Я ответил дрожащим голосом:

– Серёга.

– Что-то случилось, Серёга?

– Плохо мне. Очень. Хочу домой. Извини меня, что я плачу…

– Всё хорошо. Поплачь. Я просто побуду рядом.