По мнению Н.В. Витрука, представляется ошибочным как выделение организационных гарантий, так и отнесение их к юридическим гарантиям, ибо это нивелирует значение организационной деятельности в обеспечении системы гарантий: поскольку реализации подлежат не только права, законные интересы и обязанности, но и сами гарантии, постольку такая деятельность государственных органов и общественных организаций служит «общим условием действенности (реализации) всех видов гарантий»[75]. Весьма схожего мнения придерживается Е.А. Лукашева, полагающая, что юридические гарантии существуют исключительно в рамках установленных законом процедур, которые придают им упорядоченный характер; в противном случае юридические гарантии теряют свою определенность и правовую форму[76]. Полагаем, что для юридических гарантий процедуры выступают в качестве обеспечительного элемента более высокого уровня.
Солидаризируясь с позициями об ошибочности обозначения организационных гарантий наряду с политическими, экономическими, социальными, идеологическими и правовыми гарантиями, отметим, что это противоречит и одному из правил такой логической операции, как деление понятий, в соответствии с которым раскрытие объема понятия производится только по одному основанию[77]. Здесь в качестве него выступают сферы жизнедеятельности общества. Кроме того, обоснованным видится и указанное выше мнение Н.В. Витрука о существовании своего рода гарантий для гарантий, механизма их реализации, т. е. гарантий более высокого уровня, которые позволим себе обозначить как супергарантии, или генеральные гарантии.
Не отрицая роли организационных гарантий (коими являются и процедуры) как механизма реализации юридических гарантий, подчеркнутой Е.А. Лукашевой, укажем, что они, очевидно, также выступают в качестве гарантий прав человека[78]. Так, отдельные организационные гарантии по своей природе могут быть отнесены и к правовым (юридические процедуры), политическим, идеологическим и другим гарантиям. А это влечет, в свою очередь, нарушение второго правила деления понятий, согласно которому члены деления должны исключать друг друга[79].
Вышесказанное позволяет говорить о дуальном значении организационных гарантий, поскольку таковые могут как являть собой одновременно генеральную гарантию для отдельных гарантий или всей их системы, так и выступать в качестве отдельной гарантии какого-либо вида. Это обусловлено прежде всего системным характером упорядочения гарантий. Н.В. Витрук справедливо отмечал, что «гарантии действуют не сами по себе, а в тесном, неразрывном единстве, переплетении»[80].
Получая свое закрепление в нормах права, гарантии приобретают правовую форму, юридическое значение и обеспечение правом[81], т. е. становятся правовыми. Однако в исследовательских работах можно встретить в определенной степени радикальное мнение, согласно которому абсолютно все политические, социальные, экономические и идеологические гарантии являются таковыми лишь в том исключительном случае, если они выражены в правовой форме, т. е. в нормах права[82]. Тем не менее представляется более взвешенной точка зрения А.В. Лошкарева, который признает такой подход направленным на преувеличение роли правового регулирования и игнорирование гарантирующего значения других социальных норм[83].
Применительно к правовым гарантиям в научной литературе зачастую подчеркивается их специальный характер по отношению к иным гарантиям[84]. Безусловно, для представителей юридической науки правовые гарантии представляют наибольший интерес ввиду прямой связи с механизмом реализации прав и свобод человека и гражданина, потому, вероятно, подчеркивается их исключительное, особое или специальное значение. Однако представляется более правильной позиция тех исследователей, которые отмечают равное значение всех видов гарантий при осуществлении гражданами прав и исполнении обязанностей[85]. Абсолютно прав Н.И. Матузов, говоря о невозможности «положиться» исключительно на общие гарантии и необходимости их дополнения иными гарантиями, в частности правовыми[86], тем самым обращая внимание на наличие системных связей между различными видами гарантий, но никак не на превосходство одних над другими. В свою очередь, возможность такого деления понятия гарантий вовсе не исключается, но в основу необходимо заложить иной критерий, а именно характер гарантируемого субъективного права. Так, в качестве общих могут выступать такие гарантии, которые направлены на обеспечение осуществления преимущественно всех субъективных прав, а в качестве специальных – обеспечивающие определенные субъективные права или группы однородных субъективных прав[87].
Таким образом, можно сделать вывод о том, что семейному праву присущ принцип гарантированного осуществления семейных прав и исполнения обязанностей, который имеет непосредственное преломление в сфере алиментирования и выступает в качестве системообразующего начала для правовых гарантий прав и интересов сторон алиментного правоотношения. Наряду с принципами гармонизации частных и публичных интересов и эффективности осуществления прав, он обладает целеполагающим характером и обеспечивается действием принципов-методов. К ним в семейном праве относятся принципы: беспрепятственного осуществления семейных прав, равенства супругов в семье, разрешения внутрисемейных вопросов по взаимному согласию, обеспечения приоритетной защиты прав и интересов несовершеннолетних и нетрудоспособных членов семьи, добросовестного осуществления семейных прав, обеспечения баланса интересов сторон семейного правоотношения.
§ 2. Понятие и признаки правовых гарантий в сфере алиментирования
Несмотря на возросший в настоящее время интерес исследователей к вопросам правового гарантирования прав человека и гражданина, приходится констатировать отсутствие единого мнения среди ученых в отношении того, что же представляют собой правовые гарантии. Я.Е. Песин отмечал, что «от правильного понимания сущности гарантий и обоснованной юридической оценки эффективности правовых гарантий во многом зависит успех обеспечения прав личности»[88]. При раскрытии содержания дефиниендума «правовая гарантия» в научной литературе можно обнаружить использование таких дефиниенсов, как «правовое (юридическое) средство», «норма права», «нормативное установление», «правовой способ», «способ», «условие», «прием», «деятельность» и т. п., а также различные их сочетания. В свою очередь, не всегда представляется ясным смысловое содержание перечисленных терминов, что препятствует некоему единообразному пониманию сущности правовых гарантий как таковых и представляет собой эпистемологический анархизм П. Фейерабенда, основанный на принципах пролиферации (размножения теорий) и несоизмеримости (невозможности сравнения теорий), в действии[89].
Правовые гарантии рассматриваются и в качестве элементов различных механизмов – механизма правового регулирования[90], механизма реализации норм права[91], механизма осуществления прав и исполнения обязанностей[92], механизма социально-юридического обеспечения прав[93], механизма правового обеспечения прав[94], механизма гарантирования реализации прав и обязанностей[95] и др., а также в качестве элементов правового статуса[96] и правового режима[97], в рамках теории законности[98] и теории правовых средств[99], что только подтверждает емкость и многогранность данного правового явления, сложность его определения и раскрытия сущности.