Я оставил его и вызвал медицинскую бригаду, а сам отошел вглубь комнаты, зная, что люди могут испугаться. И когда медик замер на пороге, все же не решаясь войти, я лишь тихо приказал ему выполнить свою работу. Очень быстро появилась медицинская гравиплатформа, и его увезли, оставив дверь распахнутой. Я закрыл ее и сел на край кровати.

Только тогда я понял, что скользкое от крови тело, сминавшееся в моих руках, было - Дэнни. И мир исчез. Я упал во тьму внутри себя, и она обрушилась на меня и вонзила стальные когти в мой разум и в мою душу.

Я знал, что Даний будет жить, и знал так же, что Дэнни уже умер. Он говорил: «Я – Лем, которого не ломали», говорил, что его тело не помнит страха и боли. Теперь – помнит. Он бежал от Повелителя Ночи, но я настиг его. Теперь и на веки мне не прикоснутся к нему ни в спарринге, ни на ложе, он будет ненавидеть самою мысль о том, что я могу оказаться рядом. Он узнал теперь, как наивно было его доверие. Отныне и навеки – взгляд, полный ужаса и отвращения. Он не боялся быть рядом со мною, когда я чувствовал тьму в себе. Теперь и навеки я наедине со своею тьмой.

Живая плоть корабля чувствует волю своего владельца. Дверь в мою комнату не открылась, а лопнула, как человеческая кожа под моими руками, и в разрыв шагнул Рал в ауре ярости и мощи. Его светлые глаза стали фиолетово-черными и в его взгляде боль сменялась гневом, а гнев - отвращением. Рал сказал, что отныне я свободен от всех клятв и обязательств. Что я и дальше могу делать всё, что мне нравится. Я услышал его, но там, во тьме, где я был, его слова не имели значения. Он остался стоять у двери, глядя на меня, и я не знаю, сколько времени прошло так, но кажется долго, очень долго. Потом пришел Лем и принес два длинных нейробича. Близнецы сделали по шагу в сторону от двери, однако не приблизились ко мне, и в этой подчеркнутой дистанции было не опасение, а лишь брезгливость.

Они избивали меня, а я так и сидел на своем ложе, и лишь чувствовал, как тьма внутри вздрагивает в такт ударам. Боль медленно пробуждала меня, она была благом, эта боль. И я снова не знаю, сколько времени прошло так. Должно быть, они просто устали, эти маленькие разгневанные человечки. Бичи они синхронно швырнули к моим ногам, и в этом снова была брезгливость, словно они не желали больше держать в руках испачканные орудия.

Они ушли, а тьма снова начала сгущаться. Я понял, что опять упаду в нее, и уже не вернусь.

Я поднялся и накинул плащ, чтобы не смущать людей своим видом. Я прошел в медицинский блок и медики расступились, не остановив меня.

Дэнни лежал в регенерационной ванне, и видны были лишь его лицо и плечи. Он увидел меня, и секунду молчал, а потом приказал медикам выйти. Им было сложно, потому что я стоял в дверях, преграждая им дорогу. Но Дэнни взглядом позвал меня и я сделал шаг внутрь. Он дождался, пока мы остались вдвоем и дверь закрылась.

- У тебя были мои братья. Молчи. Я видел, какие они отсюда уходили, и я не хочу знать, что они тебе наговорили. Пожалуйста! Я всё равно останусь их третьим маленьким братом, но если я их сейчас возненавижу, возвращение гармонии потребует долгих усилий. Не рассказывай мне, хорошо?

И я кивнул, не понимая толком, о чем это он. Я почти не слышал его слов, полностью поглощенный тем, что Дэнни жив. А взгляд, полный ужаса и отвращения, – мне привиделся там, внутри моей тьмы. Которой теперь не было. Я просто стоял в растерянности, не находя слов и не зная, что делать.

- Разберемся, Тиб. Я сейчас не в форме, но через пару дней мы сядем, обстоятельно поговорим и всё вот это разгребем. Пока потерпи нервничать, хорошо? Всё будет нормально. Давай Тиб. И медика позови.

Я послушно кивал, а потом ушел, проследив, чтобы в дверь за моей спиной тут же нырнул врач. Я вернулся к себе, снова сел на кровать, снова увидел пятна крови и засохшие уже ошмётки ткани и плоти. И понял, наконец, что сделал с Дэнни я, и что сказал мне Дэнни. Это понимание потрясло меня, и я бегом вернулся в медблок, но врач сказал мне, что Дэнни уже спит. Ему надо было дать наркоз сразу, сказал врач, но сначала у него были господа Рал и Лем, а потом он отказывался от глубокого обезболивания, утверждая, что вы скоро придете и ему обязательно надо поговорить с вами. Теперь он, наконец, под наркозом.

Его погрузили в искусственную кому на пять стандартных суток. Все эти дни никто не приходил ко мне, а я сам не покидал своей каюты. Рабов я выгнал, приказав беспокоить меня только по приказу одного из близнецов.

Выпроводив всех, я заблокировал дверь и начал тщательно убирать свою комнату. При должном усердии и прилежании это может занять много времени, а я был очень усерден. Я вычистил стены и мебель, вымыл пол, обходя лишь брошенные гневными близнецами бичи. Их я убрал только на шестой день, когда Дэнни приказал сообщить мне, что он снова в сознании и скоро сможет принимать посетителей. Но это было потом.

Я многое передумал в дни затворничества и вопросов осталось больше, чем ответов. Почему присутствие Дэнни не оказало своего обычного воздействия? Почему он даже не пытался остановить меня с помощью корабля, или хотя бы позвать на помощь? Почему я поступил с ним так – жестоко, но бережно, почему не убил? И раз уж ничего непоправимого не случилось, и человек вскоре полностью поправится – почему мне так больно и страшно сейчас? Словно весь Легион пришел за мною и приступил к медленной казни…

Я не знаю имени тому, что происходило в моем сердце в те дни.

Дэнни выглядел плохо, а смотрел еще хуже. Не так страшно, как мне привиделось в первый день, но очень близко. Я остался стоять у двери. Почти минуту мы молчали. Потом он произнес очень спокойно:

- Медики отпустят меня через пару дней. Я приду к тебе. Пока я просто не знаю, что сказать.

- Я тоже не знаю, что сказать, - эхом откликнулся я.

Он кивнул. И я ушел из его палаты.

Прямо за дверью мне попался медик, у него-то я и спросил, почему Дэнни стало хуже. Кажется, я спросил недостаточно сдержанно, человек вжался в стену и начал отвечать не слишком связно.

- Потому что сейчас все его силы ушли на восстановление, – ответил Лем, появившийся в дверях блока. Он сделал мне знак выйти вместе с ним в коридор.

- В прошлый раз, когда ты видел его, он был в шоке. Ты знаешь, как это бывает: тело жжет внутренние резервы, игнорируя ранения. Естественно, он выглядел бодрее. То же касается и разума. В прошлый ваш разговор он просто не осознал еще, что произошло на самом деле. Можешь считать, что он бредил, – Лем говорил, как всегда ровно и сдержанно.

Разумеется, близнецы слушали слова Дэнни. Они знают своего младшего, как себя, и считают, что он просто бредил. Я очень надеялся, что Лем не увидел, как меток был его удар. Я старался сохранить лицо.

- Кстати о бреде. Рал сказал, что освобождает меня от всех клятв. Я так понимаю, что это был эмоциональный порыв, о котором стоит забыть.

- Ты действительно считаешь, что Рал может бездумно бросаться словами? РАЛ?

- Тогда это не имеет смысла. Моя присяга была нужна ему, а не мне.

Губы человека чуть дрогнули, и не ясно было, улыбка это проскользнула, или злая гримаса.

- Знаешь, присяга ведь - это всё-таки про верность, про принадлежность к команде. Мы считаем, что быть с нами – это честь.

Я хотел расхохотаться и сказать ему, что они оба совсем спятили. Я надеялся избавиться от этих обетов с той минуты, когда произнес их. Как Лему удалось превратить слова радостной вести в кинжалы?

- И что теперь? – я и сам заметил, что мой вопрос звучит беспомощно.

- Ты – гость на Сиянии. И находишься под пристальным наблюдением, как и всякий другой чужак с твоими возможностями. Но ты не пленник, и можешь покинуть корабль на любой из стоянок.

- А если я не хочу?

- Твоё право.

- Вы будете «пристально наблюдать» за мной вечно? Или Рал захочет каких-то других гарантий?

- Мы уже знаем цену твоим обещаниям, а какие еще гарантии ты можешь дать?