«Творческая леди» – прозвище, которым с недавних пор Курт меня наградил, ухитрившись в двух словах передать затаенное одобрение и изрядную долю сарказма, не скатившись, однако, до прямого оскорбления. Я его не поправляю – ведь он только этого и ждет.

Не могу передать облегчение, охватившее меня по окончании занятия. Курт вскочил открыть мне дверь.

– Спасибо, – говорю я, – но вы должны выйти первым, чтобы я могла запереть класс.

Он сверкнул своей жуткой улыбкой:

– А вам не помочь навести порядок?

Может, это Курта следует опасаться?

– Нет, благодарю вас.

Мне сразу стало легче, когда он наконец вразвалочку вышел. За ланчем меня так и подмывало рассказать Анджеле о записке, однако что-то одновременно и удерживало.

Поэтому я говорила об уроке, о новом ученике по прозвищу Дед и о том, как мы рисовали кошку. Жуя свои макароны с сыром, я старалась не думать о том, что может оказаться в тарелке.

– Погодите, речь идет о Барри? – моя новая подруга, заметно побледнев, перестала есть. – Он в вашей группе и рисует кошек?

– А что, это запрещено? – с учащенно бьющимся сердцем спросила я. Что я еще натворила?

– Да, вы не можете знать, – Анджела покачала головой и отложила вилку. – Его посадили за убийство троих детей. – Ее передернуло. – Не помните сенсацию середины 60-х?

– Я тогда еще не родилась, – напомнила я.

– Ох ты… Вот я дура!.. Когда полиция его арестовала, в доме было полно кошек, очень ухоженных, а в кошачьих мисках нашли человечину…

Меня начало мутить.

– И его семья продолжает с ним общаться?!

– Насколько я знаю, у Барри не бывает посетителей.

Я похолодела.

– Но у него кружка «Самому лучшему дедушке»!

– Наверное, сам себе купил, это не запрещено. Заключенные получают список разрешенных к заказу товаров…

– Зачем?!

– Чтобы нас обманывать – и себя заодно. Сделать вид, что он нормальный приятный пожилой человек. – Анджела понизила голос: – Элисон, мало ли кто лжет! У всех свои секреты. Еще насмотритесь коварства… Попадаются и приличные люди, но иногда трудно отличить одних от других… Мой совет – привлеките к делу Курта. Может, он и немного с приветом, зато он всех знает. Попросите его найти для вас больше учеников и следите, чтобы он обязательно присутствовал в классе, когда Барри на уроке.

– А что совершил Курт? – еще дрожа, спросила я.

Анджела готова была ответить, но передумала и отбросила назад длинную и черную как смоль прядь.

– Лучше вам не знать. Но поверьте, волноваться о нем не следует.

Записка, а потом правда о преступлении Барри оказались для меня чересчур. В тот вечер я добралась до колледжа на ватных ногах, зато с чувством неподдельного облегчения: мне остро требовалось общество людей, не совершавших преступлений. Ученики, явившиеся на изготовление витражей, уже ждали в классе. Единственный, кто отсутствовал, – Клайв с волевым подбородком, он же Свинцовый Человек. Я ощутила мимолетное разочарование, которое тут же прошло.

– Добрый вечер, Элисон! – послышался хор радостных голосов. Сегодня в мире моей витражной группы знаковое событие.

– Как прошел ваш день? – весело спросила студентка с лошадиным лицом.

Я могла ответить, что помогала маньяку-детоубийце рисовать мультяшных кошек, но сочла за лучшее не отвечать вовсе.

– А у вас?

– Скука. Домашняя каторга. Возила грязь и все мечтала вырваться сюда. Оставила мужу в духовке макароны с сыром…

Макароны с сыром. Никогда больше не стану их есть. Они теперь ассоциируются у меня с котятами, кошачьим кормом и…

– Ладно, класс! – сказала я с фальшивой веселостью. – Перчатки надели? А очки?

– Надели! – радостно подтвердила Берил. За окном послышался рокот мотора, и на парковку въехал сверкающий серебристый «Порше», из которого выбрался высокий мужчина в зеленом клетчатом «барбуре»[5]. Свинцовый Человек.

Не люблю, когда опаздывают, а я уже начала объяснение: это мешает вести урок. Помогать опоздавшему нагнать группу означает меньше времени уделить тем, кто пришел вовремя.

– Простите, – торопливо войдя в класс, Свинцовый Человек виновато поглядел на меня. – Совет директоров продлился дольше, чем я рассчитывал.

Можно было догадаться – типичный руководитель. Я не спрашиваю учеников, кем они работают, потому что часто люди приходят сюда в поисках отдушины. Да и в тюрьме мне лишний раз напомнили неписаное правило – не задавать вопросов.

А ну-ка, соберись, Элисон!

– Мы как раз проверяем, подойдет ли стекло к вашим рамкам, – сказала я.

После демонстрации – я ощутила знакомый восторженный трепет, несмотря на разыгравшиеся нервы, когда мое стекло идеально подошло, – я немного посидела с каждым учеником. К Свинцовому Человеку я подошла в последнюю очередь – отчасти в качестве наказания, а еще потому, что он вселял в меня странное беспокойство. Он больше не приглашал меня на ужин и был с того раза самой корректностью.

– Простите, мне действительно неловко за опоздание, – сказал он, понизив голос.

– Ничего, все нормально.

Может, я неправильно воспринимаю ситуацию и Клайв ничего не замышляет, просто у него хорошие манеры? Но когда я помогала ему срезать острый краешек стекла, наши руки нечаянно соприкоснулись, и от него точно проскочила искра. Опасность и интерес.

– Извините, – сказали мы одновременно.

– У меня получилось! – взвизгнула Берил. – Смотрите, Элисон!

Сердце у меня взмыло в небеса – она сложила витраж! Синий тюльпан на фоне красного неба.

– Осторожно, – поспешила сказать я, – его надо закрепить…

Дзынь! Слишком поздно, куски стекла выпали. Я помогла расстроенной студентке подобрать осколки.

– Вот я растяпа…

– Со мной такое тоже было, – заверила я. – Не беда, сделаем новый витраж.

Осколки я отнесла в лаборантскую и незаметно выбрала один, завернув в платок: томительное желание росло во мне целый день.

– Вы отлично разрулили ситуацию, – похвалил Клайв, снова задержавшись дольше остальных. – Я восхищен тем, как вы спасли положение. Ведь…

– Спасибо, – перебила я, вдруг испугавшись. – Мне пора запирать класс. Приходите на следующей неделе.

В окно я смотрела, как он идет к своей сверкающей машине. В душе я была рада ощутить его прикосновение и сожалела о том, что оборвала разговор, но мне казалось, что раз моя сестра не может жить полной жизнью, то и я не имею на это права.

Я поспешно прошла в лаборантскую, достала осколок стекла и прижала к запястью, упиваясь моментом, как алкоголик, держащий в руках бутылку.

Я не могу больше ждать.

И я говорю не только о порезе.

Ноябрь 2016 г.

Сколько она здесь пробыла? Сложно сказать. Покормили ее точно больше трех раз – овсянка, картофельная запеканка с мясом и омлет. Китти и лазанью помнит.

Запеканка здорово запачкала пол, когда Китти ее сбросила, – даже на колеса инвалидного кресла попало. Но лазанья все равно пачкает сильнее.

– Непослушная девчонка, – заворчала Суматошная Медсестра, опускаясь на колени.

– Сама виновата! – возразила Китти, ударив здоровым кулаком по подносу с едой. – Я тебе уже говорила, я не ем мяса после той программы о коровах!

– Ничего, ничего! Не тебе же придется сегодня опаздывать домой к ужину!

Домой. Китти повертела это слово в голове. Дом показывают по телевизору, там люди лежат на диванах или ссорятся, как в «Жителях Ист-Энда»[6]. Но еще Китти помнила, что настоящий «дом» – это там, где живет Пятничная Мамаша. По крайней мере, Китти так кажется – как ей там жилось, она не помнит.