Опираясь на трость, большой, грузный, некогда всесильный Лазарь, именем которого даже назывался Московский метрополитен, ковыляет на почту, где его знают, но относятся плохо – надоел! Глядя на адресата, кочевряжатся, пытаются отговорить, требуют заполнить какие-то бумажки, а он, как назло, очки забыл. Просит у посетителей, наконец, какая-то сердобольная старушенция суетливо достает свои, захватанные пальцами, перевязанные суровой ниткой. Несмотря на унижения, пишет, пишет и пишет, старательно складывая рукописные копии в архив. «Старый кадровик» (как часто себя называет) бережно хранит все бумажки, авось пригодятся.
Зря! Никто ему не отвечает, ни «уважаемый Леонид Ильич», которому старик даже осмелился напомнить о совместном участии в боевых действиях под Новороссийском («…Я с удовлетворением вспоминаю нашу работу по организации десанта на Малую землю и Ваше письмо ко мне с Малой земли», – и так далее), ни Андропов, ни тем более Черненко, я уже не говорю про Горбачева.
Только Всевышний, видать, пожалел старика, наградив долгой жизнью. В конце концов, пережил их всех, «стойких ленинцев» (Горбачев не в счет, потому как не стойкий, и вообще, как выяснилось, «казачок засланный»). Пережил генсеков, от Сталина до Черненко включительно. Так 25 июля 1991 года беспартийным и помер, полтора года не дотянув до сотни лет. Одна радость – вместе с той самой партией, которой служил с исступлением сторожевого пса, месяца не дотянув до ее массовой кончины…
Среди героев юбилейного 1965 года значился человек, фамилию которого, говорят, Брежнев внес в список лично. Это был Павел Батицкий, почти земляк генерального (тоже с Украины, из Харькова). Как и Брежнев, трудовую жизнь начинал «фабзайцем», то есть с фабрично-заводского училища.
Огромного роста и довольно устрашающей внешности (брови – Брежнев позавидует), Батицкий попал в армию четырнадцати лет, был зачислен воспитанником в Харьковскую военно-подготовительную школу (что-то вроде прообраза суворовского училища). По жизни их пути ни до войны, ни во время войны не пересекались. Подполковник Батицкий вступил в бой в первый день будучи начальником штаба моторизованной дивизии в Прибалтийском особом военном округе, а Победу встретил в Праге, командиром стрелкового корпуса, в тридцать три года от роду став генерал-майором.
Стал бы Героем Советского Союза, да отбрил однажды по рации высокопоставленного политработника, причем с употреблением слов «полового» значения. Тот обиделся и не поленился – смотался на «Виллисе» в штаб армии и лично порвал представление, уже готовое идти наверх.
Позже маршал Бирюзов подтвердил в служебной аттестации, что генерал Батицкий – «командир волевой, инициативный, настойчивый, но иногда проявляет высокомерие, горячность и недостаточно выдержан в обращении с подчиненными». Как видите, и не только с подчиненными, часто злоупотребляя теми же определениями, что стоили ему Золотой Звезды.
И еще ходила за Павлом Федоровичем одна не всеми однозначно оцененная молва, что именно он расстрелял Лаврентия Берию. А поскольку «решительный и инициативный», то сам предложил себя на роль палача, когда полковники из конвоя решительно отказались от этой «чести». Прокурор Роман Руденко аж подрастерялся:
– Так кто же?..
Тогда из тени подземелья вышел Пал Федорович, находившийся там в роли начальника охраны. Огромный, как буреломный медведь, сиплым голосом пробасил:
– Че с им церемониться… Позволь мне, Андреич! Я на фронте не одного гада на тот свет отправил…
– Ну, давай! – не без удивления, но облегченно согласился генпрокурор.
Батицкий достал из кармана просторных галифе трофейный «парабеллум», передернул затвор и со словами: «Ну, голубь, лети!» – засадил Лаврентию Павловичу промеж выпученных глаз две пули, почти автоматно, одну за другой. Берию никто не жалел, но «инициативу» Батицкого, особенно в армии, многие осудили, посчитав, что не дело генералу исполнять подобные функции.
А вот Леонид Ильич, который, как известно, в аресте Берии тоже принимал участие (хотя и не сильно это афишировал), напротив, зауважал «Павло» еще больше. Поэтому с учетом фронтовых заслуг предложил внести его в число военачальников, представляемых на высокое государственное звание (тем более, что его уже, как вы помните, представляли).
К тому же Брежнев припомнил, что участникам ликвидации Лаврентия поначалу Золотые Звезды были обещаны. Да говорят, после благополучного исхода завозражали Жуков и особенно организатор операции, генерал-полковник Кирилл Москаленко.
Им хорошо: у Жукова – три звезды, у Москаленко – одна, но вторую ему за Берию уж точно не дадут. Словом, проблему наград похерили. И без того неделю пили от радости, что с такой легкостью расправились с «монстром», от которого исходила смертельная опасность для всех. Опоздай на день, он бы их всех порешил, не задумываясь. Тут уж – кто кого?
Но говоря откровенно, Хрущев услугу «лепшего» друга не забыл. Кирилл Семенович, который более десяти лет ходил в генерал-полковниках, через месяц получил генерала армии, а еще через полтора года – Маршала Советского Союза. Как видите, совсем недурно! Жукова тоже отметили – выдвинули Министром обороны, членом Политбюро. Правда, ненадолго – чуть больше двух лет. Уж больно опасным показался Хрущеву…
Про остальных участников бериевской акции просто забыли (да и дело-то долгие годы оставалось сугубо тайным), а вот Брежнев вспомнил и посчитал нужным восстановить справедливость – дать Батицкому Звезду Героя.
Словом, дали! Зато на следующий год именно «инициативный» Батицкий предложил той же награды удостоить «дорогого» Леонида Ильича. Безусловно, удостоили, но не ко дню Победы, а к 60-летнему юбилею, 18 декабря 1966 года.
Это была первое брежневское «золото» Героя Советского Союза. Потом добавили еще три и все, заметьте, 18 декабря (1976-го, 1978-го, последнее – за год до смерти). А в начале 1978 года вообще от восторга «сошли с катушек» и наградную планку генсека усилили орденом «Победа», самой высокой полководческой наградой. Это было черт-те что и алмазный бантик сбоку!
Закончилось все так, как и следовало ожидать. При Горбачеве орден «Победа» отобрали, многоярусного «Героя» осмеяли анекдотами, пародистами испинали. Видать, чтобы эпоху унизить, а самого Леонида Ильича – в первую очередь. Не знали мы тогда, неразумные, что «казачок засланный» старается не «за просто так». Поет, как петух на станичном заборе, да все с чужого голоса…
Даже канцлер ФРГ Гельмут Коль в воспоминаниях выражал удивление, описывая переговоры в Архызе о воссоединении Германии, во время которых на вопрос: «Сколько все (то есть вывод советских войск и прочее, с этим связанное) будет стоить?» – Генсек переглянулся с «верным нукером» Шеварднадзе и назвал сумму… смехотворную.
За «три копейки», сукин сын, продал все, над чем страна горбатилась во имя своего могущества и спокойствия. И побежали гвардейские полки быстрее, чем в сорок первом, бросая «нажитое» годами. Даже Коля удивила дешевизна, да и спешка тоже. А почему нет? Ведь это было откровенное предательство национальных интересов, за что и получил «Мишка» свои «сребреники» в виде Нобелевской премии. Обидно… за Нобеля!
Бросали военные городки, полигоны, аэродромы, клубы, ремонтные базы, обжитые квартиры, разворовывая и за гроши отдавая то, что стоило миллиарды. Бежали, в прямом смысле слова, «во чисто поле». Я помню, как вертолетная часть, что прибыла на Кубань из Западной группы войск, первые месяцы зимовала прямо в боевых машинах…
А в сентябре 1974 года, во время визита Брежнева в Новороссийск по случаю вручения знаков отличия города-героя, я собственными ушами слышал, как с трибуны городского стадиона, где проходил митинг, первый секретарь Ставропольского крайкома, тогда мало кому известный Михаил Горбачев, пронзительно кричал на всю Цемесскую бухту о выдающейся роли «дорогого Леонида Ильича в Великой Отечественной войне», ни разу не упомянув ни Сталина, ни Жукова, тем более Кагановича, да и вообще никого.