Обратно Миддендорф вернулся вдоль тянувшейся на тысячи верст русской-китайской границы, причем преодолел это огромное расстояние без дорог, полагаясь лишь на помощь проводников — эвенков и якутов. Путешествие по такому маршруту не совершал никто ни до, ни после него.

Вернувшись, Миддендорф написал капитальный труд о населении, климате, гидрографии и растительном мире Сибири. Прошло с тех пор больше ста лет, но и сейчас в редкой новой научной работе о Сибири вы не найдете ссылки на эту книгу.

Разумеется, ученому не удались бы его труднейшие путешествия, если бы он не закалил себя с детства, если бы у него не было такого друга и помощника, как Ваганов, таких выносливых и преданных спутников, как простые сибирские казаки. Став уже академиком и вице-президентом Русского географического общества, Александр Федорович, вспоминая экспедицию на Таймыр, писал:

«Теперь, когда годы разнообразной столичной жизни пронеслись над приключениями тогдашнего нашего странствования, об этих товарищах моих в самом трудном из похождений в моей жизни я могу повторить: во всем свете едва ли где можно еще найти такую находчивость и проворство во всех едва воображаемых напастях нагой пустыни, как в народном характере простого русского человека…»

Загадка Нила принадлежала к числу наиболее древних загадок географии.

Низовья этой реки были известны уже за тысячелетия до нашей эры. Греческий историк и путешественник Геродот плавал по великой африканской реке и описывал ее.

Геродот спрашивал у многих мудрейших и ученейших египтян о том, где начинается Нил. Никто не смог ответить на это, кроме разве хранителя священных вещей в египетском храме богини Минервы. Но и тот, по замечанию Геродота, кажется шутил, говоря, что он знает что-то определенное о начале могучей реки.

Арабы решили для себя вопрос проще, утверждая, что истоки Нила ни ближе, ни дальше, чем в раю.

После путешествия Геродота прошло более двух тысяч лет. Человек проник в отдаленнейшие уголки своей планеты, придумал сложные машины, создал пароход и паровоз, стал водить корабли вокруг света, но тайна Нила так и оставалась неразгаданной. Попрежнему никто в мире не мог точно сказать, где начинается эта река.

А ведь открытие истоков Нила ответило бы не на один, а на несколько вопросов.

Например, в пустынях, окружающих низовья Нила, летом не бывает дождей. Ни одна капля не падает с безоблачно синих небес. Казалось бы, река к концу лета должна почти пересыхать. Ничуть не бывало. Под осень, в августе, вода в Ниле прибывает, да еще как! После летней четырехмесячной засухи река наиболее полноводна.

Где искать разгадку этого удивительного явления? Ясно, что только в верховьях: ведь вода приходит оттуда.

Воды Нила, спадая, оставляют на берегах слой сказочно плодородного ила. Откуда он берется? Разумеется, не из размытых водой песков пустынь. Река приносит его откуда-то с верховьев.

Поиски нильских истоков начались давно. Сравнительно скоро удалось установить, что река выше пустынь разветвляется на две — на Белый Нил и Голубой Нил. Но который же из двух истоков главный?

Казалось бы, чего проще — поплыть сначала по одной, потом по другой ветви Нила, и река сама приведет к своим верховьям. Такая мысль сначала приходила в голову каждому, кто отправлялся вглубь Африки.

Но ее осуществление встречало множество препятствий. Бурные пороги — «катаракты» — преграждали путь лодкам. Еще страшнее был нильский «седд» — миллионы болотных растений, которые, переплетаясь между собой корнями, перекрывали реку живыми плотинами. Пробиться через этот седд, что в переводе с арабского означает «преграда», не могло никакое судно.

А хищные звери, а изнурительные лихорадки, а отравленные стрелы, пущенные меткой рукой притаившегося в чаще африканца? Многие путешественники нашли себе могилу, не успев проникнуть даже до границ великого экваториального леса, расположенного в центре Африки. Лишь наиболее смелые и удачливые возвращались со славой и богатыми коллекциями. Им удавалось многое увидеть в Африке, и всё же ни один из них не мог сказать: «Я знаю, где рождается Нил».

Кончалась уже первая половина прошлого века. Ни с чем вернулись четыре экспедиции вице-короля Египта. Их участникам удалось лишь выяснить, что загадочных Лунных гор, в которых, как утверждали древние сказания, берет начало река, вообще нет в природе.

Вопрос об истоках Нила стал еще туманнее. Где же, в таком случае, продолжать поиски?

«В Абиссинии», — заявили путешественники братья Аббади, решившие провести в Африке хоть десять лет, но доказать правоту своих слов. И они отправились в горы.

А вскоре, в декабре 1847 года, на африканский берег высадился еще один путешественник, об экспедиции которого пойдет речь дальше.

С утра началась невероятная суета.

Ревели поставленные на колени верблюды. На них укладывали ящики, тюки, кожаные мешки с водой. Препирались между собой погонщики: каждый из них уверял, что на его верблюда навьючено больше груза, чем на соседнего.

Новички с опаской поглядывали, как резво вскакивает верблюд сначала на задние, потом на передние ноги, едва всадник коснется седла.

Но вот, кажется, все уложено и можно трогаться.

Нет, еще новая затея: погонщики собирают камни и складывают из них… могильные холмики. Потом садятся вокруг и начинают завывать с самым горестным видом. Это напоминание путешественнику, что он может найти смерть в пустыне. Но если путешественник не хочет оставить своих детей несчастными сиротами, пусть он даст несколько монеток, чтобы умилостивить джиннов — злых духов пустынь…

Получив деньги, хитрецы тут же разметали могилы и на радостях даже сплясали, что уже само по себе в такую жару было достойно всяческого вознаграждения.

Верблюды мерно зашагали между песчаными холмами, поросшими колючей ссохшейся акацией. Потом исчезли всякие признаки растительности, кроме пучков жесткой травы. Пустыня вовсе не была ровной, плоской: остатки выветрившихся скал торчали там и тут, заставляя караван сворачивать в сторону. В их пещерах прятались гиены.

На второй день началась уже совершенно безводная часть Большой Нубийской пустыни. Даже ворон, который сначала сопровождал караван в надежде чем-либо поживиться, улетел назад. Выбеленные солнцем скелеты верблюдов и быков так густо лежали вдоль караванной тропы, что сбиться с нее было просто невозможно.

Шумный и крикливый караван теперь притих. Лишь изредка суеверные погонщики выкрикивали имя доброго духа, покровительствующего странникам:

— Ге, шейх Абдель-Кедер! Абдель-Кедер!

Февральское солнце раскалило песок. Горсть его обжигала руку, словно горящие угли. Язык присыхал к нёбу. Одежда, пыльная, потная, вызывала зуд.

Даже привычные к путешествиям через пустыню африканцы страдали от всего этого. Что же тогда говорить о начальнике каравана Егоре Петровиче Ковалевском и особенно о его спутниках — ученом ботанике Льве Семеновиче Ценковском и горных мастерах-уральцах!

Впрочем, начальник немало удивлял сопровождавших караван жителей пустынь. Другие русские боялись сначала даже подходить к верблюдам, да и теперь страдали от сильной, равномерной качки на верблюжьем горбу. А начальник сидел на верблюде так, будто родился в Сахаре.

— Господину Ковалевскому уже приходилось путешествовать по Африке? — осведомился переводчик.

— Нет, я здесь впервые.

— Но ваше умение…

— А, вы о верблюде? Да, с этим животным мы старые знакомые. Мне приходилось бывать в пустынях. Не в таких унылых, как ваша Нубийская, но все же…

— Осмелюсь ли спросить, где именно?

— В пустыне Кара-Кум, в стране туркменов. Переводчик никогда не слышал о такой пустыне и о таком народе, но понимающе закивал головой.

— Да, верблюд… — задумчиво, как бы про себя, сказал русский. — Кажется, мне придется и век свой кончить на верблюде.