- Приведите несчастных заблудших мальчиков! - взвыл свекр, трагически заламывая руки.

Я в это время пребывала в светлых раздумьях о том, что теперь не придется мужьям страдать муками дурацкой совести и самоубиваться, маяться дурью и местными упоротыми законами чести. Ура! Хоть кто-то в этой бездарной шахматной партии у нас уцелеет! И овцы сыты, и яйца целы!

Моя эйфория мгновенно испарилась, когда привели закованных в кандалы, шатающихся от каждого дуновения ветра Филлипэ и Эмилио. Опытным глазом я выцепила каждую ссадину, царапину и синяк и мгновенно нарисовала в уме счет к дожу. Безразмерный!

Судя по тому, как мои мужчины уставились на меня, они чего-то там тоже отбивали цифрами с гигантскими нулями. Причем, хорошо зная это выражение на непроницаемом лице Филлипэ, я могла заложить коренной зуб, что счет идет не на деньги, а на здоровье.

- Проси о разводе пресветлого Сольгри, несчастная! - характерным жестом указательного пальца приказа! свекр. Ей-богу, будь то большой палец - я бы трактовала его, как знак второму гладиатору: «Добить!».

- С удовольствием! - окрысилась я на него. И выдала: - Сольгри, разведи нас бегом, пожалуйста! Я устала стоять.

- Это неправильная формулировка! - выступил вперед светлый магистр. И заставил меня громко повторить речевку на три с половиной страницы с нижайшей просьбой избавить пострадавших мужей от моего богомерзкого общества.

Я пожала плечами и повторила. Соль три оглох.

Магистр насупился и еще раз заставил меня дословно пересказать содержание первой серии. Сольгри, судя по всему, от этого окончательно впал не то в сопор[10], не то в кому, и упорно не отзывался.

- Можно, я своими словами еще раз попробую? - попросила я обескураженного магистра. Тот кивнул.

- Спасибо, мой добрый господин, - кротко и смиренно поблагодарила я. И заорала, обращаясь к филонящему Сольгри: - Ты, лампочка Ильича, мне по жизни должен! Вот и отрабатывай свои долги! А то всем расскажу, откуда у тебя синяк под глазом, и кто оставил пряжку от ремня на твоей за...

- Согласны ли вы, дети мои, - перед мужьями возник Светлый бог. - Оставить эту противную женщину? И идти своей дорогой?

- Согласны, - выдавили из себя мужчины. С меня и Эмо упали брачные браслеты.

- Мой долг выполнен! - начал мерцать в воздухе Светлый. Но успел, гаденыш, шепнуть напоследок: - Если еще раз попытаешься поведать верующим мои сокровенные тайны, я на тебя снова эти штуки надену! И еще парочку до круглого счета добавлю!

- А как же народная популярность? - изумилась я. - Сплетни ей хорошо способствуют!

- Сука! - бурно отреагировал Сольгри.

- Ка-а-кой ты милый, - вернула ему я с лихвой. - Передавай привет тому сладкому магу, с которым я прошлый раз застужала тебя в храме. Правда, у него очень симпатичн...

Дальше все потонуло в народном возмущении последователей Светлого. Я радостно потерла руки. Вот-вот! Он-то, может, и отмоется, а осадок все равно останется.

- Проси о разводе Игори! - нетерпеливо приказал дож.

- Шпаргалки нет? - покрутила я головой. Хлопнула себя по лбу: - Ой, я ж забыла! Столько маленьких магистров ручку в руках просто не удержат...

- Вы согласны на всю свою оставшуюся жизнь освободить эту женщину? - без долгих пререканий возник перед мужьями злой, как черт, блондинистый Темный. Закончил мысль: - И прожить дальше несчастными?

- Согласны, - проскрипели зубами мужья. С меня и Филлипэ упали браслеты.

- Свершилось! - воздел к небу руки дож. Поклонился: - Благодарю вас. Повелитель Тьмы.

Игори щедро благословил верного поклонника молнией в макушку и исчез, напоследок мне подмигнув и указав на ожерелье.

Когда свекр переслал дымиться и плеваться огненными сгустками, то приказал снять с меня и мужей брачные ошейники. Видать, совсем ихний правитель народную казну обобрал. Срочно нужно пополнение.

- Кхе-кхе! - отпихивалась я от желающих пощупать грязными ручонками мое ожерелье. - Решили на дровах сэкономить и просто так удавить? Мужиков-то почто мучаете?

Наши ожерелья лежали насмерть! Как заняли круговую оборону вокруг шей, так и лежали. Чем их только не пытались снять! Ковыряли всем, вплоть, до алебарды.

Но эльф чего-то там намудрил с магией. Хаос сверху заполировал - и ожерелья внезапно обзавелись всевозможными покрытиями: от антицарапающего до антипригарного.

- Оставьте, - до дожа дошло, что даже если он их попробует своими ядовитыми клыками перекусить, то. скорее всего, вместо казначея побежит к коновалу. - Готовьте ее к процедуре.

- Чего делать будете? - сжала я зубы и проследила путь души до самых пяток.

- Топить, - будем считать, что успокоил меня полусвекр. Гордо просветил: - Ведьм из аристократических семей топят. А вот если ты всплывешь, то мы тебя выловим и тогда уже сожжем!

- Назло тебе утону, - пообещала я, чувствуя холодок, проползший вдоль позвоночника. - Дай хоть с мужьями попрощаться!

- Они тебе не мужья! - взвизгнул дож. - Вы разведены!

- Браки совершаются на небесах, - заверила я с честными глазами. - А разводы в аду. Так вот, спрашивается, чем ты тут управляешь?

- Иди, прощайся! - мгновенно передумал правитель, умело отвлекая народ от брожения умов. Толпа, хоть и поредевшая, все еще была способна на освободительные меры.

Меня под конвоем подвели к мужчинам.

- Если кто-то из них будет пытаться что-то сказать или передать! - спохватился дож. судорожно запахивая разошедшиеся полы балахонистого верхнего одеяния. Пожевал губу и распорядился: - Заткните ей рот!

Глупый какой. Иногда для того, чтобы говорить, не нужны слова или звуки. Достаточно взглядов, жестов, прикосновения губ. Неважно, о чем говорит человек с человеком. Важно, о чем говорит душа с душой.

Я встала на цыпочки и легко коснулась разбитых губ сначала Филлипэ, потом Эмилио. Отступила, окинула мужей взглядом, обещая любить до последнего вздоха, и от волнения увлажнила языком пересохшие губы, нервно слизывая с них кровь любимых мужчин.

Треньк! - с глухим низким звуком где-то снова лопнула струна гигантского контрабаса.

- Зло должно быть наказано! - истерично взвыл правитель, призывая скорее закончить церемонию.

- Правильно! - поддержала его я. - Чтобы добро творило зло единолично! - и отвернулась от мужей, разрывая зрительный контакт. И так уже достаточно больно.

- Приготовить ее! - приказал дож, призывая палача к порядку. Тот подступил с мешком и попытался надеть мне эту антисанитарию на голову.

- Не надо этого, - категорически отказалась я. - Хочу умирать без микробов.

Палач кивнул, подвел меня к месту казни и помог снять плащ.

Я стояла на краю обрыва. Ветер трепал подол домотканого платья и выбившиеся из небрежно заплетенной косы пряди. Внизу об острые камни бились яростные волны.

- Мы приводим в исполнение приговор... - патетично начал оболванивать народ козел в белом атласе.

«Когда твоя сила станет равной мужеству, вспомни, что выход есть там, где его нет! - пронеслось у меня в голове. - В последнем городе ты поймешь, что иногда спуститься - значит, подняться».

Я подняла голову, окинула взглядом ясные голубые небеса, светло улыбнулась и шагнула с обрыва вниз. Последней мыслью моей было: «Не о чем волноваться. Лететь минимум метров сто, а то и вдвое больше... Тут без вариантов».

Но зря я надеялась, что моя смерть будет красивой и почти безболезненной. Меня просто насильно отяготили муками совести.

Следом за мной практически одновременно прыгнули в море два сильных смуглых тела. На скале, под утесом, в развевающемся плаще стоял человек-кот и мурлыкал странную мелодию, завораживающую ветер, а эльф наматывал на пальцы невидимую нить, помогая себе рогами.

Я летела ногами вперед, «солдатиком», и успела разглядеть, как мужья, которые сиганули по обеим сторонам от меня, в падении что-то делают руками, словно пытаются колдовать.

Когда они, словно профессиональные ныряльщики, разрезая телами воздух синхронно и безмолвно сиганули с обрыва вниз, у меня буквально разорвалось сердце. В другое время я бы кричала «нет!» до самой воды, но тогда у меня стиснуло спазмом горло и я не могла выдавить из себя ни звука, ни слова, даже если бы от этого зависела моя жизнь. Я просто падала, с ужасом понимая, что все зря. Все!