— Непревзойдённая красавица, но в подмётки не годится Сангэ. Та была упрямой и гордой, а не робкой и слабой.

Произнеся это, он встал и ушёл.

Я вышла на сцену в пустом зале, прижимая ладонь к груди. Под лунным светом давно умершее сердце похоже снова смогло забиться. Ань Цзыу сказал, что не берёт наложниц, так как это несправедливо по отношению ко мне.

Он сказал, что покуда император Ань Цзыу, Сангэ останется императрицей.

Стук сердца был подобен грохоту грома, и я сжала грудь что есть силы.

В ту ночь Цзыу позвал к себе высших сановников…

На следующий день министры объявили: её величество императрица Юни[10] пожертвовала своей жизнью ради страны, и чтобы отплатить за её подвиг император никогда не выберет новой императрицы. Абсурдный приказ, но Цзыу подписал его и даже щедро наградил министров.

С тех пор никто при дворе не поднимал вопрос выбора наложниц.

В мгновение ока пролетело двенадцать лунных месяцев, и столица укрылась сияющей белизной.

Покончив с государственными делами, Цзыу вернулся в свою опочивальню, а я медленно последовала за ним. В последние дни пришли донесения о мощных снежных бурях на юге, и Цзыу так беспокоился, что не мог сомкнуть глаз несколько дней кряду. Вот почему под его глазами залегли синевато-чёрные круги.

Почитав какое-то время, он всё-таки поддался дрёме и уснул за столом. Как бы сильно мне не хотелось накрыть его одеялом, я не могла.

За окном валил снег. Он тихо ложился на землю, но Цзыу всё равно проснулся. Он выглянул в окно и, тяжело вздохнув, набросил на себя накидку. Приказав евнуху не сопровождать его, он взял зонтик с фонариком и вышел прогуляться по дворцу. Шаг его был лениво-медленным, да и шёл он куда глаза глядят.

Ни звёзд, ни луны, всё небо утонуло в белизне, весь дворец словно облачился в траур[11]. Лишь Цзыу с фонарём остался единственным пятном цвета в этом мире.

Я шла за ним шаг в шаг. Думаю, нет ничего плохого следовать за ним вот так, наблюдать, как он стареет.

Не знаю, как долго мы шли, но он внезапно остановился перед дворцовыми дверьми. Я тоже остановилась, подняла голову и растерялась.

Сулугэ.

Узнав о предательстве Цзыу, император Чжао заточил меня в этом дворце. Я провела здесь последние дни перед смертью, прожила взаперти целый год. Тогда я познала такую боль, что предпочла бы смерть жизни, но теперь все воспоминания словно расплылись в тумане, осталось лишь небольшая тяжесть на сердце да нежелание ничего вспоминать.

Сяо Чэн был настолько любезен, что поведал всему свету, как именно я провела последние дни во дворце: он хотел использовать мою боль и страдания, чтобы заставить Цзыу сложить оружие. Отчего-то он не подумал, с чего бы мужчине с такими амбициозными помыслами менять государство на женщину.

Цзыу толкнул тяжёлую дверь ворот и переступил порог. Увидев внутренний дворик, он замер. Этот дворец так никто и не убрал, так что перед его глазами предстал полный хаос, словно время здесь остановилось в последнюю ночь правления прошлой династии.

В императорском комплексе столько павильонов, что после восшествия на престол Цзыу очень редко бывал в дальнем дворце. Он никогда не проявлял заинтересованности во внутренних делах двора, поэтому слуги убирали только те павильоны, которые он посещал. Кому было дело до этого заброшенного места?

Снег во дворе лежал толстым слоем, каждый шаг давался с трудом и оставлял глубокий след. Дойдя до середины двора, Цзыу немного постоял в тишине, а затем неожиданно крикнул:

— Сангэ!

Я машинально ответила на его зов, прежде чем поняла, что он не услышит мой голос.

Он одиноко сказал себе:

— Звала ли ты меня так?

Конечно, звала, ведь когда военные дела Сяо Чэна шли не особо хорошо, он любил возмещать свою злость на мне. Каждый раз, когда боль становилась невыносима, я звала Цзыу, думала о моросящем дожде и поместье хоу Чане в Цзяннане, и мне становилось легче.

Цзыу открыл двери дворца и вошёл. Фонарь осветил толстые слои пыли. Перевёрнутые стулья, упавшие подсвечники, разбитые чарки – каждая вещь хранила отчаяние тех дней.

Я до сих пор помню панику, царившую в императорском городе в тот день. Помню, как с утра надела ярко красный свадебный наряд и села перед зеркалом, позволив личной служанке — как же сильно у неё дрожали руки в тот момент! — помочь мне красиво уложить волосы, чтобы я выглядела как невеста.

А затем пришли солдаты, избили мою верную служанку до смерти, а меня повели к башне.

Цзыу сел на покрытую пылью постель. Дрожащими пальцами провёл ладонью по одеялу, которое оледенело, точно железо на морозе.

— Каждый триумф шёл рука об руку с вестью о твоих страданиях, — прошептал он. — Сяо Чэн достиг своего: каждый раз, когда я стоял на поле боя, я думал не о том хорошем, что последует после победы, а только о том, какую боль тебе придётся вытерпеть на сей раз.

Моё сердце заныло от тоски. Я не могла вынести его взгляда.

— Но как я мог отступить? Война уже началась, оставалось только двигаться вперёд, следуя за лучом надежды. Но даже если бы он погас, мог ли я сдаться? — Его голос был такой напряжённый и хриплый, полный печали и боли: — Сангэ, ты была такой упрямой, даже не дала мне возможности спасти тебя.

Я опустила взгляд, молча стоя у двери. Моё сердце было подобно сосуду стоячей воды, которую только что слегка колыхнуло волной. Она осталась такой же затхлой и сырой, но по глубинам разлилось тепло.

Цзыу начал медленно проваливаться в сон. Я подошла, опустилась перед ним на колени и взглянула в его лицо. Он сильно постарел, уже появились седые пряди и морщинки в углу глаз. Но для меня он всё равно оставался красавцем.

Я молча им любовалась, не в силах насмотреться.

Луч утреннего солнца прошёл через моё тело и осветил его лицо.

Он немного насупил брови, с губ сорвалось посапывание. Его детские повадки вызвали у меня небольшой смешок и — вдруг! — он резко распахнул глаза. Взгляд ещё оставался туманным ото сна.

— Сангэ.

Он окончательно проснулся и посмотрел прямо на меня. В чёрных глазах сменилось столько эмоций, что я не смогла догадаться, о чём он думал.

— Сангэ.

Его дыхание стало необычайно лёгким, словно он боялся спугнуть меня, а лицо таким нежным:

— На празднике двойной семёрке я спустил на воду фонарик для тебя.

Я кивнула с улыбкой.

— Я всё видела.

— Сангэ, забери меня с собой.

Я была не в силах ни плакать, ни смеяться. Я не знала, как избавиться от собственных оков, как же я могла забрать его с собой?

Сколько одиночества скрывалось за этим «с собой»! Я и представить не могла как сильно он страдает, но увидев сейчас его лицо, ощутила такое жжение в глазах, что могла бы заплакать.

Я покачала головой.

Словно не вынося собственных мыслей, он произнёс в смятении:

— Ты всё ещё злишься, что я бросил тебя одну в столице? Обижаешься, что не пришёл спасти тебя раньше? В ту ночь на башне я…

Ворота во двор со скрипом отворились. Я тут же обернулась, желая узнать, кто это, утренние лучи прошли сквозь моё тело, и я услышала, как Цзыу тяжело упал на кровать:

— Сангэ!

Сколько боли!

Он отчаянно потянулся вперёд, но рука ухватила лишь один воздух.

— Я запрещаю тебе уходить! Пожалуйста, не бросай меня.

Я оглянулась на него и увидела красные глаза и бледное лицо.

Слегка выдохнув, я закрыла глаза, не в силах вынести его отчаянного взгляда.

Во двор вошли несколько евнухов, отправившиеся на поиски своего господина. Испугавшись его вскрика, они не сразу решились подойти, но все же вошли в павильон на дрожащих ногах:

— Ваше величество… время утреннего совета.

Цзыу яростно поднял голову. Его взгляд был убийственно холоден.