- О. Ну вот тебе сюжет для личной медитации. Я подзываю к себе ожидающего кары Лициния и говорю: «Доблестный воин! Ты ненавидишь еретиков и хаоситов, однако меня не устраивает, если ты будешь их калечить. Дабы бороться с причиной, а не со следствием, я прошу тебя ближе познакомиться с теми, кто вызывает у тебя такую безудержную ярость. Сходи, например, в гости ко взводу легионеров Хаоса, у меня как раз есть знакомый сержант, очень приятный в общении. Проведи с ними целый день, раздели с ними трапезу. Позволь им проявить дружелюбие и благородство, коих у них в избытке. Тогда твое отношение к ним, вероятно, изменится». Вот что я должен был ему сказать, если бы говорил то, что думаю. Представь эту сцену хорошенько.

Игнаций несколько секунд сидел неподвижно, а потом захохотал. Он скорчился, обхватив себя за плечи, а смех рвался из его груди и оставлял едкую горечь в горле. Астартес хохотал, чувствуя, как из глаз его текут слезы, мышцы живота закручивает спазм, а организм паникует и вбрасывает в кровь боевой коктейль. Вся славная выучка, все психические тренировки размазались о приступ бешеного неостановимого хохота, с которым воин не мог и не стремился совладать.

Лем терпеливо ждал. Прошло много минут, прежде чем хохот перешел в периодические рваные выдохи, а потом прекратился совсем. Игнаций так и остался сидеть на полу, обхватив себя руками, словно удерживал разваливающееся на части тело. Лем выждал еще немного, а потом заговорил, продолжая прерванный монолог.

- Так я сказал бы любому из своих людей. Потому что у них нет причин ожидать от меня другого. Но грозные астартес, рожденные для битвы, вскормленные ненавистью, верят только рычанию. Человек примет с благодарностью то, что вас я заставляю брать угрозами и принуждением.

Человек благодарит медика, зашившего его рану. Но чтобы залечить рану грокса, его сперва надо поймать, заковать в цепи, и довести до полного истощения, только тогда он не будет сопротивляться. Дать ему сдохнуть куда проще. Но что делать, если зверь нужен мне живым?

Игнаций слушал, а его губы все еще вдергивались иногда, словно воин снова собирался засмеяться. Когда Лем умолк, астартес фыркнул.

- Слова, далекие от дела. Ты говоришь «зашить рану», но на самом деле хочешь вырвать клыки и скобами прибить седло прямо к плоти.

- Это говорит мне тот, чье сильное, здоровое тело при инициации кромсали вдоль и поперек, начиняя новыми органами. Все дело в целях хирурга, верно?

Игнаций проигнорировал ответ человека.

- И боевые братья – не звери, выживающие любой ценой. Лучше умереть от раны, чем позволить врагу прикоснуться к себе.

- Ты уже выбрал не умирать.

Астартес опустил глаза, но Лем коснулся его плеча, заставляя снова встретиться с ним взглядом.

- Сражаться, обучать новобранцев, хранить традиции Ордена, - все это могут только живые. Вы все уже решили жить. Но место, где вы будете жить, выбрал я, потому что мне нужна ваша сила. Ваша жизнь может оказаться адом, и не потому, что мерзкие отродья Хаоса желают терзать Священных воинов. Просто подчиняться врагу – больно, даже если он требует от тебя вкусно есть и совершенствоваться на тренировках. И я ничего не могу с этим поделать, пока ты сам видишь во мне врага, а не командира. Командир назначает покаяние, а враг обрекает на пытки, командир закаляет твое тело и душу, а враг – унижает и калечит. Как мне доказать, что искалечить вас я мог бы куда более простым способом? Ты будешь жить именно здесь, а я пытаюсь сделать тебя пригодным для такой жизни. Если я не смогу – у тебя впереди полвека ежедневной пытки. Ты уже понял сам, что простые слова не годятся, если ты ожидаешь услышать щелканье бича. Научись верить словам, и я не буду использовать бич.

Лем отошел от воина и устало прислонился к стене возле двери.

- Глядя в прошлое – не увидишь будущего. Прими то, что уже сделано. Поверь, что принесенные клятвы – не ошибка, а единственно верный путь. И следуй по нему. Именно так ты поступал всегда, сейчас изменилось только место. Уж какое есть. Вам здесь жить.

Игнаций поднялся, наконец, на ноги, выпрямился, повел плечами, освобождая мышцы от остатков судорожного оцепенения. Сверху вниз, не наклоняя головы, посмотрел на человека.

- Ты – враг. Враг Императора и враг моих братьев. Как я могу думать иначе?

- Так же, как я давал тебе свою руку. Тебе незачем было меня калечить. Мне незачем калечить тебя. Маленькое доверие, помнишь? Вложи в мои ладони твою верность, астартес, и узнай, сожму ли я пальцы.

***

На следующий день бессмертные воины встретили Лема настороженно, однако тот не выказал никакого намерения касаться вчерашних событий. Вопрос о пострадавшем человеке был полностью закрыт. Но еще через сутки, проговорив с Улирианом текущие вопросы жизни взвода, Лем протянул ему свиток. Сержант развернул бумагу, и его лицо сделалось непроницаемым. Когда взвод завершил очередное упражнение, сержант собрал всех и ровным голосом сообщил:

- Сержант Минас из Легиона Повелителей Ночи предлагает провести совместную боевую тренировку. Без доспехов и на тренировочном оружии. Для чего готов прибыть в расположение нашего взвода с тем количеством бойцов, которое мы сочтем уместным. В удобное для нас время.

Взвод молчал. Ситуация была спорной, да что там, просто дикой, однако не более чем все остальное, происходящее с каждым из них после встречи с Лемом. Ожидать ли провокации? – вряд ли, разве что человек решил устроить для своих воинов очередную проверку на выдержку, и привлек для этого взвод легионеров. Вести безопасные поединки с врагом? – Какая мелочь на фоне прочего! Встретиться с теми, кто разрушал Цитадель Ордена? На этом мысль спотыкалась, и сердца наполнялись багровой яростью.

Когда Лем, посещавший одного из запертых астартес, вновь появился в зале, Улириан уточнил его мнение о подобной тренировке.

- Досточтимый легионер Минас, разумеется, согласовал свою идею со мной и со своим командиром, прежде чем излагать ее тебе. У меня нет возражений, а на счет целесообразности и полезности такой встречи - решай сам.

Следующие часы Улириан провел в раздумьях и спаррингах. Закончив схватку с Игнацием, сержант собирался перейти к следующему бойцу, однако Игнаций отозвал его на несколько шагов от боевой зоны.

- Позволишь высказать личное мнение, брат сержант?

- Излагай.

- Не надо отказываться. Мы не можем делать вид, что их просто не существует, я имею в виду легионеров Хаоса и прочих на этом корабле, не можем, потому что нам тоже здесь жить. Ты сейчас думаешь не о том, нужен ли тренировочный бой с другим взводом. Очевидно, что нужен, мы слишком давно тренируемся одним и тем же очень малым составом. Ты думаешь о том, как нам встретиться с ними, как себя вести, какой протокол выбрать. Этот вопрос мучает и меня, и остальных бойцов тоже. Возможно, нужно взять паузу, и обдумать его хорошенько. Но его надо решить, а потом встретиться с легионерами Минаса, потому что это нужно для нашей боеспособности.

Улириан слушал и кивал в такт словам своего бойца.

- Таковы и мои мысли, боевой брат. Но к этой встрече я должен быть уверен в выдержке каждого из братьев. Легионер предлагает режим, учитывающий нашу… - сержант запнулся, изгоняя из голоса тоску, - нашу ограниченность в ресурсах и инвентаре. Недостойно будет ответить на его любезность грубой выходкой одного из бойцов. Ты правильно сказал, отныне это не враги, а лишь соседи… на некоторое время.

***

Через несколько дней предложенная сержантом Минасом встреча состоялась. Улириан решил соблюсти равенство, и пригласил сержанта с шестью бойцами. В оговоренное время гермодверь разъехалась и в тренировочную галерею Астартес вошли десантники Хаоса.

Священные воины смотрели на них, и каждый думал, что никогда не признал бы в этих воинах приспешников Губительных Сил. С первого движения пришедших стала очевидна стальная дисциплина и долгая выучка, сковавшая бойцов Минаса в единый непробиваемый монолит. Лица их были спокойны, могучие тела - совершенны, и не за что было зацепиться взгляду, выискивающему знаки порока и разложения. Только нашивки на тренировочных робах: череп с крыльями нетопыря на плече, нострамская руна Зо Сахаала – слева на груди, открывали истинную сущность легионеров Хаоса. Однако спокойствие, с которым взгляды гостей скользили по залу, в том числе и по начертанной на стене аквиле, наводило на мысль об их повышенной устойчивости к мощи священного символа.