Единственный, кто из наших моряков возражал против получения «итальянца», был Адмирал Флота Советского Союза Иван Степанович Исаков, справедливо считавший, что корабль не только устаревший и сильно побитый, но и является национальной гордостью Италии, что может создать определенную мстительную реакцию по отношению к Советскому Союзу.

Ивана Степановича на флоте уважали не только за ум и мудрость, но и за героическое великомученичество. Летом 1942 года, будучи заместителем командующего Закавказским фронтом, он пробирался глухой лесной дорогой из Туапсе в Краснодар и под Хадыженской попал под прицельную бомбежку немецкого пикировщика. Крупным осколком ему отсекло ногу по тазобедренный сустав. Обескровленного адмирала доставили в ближайший медсанбат, где полевые хирурги провели тяжелейшую операцию, не скрывая, что после такого ранения выжить невозможно в принципе.

Умирающий Исаков надиктовал тогда прощальное письмо Сталину и попросил после смерти назвать его именем военный корабль. Сталин тотчас ответил, пообещав, что в случае кончины адмирала лучший советский эсминец будет носить его имя. Но Исаков выжил и навсегда в темной душе вождя занял светлый угол. Сталин оценил мученическое мужество старого воина.

Мало того, несмотря на вечные костыли, он оставил его в кадрах флота, назначив заместителем главнокомандующего ВМФ. Исаков (настоящая фамилия Исакян) был блестящим практиком и теоретиком морского дела, да и очень проницательным человеком, но тогда его никто не послушал, считая аргументы Ивана Степановича сентиментальным чудачеством, особенно после того, как он стал заниматься литературным трудом, проявив себя неплохим писателем.

Странно, но почти все трагедии в севастопольских бухтах происходили в темное время суток и при тихой погоде. Я помню рассказ знаменитого крымского археолога Станислава Францевича Стржелецкого, который был руководителем нашей студенческой практики и однажды поведал, как все произошло: «Корабль стоял там же, где когда-то находилась «Императрица Мария», чуть даже ближе к берегу. Он мало выходил в море и севастопольцы привыкли к абрису громадины, которую хорошо было видно с любой точки центра города. Взрывов было два, они буквально потрясли ближайшие бухты, тотчас завывшие пронзительными сиренами. Я побежал по набережной, ее уже оцепляли вооруженные матросы, но проскочить еще было можно, и увидел страшную картину. Линкор повалился набок, разрубив мачтой суетившийся возле него портовый буксир, который тут же ушел на дно». На «Новороссийске» погибло людей много больше, чем на «Марии». Дело в том, что последовал жесткий приказ – бороться за живучесть корабля! Наглухо задраены люки и смертельно раненный корабль стал тонуть в центре бухты.

А все, оказывается, надо было делать наоборот! Приложив значительно меньшие силы, вытолкнуть линкор на берег, где заняться срочной эвакуацией экипажа. Этого не было сделано и уже потом, под водой, резали корпус, причем без чертежей, наугад, пытаясь спасти людей. Кого-то достали, но большинство задохнулись заживо. По стране глухо ходили слухи о страшной трагедии в Севастополе, но официальной информации, естественно, не было никакой. Газеты трубили о подготовке к очередной годовщине Октябрьской революции и трудовых победах в связи с этим.

– Хоронили ночью, – рассказывал Стржелецкий. – Как цареубийц, тайно! Родственников даже на кладбище не пустили…

Но главная тайна, связанная с гибелью «Новороссийска», сохраняется до сих пор. Считалось, что бомба была заложена при передаче линкора и через десять лет рванула. Однако, ряд экспертов начисто отвергал эту версию, полагая, что за долгие годы службы в советском флоте корабль не раз облазили от клотика до киля, и если бы заряд такой силы был спрятан, то найти его сложности не представляло.

Однако варианты диверсии оставались самыми предпочтительными. В отличие от «Императрицы Марии», караульная служба была организована на высоком уровне, посторонних не было, да и пронести тяжелый заряд столь убойной силы очень трудно. Может быть, это донная мина, оставшаяся после оккупации?

Кстати, стояло еще время, когда ночное плавание по Черному морю было запрещено. На судоходных трассах попадались сорванные с якорей позеленевшие «рогатки». Но саперы клялись, что акватория Севастопольской бухты обследована ими досконально, уж тем более в районах базирования боевых кораблей. Оставался вариант подлодки, но проникнуть в Севастопольскую бухту со стороны открытого моря было практически невозможно. Вход круглосуточно контролировался сторожевыми кораблями, и он был перегорожен прочной и чуткой сеткой.

Но кто-то вспомнил, что знаменитый итальянский боевой пловец князь Джунио Валерио Боргезе, потопивший в египетской Александрии два крупнейших британских линкора «Куин Элизабет» и «Вэлиент», клялся на распятии, что «Юлий Цезарь» никогда под чужим флагом плавать не будет. Тем более, в годы оккупации некоторое время его подразделение стояло в Севастополе.

Уже после трагедии с «Новороссийском» наша разведка зафиксировала в одной из прибрежных таверн городка Чивитавеккья корпоративную вечеринку бывших боевых пловцов группы «Гамма», отличившихся в годы войны на Средиземном море. Среди гостей был князь Боргезе. Присутствующие, крепкие молчаливые мужчины, перед тем как выпить, прижимали бокалы к сердцу, словно поминали кого-то. Высказано было мнение, что в таверне проходила тризна по «Юлию Цезарю». Версия, что его гибель – дело рук итальянских диверсантов, подтверждена впоследствии и осторожными намеками самого Боргезе, а через годы и откровенным признанием.

Уже прошло более 50 лет со дня гибели линкора, и все нынешние версии его гибели – это уже домыслы романистов. Во всяком случае, я так думаю. Увы, но у нас принято – если что-то случилось, для начала «рубят» самые высокие папахи. Сел воздушный хулиган на Красную площадь – сняли с должности министра обороны, взорвалась электростанция – дали «по шапке» другому министру. Право же, так решать проблемы легко, но не очень эффективно.

Узнав о трагедии «Новороссийска», Хрущев пришел в ярость. Через неделю высший комсостав ВМФ во главе с Главнокомандующим Николаем Герасимовичем Кузнецовым был вызван «на ковер» Политбюро ЦК КПСС. Хрущев уже от дверей задал тон:

– Ну что, фазаны, вырядились! – гневно потрясал кулаком перед носом вытянувшихся моряков, сверкающих золотом погон. – Одеколоном пахнете! Расскажите лучше, как людей ухайдокали!

Кузнецов, привыкший к начальствующим грубостям, промолчал. Исакова не приглашали, но предполагая расправу над командующим, он пришел сам и тут же наткнулся на хрущевское хамство:

– Ты, Иван Степанович, че пришел? Дружков защищать? Не надо! Мы сами разберемся. Мыслимо ли дело, корабль, да какой, угробили!

Кузнецов – Адмирал Флота Советского Союза, один из лучших советских флотоводцев, по-настоящему любимый моряками, никогда не жаловался на судьбу, хотя его дважды понижали в звании. Только за несколько месяцев до кончины он припомнил и рассказал, как было дело:

«…Я был вызван к министру обороны Жукову и в течение пяти-семи минут в исключительно грубой форме мне было объявлено, что решено понизить меня в звании до вице-адмирала и уволить из армии без права восстановления…»

Эх, знать бы Георгию Константиновичу, что в подковерных партийных страстях он по-прежнему оставался унтер-офицером драгунского эскадрона. Не пройдет и двух лет, как со всем набором лицемерия, коварства и цинизма, его, заслуженного-перезаслуженного, полного сил, самого отправят в отставку, в сущности, поместив в дачном Подмосковье под домашний арест. Но это уже совсем другая повесть, кстати, еще более грустная.

В составе советской делегации, которая приезжала в Бизерту принимать корабли, был и Федор Раскольников. Тот самый, что сыграл роковую роль в затоплении эскадры в Новороссийске. Он держался в тени, осторожно искал дружеских контактов с моряками, но его сторонились, помня о новороссийской трагедии и считая «ленинского эмиссара» главным виновником гибели флота.