Быть нижним ему было ещё в новинку, и он, привыкнув наставлять всех своих друзей, на автомате пытался поучать и своего Верхнего, на что Пашка только усмехался и, разумеется, всё делал по-своему, ненавязчиво занимаясь воспитанием своего юного саба.

— Я хочу втулку, ещё пройдись по моей спине вот этим ремешком… он помягче, а ещё… — Женька выдвинул ящик комода.

— Тебе на работу не пора? — напомнил Никольский.

— А-а-а! Я опаздываю! Вечером уже сил не останется, — затараторил Женька, метнувшись на кухню и на ходу поглощая завтрак.

— На всё вот это, — Пашка глянул на арсенал девайсов, лежащих в ящике, — у тебя всегда силы остаются.

Он выключил компьютер, зашёл на кухню, быстро допил чай.

— Одевайся! — успел хлопнуть мечущегося по квартире мальчишку по упругой небольшой заднице, мысленно себе пообещав вечером взяться за неё основательно. — Выходим, — Никольский накинул куртку.

— Не скучаешь по старой работе? — деловито осведомился Женька, влезая в кроссовки. — Тебе там больше платили.

— Я на идиота похож? Скучать по этому гадюшнику? Пф-ф-ф, не смеши меня и не раздражай. Пусть мать теперь сама там отдувается, если так хотелось сына потерять. Развела интрижки. И многолетние её истерики уже не было сил терпеть. Ну хватит об этом, — отрезал Никольский.

— Главное, вовремя свалить, — повторил Женька фразу Пашки.

— Точно, умница ты у меня, — мужчина, подхватив рюкзак, вытолкал ещё не до конца одевшегося и всё ещё жующего Женьку в подъезд, слушая его возмущённые вопли, что он забыл дома шапку, а на улице уже похолодало.

— Ты же сам потом меня будешь пилить! — чуть ли не заорал он на весь подъезд. Все соседи узнали, что Пашкин «племянник» пошёл на работу без головного убора.

Никольский с досадой толкнул дверь, зашёл в квартиру, а когда вышел, уже держал в руках шапку.

Женька, поймав на лету кинутый ему головной убор, тут же засунув его в рюкзак. Зачем он будет слушаться старших?

— Надень.

— Ню-у-у-у… — заканючил парнишка, сморщившись, словно только что откусил по меньшей мере сразу половину лимона.

— Выпорю, — сдвинул брови Пашка.

— Ага, вечером, обязательно! Буду ждать! — тут же засиял Женька.

— Вот мазохисты. Их порешь, а они только удовольствие получают, — захохотал молодой мужчина.

***

— Марина-а-а! — Женька растянул последний слог, как он любил это делать. — Ты представляешь, я у нас дома нашёл… отгадай что? — парнишка облокотился на стол, за которым он вместе с другими продавцами оформлял покупки. — Юлька, отвяжись, — отмахнулся он от продавщицы студенческого возраста, которая дёргала его за ремень джинсов.

— И что же?

Юлька услышала в Женькином смартфоне мелодичный высокий женский голос.

— Полунин, где у нас журнал? Я на пять тысяч сейчас продала, — снова принялась теребить парня девушка.

— Не знаю, в ящике, наверное, — огрызнулся Женька. — Уйди! Марина, это я не тебе, — тут же отвернулся от Юльки парень.

— Я новости готовлю, солнышко, но мне очень любопытно, что ты обнаружил, раз звонишь мне сейчас на работу?

Маринка была довольна, что после тяжёлого физического труда она смогла получить должность пресс-секретаря. Зарплата была выше, хотя надсаженная спина всё так же болела, а под вечер мозги отказывались что-либо соображать.

— Я нашёл там коробку! — выпалил Женька.

— Что за коробку? — не поняла общая семейная подруга.

Пашку она знала с детства, была свидетелем, как он, окончив школу, перебирал любовников обоих полов одного за другим в поисках своего или своей единственной, слушала его ночные излияния, как неудачно он очень рано женился и что больше никогда и ни за что! Наблюдала, как её друг в свои «за тридцать» вдруг втрескался в одну авантюристку, словно молодой неопытный юнец, назвав её своей женой. Видела, как потом Пашка, расставшись со своей любимой стервой, буквально гнобил себя, что поверил ей и так опростоволосился. После их разводы он загнал себя так, что сильно похудел и стал напоминать привидение. Спас его от длительной депрессии юный застенчивый парнишка, который очень аккуратно, но настойчиво сумел вклиниться в жизнь взрослого мужчины. Никольский ради него взял себя в руки. Этот голубоглазый «пройдоха», как любил его называть Павел, сейчас и отвлекал Анохину от работы.

— Тёмненькую, длинную, — сообщил Женька.

— Где ты её взял? — поинтересовалась Марина.

— В Пашином Шкафу.

— Женя, нехорошо лазать в шкаф своего Доминанта. Разве он тебе такое позволяет? — послышался строгий голос.

— Я шапку свою искал, — насупился Женька.

— В его шкафу?

— Ну вот, и ты туда же. Я с тобой поделиться хотел. Как думаешь, что в ней?

— Рыбонька моя, — Женька тут же забалдел, услышав уменьшительно-ласкательное прозвище себя. Любил он, когда Маринка по-матерински о нём заботилась, ласкала, утешала, тискала, целовала. — Ты бы спросил у Паши, — напевно сказала женщина.

— Он не захотел со мной делиться, — искренне огорчился парень.

— Ну ты же умеешь на Пашу воздействовать, вот и проверь на нём ещё раз своё очарование. Мужчины гораздо легче раскалываются, когда они в хорошем настроении после секса, а нижние во время хорошей сессии. Но раз Пашка Верхний, значит, остаётся тебе, милый, применить маленькие хитрости.

— Угу, — Женька расплылся в улыбке и оглянулся по сторонам, не видит ли кто его довольную физиономию и не подслушивают ли его разговор всякие девицы из отдела, заодно подёргал массивную короткую цепь, которую носил вместо ошейника. Прикосновение к ней всегда его успокаивало. Ошейники Женьке нравились, ибо это для него было не только символом принадлежности своему любимому мужчине, но и просто они ему чертовски шли, и он об этом знал. Вот только работодатель требовал от продавцов носить в холодный сезон рубашки, а летом футболки. Ошейник вызвал бы много подъёбок, и Пашка подарил Женьке цепь, велев особо ей не светиться, — не из дешёвых было украшение.

— Ты его ночью на спину уложи, ноги ему раздвинь… о, Господи! — видимо, Маринка представила эту картину. — Всегда думала, что вредно читать столько слэша и дружить с геями, сама лесбиянкой станешь.

На её шутливое причитание Женька заржал так, что пара продавщиц обернулись, желая узнать причину его бурного веселья.

— Мы не геи, а би, — зашептал он. — Паша женат был, ты же знаешь, а я чуть не женился, но Короленко, гад, такое натворил! Ну, я же тебе рассказывал, что он с моей невестой провернул…

— Цыплёночек, не убегай снова в воспоминания, ну их, отпусти прошлое.

— Не могу. А у Паши от меня секреты появились! — воскликнул обиженный Женька.

— Не заводись, милый. Секреты есть у всех, даже у тебя от Пашки, уверена в этом.

— Ну-у-у… — Женька покраснел, тут же машинально схватив журнал продаж, неизвестно откуда его выудив, и помахал им на себя, втайне радуясь, что Маринка его сейчас не видит. Скрыть от неё что-то было не так просто. — Даже не начинал заводиться! — он явно перед ней храбрился.

Она нравилась ему и как подруга, и её женского шарма он отрицать не мог, хотелось получить от неё одобрение, посоветоваться, как лучше преподнести Пашке, если он нашкодил. Она часто ему была как наставник, а также ласкала его как сына, которого у неё не было и о котором она всегда мечтала, но родилась у неё «бой-баба», то бишь дочь. Пашка всегда посмеивался: «Девочке есть в кого пойти». Про Маринку же он отзывался: «Мал золотник, да дорог».

— Уже слышу повышенную интонацию, — голос Анохиной стал строже, чего Женька не очень любил.

— Ну тебя! — набычился он.

— Ох и обидчивый ты, милый. Мы о Пашке, о его ногах, заднице, члене…

Женька покраснел ещё больше и снова повертелся по сторонам, мельком глянув на камеру.

— Сделай ему свой коронный минет, вибратор для простаты примени, поскачи потом на своём возлюбленном. Мне тебя учить, что он любит? Я с ним никогда не спала, только из его сонного трёпа знаю, что вы с ним делаете и как ты насаживаешься на его достоинство по самые гланды. Когда он довольный и очень хочет спать, то его иногда тянет на откровения.