Он сидит на берегу до тех пор, пока снова не начинается дождь. Крупные капли падают ему на лицо, и он поднимается на ноги.
– Ладно, – все так же хрипло говорит он, – если не хочешь меня видеть, не надо. Но все-таки не стоит целый день сидеть в холодной воде. Слышишь?
Разумеется, я не отвечаю.
РЫЖАЯ. ВЕСНА
Из больницы Рыжая возвращается без гипса и на такси. Ей грустно: проезжая знакомые улицы и перекрестки, она вспоминает, как в прошлый раз здесь же беззаботно хохотала над шутками доктора. И ведь шутки-то были довольно бестолковые, и без хохота вполне можно было обойтись… Она открывает дверь и неуверенно ковыляет по квартире. Гипса уже нет, но ходить пока еще сложно. Рыжая прислоняется лбом к прохладному окну, за которым медленно садится солнце, растапливая последние грязные сугробы. Она думает о том, что где-то за этими окнами наверняка есть мужчина, которому она нужна точно так же, как и он ей. А именно, прямо сейчас, целиком и до последнего вздоха, без ограничений и условностей. И тем более, за этими окнами наверняка есть и те, кому она нужна с известной долей условий, и это тоже было бы не так плохо, с тем условием, что прямо сейчас. Когда-то она читала книжку, в которой автор уверял, что найти этих людей проще простого. Нужно всего лишь представить сотни светящихся нитей, которые связывают твое сердце с сердцем того, кого ищешь. Тогда это предложение показалось Рыжей совершенно бредовым, да и сама книжка была, мягко говоря, странной, начиналась словами «Я не писатель. Но когда приходит время, я пишу книги». Анна тогда зашвырнула этот труд в угол, даже не запомнив имя автора. Сегодня, глядя в окно, она думает, что в принципе можно было бы и попробовать. Она закрывает глаза и пытается представить нити, но все они уходят в никуда, связывая ее с космосом, а возможно – всего лишь с пыльными облаками над Москвой. Рыжая отходит от окна и решает ехать в клуб.
Она возвращается оттуда через три часа в компании мужчины, который говорит ей, что никогда в жизни не видел никого красивей, и утверждает, что за несколько минут сделает ее только что зажившую ногу гораздо чувствительней, чем прежде. Он не врет. Рыжая действительно хороша, как никогда. Она светится изнутри, разбрасывая вокруг золотые лучи. Скорее всего, ее спутник догадывается, что они не предназначены никому в отдельности, но легко пробегая пальцами по ступне, потом по икре к колену и выше к бедру, он дает Рыжей ощущения, которых она раньше не знала. Минуты складываются в часы, и когда она решается открыть глаза, то оказывается, что за окном давным давно утро, что мужчина с легкими пальцами спит рядом с ней, и что она может вскочить с кровати и прыгать на одной ножке, даже если для этого нет очевидных причин, но есть настроение.
Она скачет до холодильника и остается недовольна его содержимым. Рыжая одевается, завязывает волосы в огненный хвост и бегом бежит вниз по лестнице, потом по улице, через дорогу и в магазин. Выбирая баночки с йогуртом (она ведь не знает, что он любит!), она представляет солнечную нить, которая связывает ее сердце с сердцем спящего в ее кровати мужчины.
Когда Рыжая возвращается, дверь ее квартиры подозрительно приоткрыта. Она на цыпочках заходит внутрь и медленно оглядывает единственную комнату, кухню, ванную и маленькую кладовку. Мужчины с легкими пальцами в квартире нет. Точно так же, как нет в ней нового тонкого компьютера на маленькой подставке, кошелька, забытого на столике в кухне, и серебряного кольца с большой стекляшкой, отдаленно похожей на бриллиант. Рыжая ставит на пол пакет с продуктами и медленно сползает по стене вниз. Вот тогда-то она и замечает на столе записку: «Не сомневайся. Ты и правда очень красивая».
Она садится на пол и старается порвать золотую нить, которая связывает ее сердце с автором записки. Нить растягивается, становится тоньше, но рваться не желает. Наверное, на самом деле она резиновая. Будет ли компьютеру так же приятно ощущать его легкие пальцы, как и ей? К счастью, звенящий браслет с разноцветными камушками она так и не сняла с прошлого вечера. Вот без него Рыжей было бы действительно плохо.
Вечером она умывает холодной водой чумазое от слез лицо, звонит подруге и едет к ней в гости. В автобусе невысокий молодой человек со смуглым, хмурым лицом пристально смотрит ей в глаза. Рыжая отводит взгляд. Представляет себе, каково это: позволить золотой нити связать свое сердце с ним. Она выходит через две остановки. Он выходит за ней. Она ждет, что он улыбнется, что его хмурое лицо вдруг станет ясным и приветливым, и золотая нить растянется между ними безо всяких предисловий. Но он не делает ни малейшей попытки приблизиться, и Рыжая идет от остановки к дому подруги. Она даже не слышит, как он догоняет ее во дворе, только успевает почувствовать локоть на шее и руку, зажавшую рот. «Ну вот и все», – думает она и почему-то еще: «Не бойся самого страшного». Она спокойна и даже рада. Если ее сердце и бьется быстрее обычного, то от неожиданности и от того, что дышать, когда кто-то давит тебе на горло, не очень-то удобно.
– Давай сумку, – шепчет он прямо ей в ухо, и от горячего дыхания волосы у нее на шее становятся дыбом. Она моментально выпускает сумку из рук, он выпускает Рыжую. Пока он исследует содержимое сумки, Рыжая исследует напавшего на нее мужчину. У нее даже не возникает мысли бежать. И пока она смотрит, как он перебирает ее ключи, телефон, записную книжку и проездной в прозрачной корочке, внутри ее рыжего сердца вскипает волна.
– Знаете, меня сегодня уже один раз грабили, – говорит она и повинуясь какому-то дурацкому импульсу, поправляет рукой волосы. В темноте маленькой искоркой сверкает браслет.
– Снимай, – командует он.
Рыжая нащупывает рукой пряжку, но волна уже поднимается из глубины и выносит на поверхность каждое утро, когда Рыжая улыбалась сама себе и говорила, что все будет хорошо; каждый день, когда она обещала себе, что именно сегодня случится что-то волшебное, и каждый день, когда ничего подобного не случалось. Волна поднимает в ней все ее золотые нити, которые становились резиновыми, обрывались, и ударяли саму Рыжую прямо в сердце. Вскипая, эта волна превращается в цунами сокрушительной силы. Рыжая очень вежливо говорит:
– А вы не могли бы меня убить?
– Чего?
– Ну, вам было бы сложно убить меня сейчас? Или может быть, изнасиловать? Точно не знаю, но мне почему-то кажется, от этого тоже иногда умирают. Может, вы можете меня заразить чем-нибудь смертельным? У вас нет СПИДа?
Говоря все это, Рыжая замечает, что выражение лица нападающего постепенно меняется, хотя и совсем не так, как она представляла себе в автобусе. Хмурое, мрачное лицо наливается страхом. И по мере того, как ужас, капля за каплей, вливается в кровь злоумышленника, он все больше становится похож на маленького напуганного зверька. Он шарахается назад, как будто его ударили. Рыжая уверенно идет к нему. Она понимает, что ситуация становится абсурдной и что внутри нее волна сокрушительной силы превращается в порыв неудержимого хохота.
– Хотя вряд ли, мне говорили, что СПИД найти довольно сложно. Может, хотя бы сифилис? Или нет, скорее гепатит…
Она продолжает двигаться на мужчину, который не знает, что и думать. Рыжая как будто наблюдает за ситуацией со стороны и не может остановиться. Нечто подобное она однажды испытала на работе, спросив у редкостно противного клиента, куда бы его послать. И даже памятный штраф в десять процентов зарплаты не смог испортить ей удовольствие. Сейчас ее порыв во много раз сильнее, и сама того не замечая, она начинает нападать.
– Ну так что? Вряд ли для вас это сложно… Может, это будет и не в первый раз…
– Да пошла ты! – кричит мужчина и пятится назад. И понимая, что она не собирается отступать, он изо всех сил швыряет в нее сумкой и бежит прочь.
Сумка задевает плечо, больно бьет в голову и с грохотом падает на асфальт. Ссадина на щеке, синяк на плече, разбитая пудренница и трясущиеся коленки, – над этими потерями Рыжая хохочет с подругой до полного изнеможения. Ей немного не по себе и по телу то и дело пробегают волны озноба. Она роняет бокал из-под шампанского, пытаясь танцевать. Перед глазами все плывет. Но все это ерунда. Вскипевшая в ней волна смыла все старое, лишнее и ненужное. Засыпая далеко заполночь, она продолжает улыбаться восторженным воплям: «Ты молодчина, Анька! Так его отбрить!» И даже мысль о том, что она не собиралась его брить, а хотела умереть совершенно серьезно, не может опечалить ее рыжую голову.