Как я его понимаю! Это жгучее желание скрыться, хоть ненадолго спрятаться от внешнего мира, создать другой, где есть покой… И вдруг мне захотелось на эту работу. Очень захотелось. Потому что она не только здорово поможет мне, но и даст возможность помочь другим.

– Спасибо за уделенное нам время, мисс Бейкер, – начальник пожал мне руку. – Мы с вами свяжемся.

К следующему вторнику я уже не сомневалась – не повезло. Они обещали позвонить в понедельник, когда примут окончательное решение. Тюрьма – безумная идея, утешала я себя, но на занятии у меня под резцом треснул кусок синего стекла, потому что я думала о Джонсе, рисовавшем свою семью (наверняка там изображены его дети), и очень надеялась, что у него не возникнет неприятностей за испорченную библиотечную книгу. Художнику же нужны материалы для творчества – это базовая потребность, вроде воздуха, чтобы дышать.

Вечером в четверг, уходя в колледж вести занятие по акварели, на шатком столике в маленькой общей прихожей я заметила два коричневых конверта. Оба письма были адресованы мне. Одно содержало выписку с состоянием моего банковского счета, а на втором красовался штамп с буквами «ТЕВ»[4]. В первом наверняка уведомление, что я превысила лимит по карте, поэтому я начала со второго.

– Ты получила работу в тюрьме? – ахнула мама, когда я, как обычно, позвонила ей вечером. Не позвонишь – она нервничает («А вдруг с тобой что-нибудь случилось?»). Потеря ребенка заставляет бояться за оставшихся вдвое сильнее. Хотелось бы мне ее приободрить… Ее голос меня успокаивает – я люблю свою маму до боли, но иногда мне просто нечего ей сказать. Зато сегодня у меня для нее есть новость.

– Да как тебе вообще в голову взбрело? – продолжала она.

– Мне нужны деньги, мама.

– Я тебе займу!

Мне захотелось ее обнять.

– Спасибо, но тебе это не по средствам.

С этим мама спорить не могла.

– Но это же опасно!

– Нет, это тюрьма открытого типа, вроде той, где сидел Джеффри Арчер. Волноваться не о чем.

– Все равно… – мать качает головой. И вот я вижу, как она сидит в своем плетеном кресле и глядит в сад, который тянется до самого моря. Позже мама пройдется по пляжу, шурша галькой, и всякий раз будет подбирать попадающиеся целые раковины. На обратном пути она оставит свои находки на кладбище, у надгробия, которое уже не выглядит новым. Все как всегда. Привычная рутина, помогающая жить дальше.

А я вот-вот разобью свою на мелкие осколки.

Сентябрь 2016 г.

Китти осталась потрясена и раздавлена вчерашними событиями – в смысле, ей казалось, что все произошло вчера. Ее память очень ненадежна, когда речь заходит о времени.

Хотя какая разница, когда, – главное, что это было. Визит Дряблой Физиономии. Китти точно знала – он натворил что-то плохое, ей нужно бежать. Но едва она решила, что спаслась, как инвалидное кресло потеряло управление.

– Держись! – крикнула Прямая Челка, но они с размаху налетели на стену. У Китти все так и поплыло перед глазами.

Пока ее осматривал врач на предмет «возможных травм», в коридоре разорялась Помыкашка:

– Барбара, как это понимать, черт побери?

– Я ей помогала! – запротестовала Прямая Челка. – Тот человек в кабинете ее явно перепугал!

– Откуда тебе знать, она же не может говорить!

Она! Вечно «она», «ее», «ей»! Взяла она сахар? Нужно ей подтереть задницу? Ну как можно не понимать таких элементарных вещей – Китти не единственная в этом заведении, кто понимает больше, чем мозг позволяет выразить словами!

– Но это же было очевидно! Если хотите мое мнение, Китти понимает больше, чем нам кажется. Иначе почему бы ей так расстраиваться?

Послышался вздох Помыкашки.

– Видишь ли, ты просто не имеешь права вот так бегать вместе с Китти. Мы здесь поддерживаем спокойную обстановку, основанную на заведенном порядке и твердом расписании. От этого у пользователей наших услуг рождается ощущение безопасности. Безопасность прежде всего. Если ты действительно хочешь работать в этой индустрии, ты должна это помнить.

– Простите.

– Боюсь, мне придется переговорить с руководителем твоего подготовительного колледжа.

Послышался стон.

– Пожалуйста, дайте мне еще шанс! Мне нужна эта работа, чтобы меня приняли в университет!

Доктор выкатил Китти в коридор – как раз вовремя.

– Не отсылайте ее, она мне нравится! Пусть она остается! Она знает, о чем я думаю, и волосы у нее красивые!

Мысленно Китти слышала свою громкую и четкую речь, но изо рта вырывалось неразборчивое лопотанье, похожее на агуканье младенца.

– Так, на два тона тише, – резко сказала Помыкашка, обвиняюще поглядев на Барбару с видом «видишь, что ты наделала?». – Обычно она просто шелковая, но временами такие впадают в буйство, особенно когда расстроятся. Это особенность ее заболевания.

– Вранье! – завопила Китти. – И это не ее вина, а ваша, что вы ни черта не понимаете!

– С ней все было нормально, пока она не увидела того человека, – не смолчала Барбара Прямая Челка. – А кто он?

Прямо мои мысли озвучила, подумала Китти. А девушка-то за словом в карман не полезет.

– Не твое дело. К тому же он уже ушел.

– Ну, хоть что-то! Ушел! Ушел! – вслух сказала Китти, чтобы поверить в реальность случившегося, и хотя у нее вышло только «г-г-г-г-г-г…», это тоже было утешением.

– Поехали, Китти, нальем тебе хорошего чая. Какую соломинку сегодня хочешь – розовую, твоего любимого цвета?

Китти покачала головой.

– Я хочу, чтобы Барбара осталась, – заявила она. Прямая Челка кого-то ей напоминала, только Китти не могла вспомнить кого.

– Я не вполне понимаю, что ты пытаешься сказать, дорогая.

– Не зови меня «дорогая» с такой отвратительной снисходительностью!

Здоровой рукой Китти начала бить по креслу, чтобы подчеркнуть свою позицию:

– Мне нужно, чтобы меня защитили от человека с круглым дряблым лицом и ртом, растянутым в притворной улыбке!

– Вот разошлась. – Помыкашка принялась рыться на медицинской тележке. – Пожалуй, пора вколоть ей седатив…

– Ни за что!

– Подержи ее, я сделаю укол…

Китти начала раскачиваться из стороны в сторону с большой амплитудой. Она просто вырывалась из кресла.

– Она так себе навредит!

Бац, бац по креслу!

– Китти, – спокойный голос исходил от Барбары, опустившейся рядом на колени. – Вот послушай!

Она вынула из кармана что-то маленькое и серебристое и поднесла к губам. Раздался невероятный звук – как птичья трель. Вверх-вниз. Круг, еще круг!

– Это губная гармоника, Китти. Тебе нравится?

– Перестала метаться, – шепотом поразилась Веселая Медсестра. – Хорошая работа!

– Ого, – сказала Барбара, – да она поет! Прислушайтесь!

Это было правдой. Китти никогда не слышала от себя пения, но, проснувшись на следующее утро, попробовала снова. Да! Получилось! Теперь она пела постоянно. Звуки вылетали из ее рта, будто кто-то другой пел за нее. И всякий раз, когда она пела, тело казалось более податливым. Счастливым.

Пение почти – но не совсем – прогнало мысль о человеке в синем пиджаке и с фальшивой улыбкой. Кто он? И как можно ненавидеть того, кого не знаешь?

Октябрь 2016 г.

Что надеть в первый день в тюрьму? Джинсы? Слишком вольно. Черные брюки. Так спокойнее. И белую футболку?

Я надела футболку. Через тонкий трикотаж угадывались очертания бюстгальтера. Раньше меня это не волновало, но сейчас я нервничала. Как предупреждала вчера по телефону мама, мне нужно помнить – я еду в тюрьму, где мужчины уже давно лишены «физических отношений».

– Ты уж поосторожнее, ладно, дочка?

Черный джемпер? Смотрится слишком траурно с брюками. Тогда кремовый? Хороший льняной носовой платок – художнику он может пригодиться в любой момент. И, конечно, мой медальон на крепкой цепочке.