Через плечо у него висел автомат.

Вдруг рядом с моей головой просвистела пуля и зарылась в песок. Развернувшись, мой похититель выдал в небо обойму, превратив окружающий воздух в решето. Раздался интенсивный лихорадочный скрип – где-то совсем рядом набирал обороты двигатель. До нас долетели еще несколько пуль, и в поле зрения появился странный, несуразный вертолет. Винты трещали так, словно аппарат был очень древним; загромоздив собой все небо, он хрипел и кряхтел, мучительно преодолевая качку, хотя погода стояла ясная.

Пустыня оказалась обитаема.

Я остался один на один с худым высоким созданием в эластичном одеянии из похожей на кожу материи и щегольской кепкой на голове с глухим забралом из черного пластика – очевидно, пылезащитным экраном, специально для путешествий в пустыне, – который полностью закрывал лицо. Суеверный страх чуть поутих, но не до конца, угрозу, конечно, я ощущал, и, хотя ничего плохого со мной пока не случилось, вид алой повязки, какую носят Женщины, не добавил спокойствия.

Впрочем, внутри женского символа отсутствовал оскал; вместо этого там был знак, похожий на сломанную стрелу или усеченную колонну.

Она приехала на необычной маленькой машинке с полозьями вместо колес, хотя, быть может, полозья могли превращаться в колеса; аппарат работал на электричестве и двигался совершенно бесшумно. Взяв с сиденья моток веревки, незнакомка, несмотря на мои возражения, привязала один конец к моей талии, спеленав руки по бокам. Потом села в электрический пескокат и медленно заскользила, я же засеменил за ней, периодически спотыкаясь. А что еще мне оставалось?

Так я стал пленником, хотя понятия не имел, кто меня пленил. Понял только, что Женщина.

Она вела меня по лощине, по созданной природой тропинке, на которую падали застывшие бледные тени, но когда мы добрались до рельефных от ветра песчаных полей, меня нещадно стало терзать солнце. Я молил хотя бы о минутной передышке, однако моя похитительница, похоже, оглохла и онемела; даже не обернулась. Солнечные лучи безжалостно бичевали мою светлую кожу, но просьбы мои оставались без капли внимания; только в полдень женщина остановилась, спрыгнула с пескоката и вытащила из глубин этого быстрого молчаливого зверя розовый бумажный зонтик.

Она раскрыла зонт и воткнула ручку из слоновой кости в песок, на котором круглым розоватым пятном расплылась слабенькая тень; туда она и пригласила меня присесть. Затем освободила одну мою руку и достала из багажника под рулем бутылку с водой; впрочем, сначала вдоволь напилась сама, поэтому мне досталась лишь пара солоноватых глотков со дна. Чтобы напиться, ей пришлось приподнять маску, я мельком успел увидеть ее лицо. У воды был странный, неестественный привкус.

Женщина протянула мне несколько каких-то пластинок – то ли синтетический хлеб, то ли крекеры, и перекусила сама. Пластинки оказались довольно питательны, и я смог продержаться остаток ужасного путешествия длиною в день; так и тащился по жгучему песку, пока с наступлением ночи не доковылял до места, которое называлось Беула.

О, как же аскетичны и суровы жители Беулы! Городок располагается глубоко под землей, его символ – разрушенная колонна; здесь философия владычествует над каменной основой. Перстами-скальпелями Матерь выстроила подземный город, скрыла его под песками, – если только она не всегда была там, хтоническое божество, дух, извечно присутствующий в обретающей форму мечте. Святая женщина, профанное место.

Именно здесь я появлюсь на свет.

Подошвы ботинок сгорели, и мои ободранные ступни покрылись кровоточащими язвами. Свободная рука, которой я стискивал выданный мне по доброте душевной зонтик из слоновой кости, вся облезла, рубашка насквозь промокла от пота, затем высохла и снова промокла; меня со всех сторон поджарили, солнце надавало тумаков, песок исхлестал тонкими розгами, а воспаленные глаза до такой степени забились пылью, что я почти не видел, как прозрачные закатные тени розовато-лилового цвета наводнили эти пески.

Прохладный воздух не принес облегчения; уж очень я ослабел, уж очень мучительное мне выдалось испытание. Но тут моя захватчица притормозила пескокат и меня вместе с ним, хотя я проковылял еще пару шагов на автомате, пока не поверил, что можно остановиться. Она слезла с водительского сиденья и встала, подбоченившись, напротив высеченного из камня памятника – этот монумент воздвигли, полностью игнорируя нелепость ситуации, в самом сердце места, где неорганические скалы изживали органическую жизнь, в центре рельефной от ветра песчаной долины, простиравшейся на километры вокруг.

Помпезное сооружение высотой метров шесть, а может, и девять, выдолбленное из гранита – бог знает откуда его притащили, – отбрасывало бесконечную тень продолговатой формы. На классическом цоколе стоял в состоянии сильного возбуждения каменный член с яичками, все как полагается. Сам орган был сломан посредине, и на поверхности излома с видом судьи, привыкшего к смертельным приговорам, восседал стервятник, который при этой моей мысли подмигнул мне жутчайшим образом. Верхняя часть памятника, метров десять, лежала у моих ног на песке. И вряд ли она отвалилась по воле случая.

Моя похитительница подняла в приветствии сжатый кулак, предлагая мне восхититься статуей. На пьедестале красовалась надпись, избитая латинская цитата: «INTROITE ET HIC DII SUNT». Я узнал ее, я ее уже видел, она растормошила мою память, напомнив о бедняжке Лейле, хотя в тот момент жалости у меня хватало лишь на себя. Под этим камнем восседает Матерь, изумительным образом сочетая мифологию с технологией; этот клубок мне не дано распутать, хотя я его наследую: «ВХОДИТЕ, ИБО ЗДЕСЬ БОГИ»

Здесь противоположности в равной степени справедливы.

Здесь – Беула.

Именно в тот момент времени, когда я заметил в самом сердце пустыни разбитую колонну, нить моей жизни расщепилась надвое. Я никогда не стану тем, кем был, когда увидел ее впервые. А увидев ее, я попал во власть безжалостной цикличной логики, которой язык нашего мира просто незнаком.

Моя похитительница, вскочив на пескокат, завела двигатель и так быстро тронулась с места, что я упал, и меня поволокло по песку. Падая, я заметил, как рухнула колонна, а опешивший стервятник взмыл вверх. И колонна, и постамент, и основание, все, грохоча, ушло вниз, обнажив зияющее отверстие, яму с пологим спуском, который вел вниз. Туда похитительница и поехала, вниз по мощеному туннелю в глубины земли. Подняться на ноги она мне не дала, так и тащила, поэтому в город женщин я прибыл без церемоний, и когда мы, будучи уже очень глубоко, наконец остановились, я беспомощно ревел, как третьеклассник.

Распластавшись на песке, кроме собственного унижения я не осознавал ничего.

Так я и прибыл в Беулу, туда, где в мире и гармонии сосуществуют противоположности.

Спускайся ниже. Ты еще не дошел до конца лабиринта.

Беула – нечестивое место. Беула – тигель. Пристанище женщины, что зовет себя Великим Отцеубийцей, а еще кичится званием Главного Эмаскулятора. Возвеличивая ее, жрецы Кибелы срезали части своих тел и, обезумев, бегали по улицам, обливаясь кровью и распевая псалмы. Раны обезболивал лишь исступленный восторг. У этой женщины много имен, но дочери называют ее Матерью. Матерь превратила себя в божество во плоти. Она преобразовала внешнюю форму, подвергла мучительным изменениям организм и превратилась в абстракцию естественной нормы. Она – великий ученый, который проводит изумительные эксперименты, и мне предстояло стать объектом одного из них. Впрочем, прибыв в Беулу в полуобморочном состоянии, я еще ни о чем не подозревал.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.