406

Крестьянин вколачивается в гроб старой Россией.

407

Если несомненно, что победоносная буржуазная революция в России невозможна без национализации земли, то ещё более несомненно, что последующий поворот к разделу невозможен без некоторой «реставрации», без поворота крестьянства (вернее, с точки зрения предполагаемых отношений: фермерства) на сторону контрреволюции. Пролетариат будет отстаивать революционную традицию против всех таких стремлений, а не помогать им.

Было бы во всяком случае глубоко ошибочно думать, что национализация в том случае, если новое фермерство повернёт к разделу, останется мимолетным, не имеющим серьезного значения, явлением. Она имела бы во всяком случае гигантское значение, и материальное и моральное. Материальное – в том отношении, что ничто не в состоянии так полно смести остатки средневековья в России, так полно обновить полусгнившую в азиатчине деревню, так быстро двинуть вперед агрикультурный прогресс, как национализация.

408

Когда Плеханов говорит, он острит, шутит, шумит, трещит, вертится и блестит, как колесо в фейерверке. Но беда, если такой оратор точно запишет свою речь и её подвергнут потом логическому разбору.

409

У Плеханова в «Новых письмах о тактике и бестактности» шум по поводу того, что большевики-де не понимают буржуазного характера происходящей революции, прямо комичен. Грозных слов, брани против большевиков и кривлянья бездна, мысли – ни капли.

410

У невежественных или неумных людей теперь очень распространено смешение большевизма с бойкотизмом, боевизмом и т. п.

(То же)

411

Плеханов и меньшевики <…> не понимают контрреволюционности буржуазии в крестьянской буржуазной революции.

412

Нас интересует свобода для борьбы, а не свобода для мещанского счастья.

413

Если либералы нередко изображают черносотенцев шутами и глупцами, то надо сказать, что такая характеристика гораздо более применима к кадетам.

414

Правый помещик, дворянин Ветчинин говорил в Думе: «Я думаю, что вопрос о принудительном отчуждении должен быть решён в отрицательном смысле с точки зрения правовой. Сторонники этого мнения забывают, что нарушение прав частных собственников присуще тем государствам, которые стоят на низкой ступени общественного и государственного развития. Стоит только нам вспомнить московский период, когда нередко отбирались земли у частных собственников на царя и передавались затем приближенным царя и монастырям. К чему привело такое отношение правительства? Последствия были ужасны». <…>

Вот Шульгин вопиет, что собственность неприкосновенна, что принудительное отчуждение – «могила культуры и цивилизации». Шульгин ссылается – не говорит только, не по «Дневнику» ли Плеханова – на Китай XII века, на печальный результат китайского эксперимента с национализацией. Вот Скирмунт в I Думе: собственником будет государство! «опять благодать для бюрократии Эльдорадо». Вот октябрист Танцов во II Думе восклицает: «с гораздо большим основанием эти упреки (упреки в крепостничестве) могут быть переброшены на левую сторону и в центр. Что же в самом деле готовят эти проекты для крестьян, как не порабощение их земле; как не то же самое крепостное право, только в ином виде, в котором помещики будут заменены ростовщиками и чиновниками».

Конечно, лицемерие этих воплей о бюрократизме бьёт в глаза, ибо именно крестьяне, требующие национализации, выдвинули замечательную идею местных земельных комитетов, выбранных всеобщим, прямым, равным и тайным голосованием. Но черносотенные помещики ВЫНУЖДЕНЫ хвататься за все и всяческие доводы против национализации. Классовое чутьё подсказывает им, что национализация в России Х Х века неразрывно связана с крестьянской республикой.

415

Оценка Кутлера, выражая скудоумие чинуши, всю жизнь гнувшего спину перед помещиками, полна лицемерия и затемняет сознание масс.

416

Когда читаешь такую речь «не занимающегося политикой» крестьянина53, то по осязательности ясно становится, что осуществление не только столыпинской, но и кадетской аграрной программы требует десятилетий систематического насилия над крестьянской массой, систематического избиения, истребления пытками, тюрьмой и ссылкой всех думающих и пытающихся свободно действовать крестьян. Столыпин это понимает и сообразно с этим действует. Кадеты этого частью не понимают, по свойственному либеральным чиновникам и профессорам тупоумию, частью лицемерно скрывают, «стыдливо умалчивают», – как о военных экзекуциях 1861 и следующих годов. Если же это систематическое и ни перед чем не останавливающееся насилие сорвётся о какие-нибудь внутренние или внешние препятствия, то беспартийный честный крестьянин, «не занимающийся политикой», создаст из России крестьянскую республику.

(декабрь)

С января по декабрь 1908 года Ленин живёт в Женеве, затем переезжает в Париж. Неправильная оценка ситуации привела социал-демократов к почти полному выключению из политической жизни России. Во второй эмиграции между различными социал-демократическими группировками разворачивается новая борьба, уже не столько за власть, сколько за распоряжение денежными средствами, полученными в предшествующий период. В условиях спада революции денежные вливания Запада резко сокращены. По особенностям характера и из-за неудачной деятельности в 1905—1907 годах Ленин утрачивает авторитет внутри большевистской фракции и фактически переходит на меньшевистские (т.е. более ортодоксальные) позиции. В России его влияние незначительно, однако ему удаётся закрепить своё участие в Международном социалистическом бюро – исполнительном органе II Интернационала. Таким образом, он входит в состав левого политического истеблишмента.

Психологически это наиболее тяжёлый период эмигрантской жизни Ленина, хотя после революции в его руках остаются значительные денежные суммы.

417

Грустно, чёрт побери, снова вернуться в проклятую Женеву, да ничего не поделаешь!

(Письмо Луначарскому, 13 января)

418

Мы уже несколько дней торчим в этой проклятой Женеве. Гнусная дыра, но ничего не поделаешь. Приспособимся.

(Письмо сестре Марии, 14 января)

419

Все интеллигентские, мещанские элементы бросают партию; отлив интеллигенции громадный. Остаются чистые пролетарии без возможности открытых сборов. Следовало бы объяснить это Фелзу, втолковать ему, что условия эпохи II Думы, когда заключался заём, были совсем иные, что партия, конечно, заплатит свои долги, но требовать их ТЕПЕРЬ невозможно, немыслимо, что это было бы ростовщичеством и т. д. Надо убедить англичанина. Денег он едва ли получить сможет. Скандал ни к чему не поведёт.

(Письмо Ф. Ротштейну, 29 января)

420

Наши швейцарские товарищи несомненно проявляют значительный интерес к аресту Семашко. Все русские товарищи, знающие его, твердо убеждены в том, что он ни в малейшей степени не причастен к тифлисской «экспроприации» и не мог быть причастен к ней. И не только лишь потому, что последний съезд (Лондонский) нашей партии решительно отверг это «средство борьбы», но и потому, что д-р Семашко с февраля 1907 г. непрерывно проживал в Женеве и занимался литературной деятельностью.