То есть ты понял, способов прописки уйма, и смысл их всех сводится к одному: узнать какая суть, закваска у прописанта, соответственно ей он и получает масть. Я вот Зайку уберег и сам дал ему масть. Шнырь – это не так уж и плохо, это всегда теплое местечко. Правда, по совместительству Зайка еще и защеканец для избранных, и для него это скорее достоинство и гарантия безопасности, он и делает это с удовольствием, пожалуй, на вольнице тоже этим бы занимался, склонен, как сейчас говорят, однозначно к нетрадиционному сексу, если сказать культурно. Зайке с его статьей, хорошеньким личиком и пухлой попкой оказаться в обычном отряде где-нибудь в зоне общего режима, так же чревато как красной девице очутиться в пьяном кабаке. Статья у тебя, Зайка, паршивая, 117-я, соучастие в групповом изнасиловании несовершеннолетней. Даже, если всего лишь остановился поглазеть, выйдя вечерком на улицу, как знакомые ребята тискают голую девчонку на лавке в кустах у подъезда дома.

Зачем ты, Зайка, подошел и разглядывал личико юной шлюшки, что в этом личике может заинтересовать? Узнать хотел из какого она класса? Но девчонка, окривевшая или от пива или от косяка, увидела склоненное твое лицо, конечно, посчитала, что и ты встал в очередь за халявским удовольствием. Возможно, она испугалась, или передохнуть ей не давали – домой приковыляла пьянющей, растрепанной, изрядно накачанной спермой. Родителям, устроившим допрос, соврала, что изнасиловали, не соображая – что и делает, что хотела того же, но не так.

Назвала в числе соучастников и тебя. Так было? Так! За все надо отвечать, Зайка. Чуть сделаешь не так, всё вкривь да вкось пойдёт. Тебе подфартило, что к нам попал на строгач. В зоне общего режима кто сидит? Хулиганье, подонки-недомерки и недоделки, шушера короче. Там тебя определенно заклевали бы, сутками только раком и стоял бы. Из твоего очка сделали бы сборник спермы, а сколько бы членов пришлось отсосать! Или иначе нужно было тебе кого-нибудь порезать, причем сразу при первой попытке опустить. Здесь у меня ты в цене, как валютный мальчик. И более того, поучаю тебя еще уму-разуму.

Перво-наперво запомни: продолжай внимательно читать уголовный кодекс и комментарии к нему от корки до корки – это для тебя лучшая страшилка. Никогда больше по неосознанке не попадайся. Всегда знай, чего хочешь и бойся, как страшной кары еще раз оказаться у нас. Тебе никогда не стать настоящим вором. Будешь освобождаться – никому не давай адреса; на вольнице найди какую-нибудь работу, чтобы хоть немного нравилась и вкалывай до седьмого пота – так мало-помалу денежки заведутся и сотрется из памяти как по собственной дурости попал в зону и где обслуживал лучших воров. Глядишь, со временем и бабенку подберешь, и детки пойдут – это лучше, чем петушиться на гражданке…

У тебя Зайка отца не было, у тебя Антон не было, и у меня не было – это одно у нас общее. У нас к этому миру особый счет. Но не все могут потребовать оплатить этот счёт по полной мере. – Витамин взглянул на часы. – Так ребятки, сейчас подойдут двое важных дядек, так что ты, Антон, допивай чай и пока в отряд – я позову, когда понадобишься. Ты, Зайка, встретишь их и проведешь ко мне. Угощеньеце подготовь: бутылочку коньяка «Херсонес»… армянский, говоришь, есть? Неси крымский – они его предпочитают; бутерброды сделай с красной икоркой, чтобы на маслице зерна лежали в один слой как алый бусинки, колбаски салями возьми и нарежь потоньше. Лимон не забудь также нарезать…

Зайка мигом, расторопно и живо, бросился выполнять указание.

Между тем, ожидаемые гости подтягивались. Незаметно, как шагнул из мрака, появился Евсееч – седовласый, высокий, с проницательными умными глазами и неторопливыми выверенными движениями.

Витамин встал, побратался, усадил гостя в кресло.

– Отличная работа! – неожиданным густым басом пророкотал Евсееч, поглаживая рукой резной подлокотник кресла. – Я бы сказал шедевр прикладного искусства.

– Возьми его себе, если хочешь.

Евсееч раскатисто расхохотался.

– Возьму коли так. И у меня есть кое-что интересное. В отряде у меня один мастак сделал точнейшую копию Кремля. На Спасской башне, блин, часы идут! Хочет подарить высшему из высших.

– Не оскудевает талантами земля русская, и много их, как людей неординарных, на зонах баланду хлебают.

– Послушай, что ещё есть в том деревянном Кремле… Там, в одном из окон, виден другой председатель, белый как лунь, большой и мясистый точно уральский пельмень, а через потайную дверь кучка жадных пришлых людишек с характерным профилем Авраама пересчитывают, упаковывают и отправляют эшелонами и подлодками на Запад зеленые баксы, золотые слитки. Одна из башен уже покосилась, потому что уже проваливается в те пустоты, откуда эти нувориши выкачивают нефть, металлы и другие богатства русской земли-матушки. В эти пустоты затягивается нищий и пьяный пролетарий, вместе со своими полуразрушенными и разоренными домами-хозяйствами.

– Жалко, что из дерева скульптуру сварганил На века из бронзы отлить бы. Кстати, нас там нет, в этом шедевре? Нас, с пушкой и финкой, приставленных к виску и горлу склизких лиц с характерным профилем… Скажу я тебе, не только потомки Авраама таскают денежки по своим крысиным норам – полно и наших славянских физиономий, прочухавших и уразумевших, как богатство делается… А-а, вот и Круглый.

В каптерку ввалился плотный широкоплечий и низкорослый зык с приплюснутой как тыква головой. Хотя в колонии запрещалось свободное перемещение между отрядами (бараки с огороженной территорией), для некоторых категорий осужденных не существовало ограничений по вольному хождению в пределах жилой части зоны.

Круглый, шумно отдуваясь, побратался с Витамином и Евсеечем, сбросил телогрейку, уселся за стол. Неслышно появился Зайка с коньяком и закуской на подносе.

– Неплохо! – сказал Круглый, повертев бутылку коньяка и облизнувшись на закуску.

Витамин плеснул в прочифиренные кружки благородный напиток и дал время насладиться его утонченным вкусом, который был еще более приятен и сладостен здесь, в зоне, за семью замками под лаем бешеных овчарок, под неусыпным надзором караула, цепенеющего на ядреном сибирском морозе.

– Пока ты, Круглый, к нам шел мы с Евсеечем толкуя о том о сем, приблизились к тому из-за чего собрались. Это огромные деньги, которые уходят из моих, а значит также из наших рук. Короче, что я сумел сколотить в первую пятилетку мутного перестроечного времени порциями передавал на отмывку. Эти денежки благополучно легализовались и стали ударно работать. И, должно быть, закружилась голова у тех ребятишек, что пристраивали мои денежки, и закружилась от наполеоновских планов, в которых, увы, меня нет. Под конец второй пятилетки денежки стали безвозвратно уплывать. Новые держатели моего капитала сделают все, чтобы я тут сгнил. На них работают менты, причем как водится, главные ментовские начальники. Эта корпорация пустила щупальца повсюду, и теперь мощно идет во власть. Но, братаны, мне уже несколько лет как за полтинник перевалило, начались проблемы со здоровьем. Мне надо позарез ехать лечиться в хорошую западную клинику, иначе этот отряд пополнится еще одним убогим инвалидом. После лечения восстановительный период требуется на год, и, надеюсь, потом снова смогу взяться за наше нелегкое ремесло. За те годы, в которые меня не будет, я вношу в общак порядка миллиона зелени (Евсееч и Круглый переглянулись).

– Какая тебе нужна помощь? – спросил Евсееч.

– Мне нужно содействие. Я должен сам выкарабкаться из зоны и сам разобраться с гнидами, что сюда меня упекли. Поддержка нужна, все наверняка надо сделать: здесь, чтобы выйти без проволочек, как по писанному, там, на воле, – пару надёжных пацанов, чтобы со своими не светиться. Я не хочу использовать своих, их осталось мало, и оставили их в качестве наживки для меня, это точно. Двое смотрящих, которых я провел в совет корпорации, купились и продались, видимо обожравшись черной икры. Они же и помогли ментам угробить моих ребят: кого перестреляли, кого отослали в лагеря.