- Она не знала их, мадемуазель. Её мать, кажется, звали Антония, и она умерла во время родов. А вот отец был жив и здоров, но приказывал называть себя «сеньор» или иногда, когда был в хорошем настроении, «отец». Чтобы как-то значиться в документах, для вашей матери было придумано имя «дель Инаспетто». Я же появилась в монастыре Санта Лючии незадолго перед тем, как госпожа Изабель была оттуда увезена.
- А что было после того, как вы спасли её? – поинтересовалась я.
– Сеньор узнал об этом, и мне была предложена должность её личной служанки. На тот момент на руках у меня были сёстры и мой незаконнорожденный сын, которого я вынуждена была выдавать за младшего брата. Денег было мало, но благодаря моему любовнику – отцу малыша Луки, я смогла устроиться в этот монастырь и считала, что мне очень повезло.
- Разве монахини не должны всё делать сами? Разве им положены слуги? – удивленно спросила я.
В ответ Мод лишь хмыкнула:
- В этом монастыре каждая вторая была из благородной семьи. Эти дамы с детства не привыкли особо сильно марать руки. Всё, чем они занимались – это пожертвования, варка мыла, настоек для укрепления здоровья, работа в библиотеке да молитвы. Чёрную работу отдавали послушницам. Нас там было две группы прислуги. Одни стремились стать сёстрами в этом святом месте, но у них не хватало денег поэтому отработав бесплатно лет пять, их принимали в ту чудную обитель. А были просто слуги; нам платили, правда, немного, но регулярно. К тому же, на большие праздники всегда что-то давали с собой – кусок хорошего сукна, воск, да и с кухни монастырской часто перепадала дармовая еда.
- А что было после монастыря? – поинтересовалась я.
- Вашу матушку привезли на закрытую виллу, где она и жила, занимаясь одним лишь чтением разных заумных книг, да письма часто писала. Жизнь наша была размеренной. Иногда «сеньор» приходил, но лица его мы не видели. Даже сеньорита Изабель. Он всегда был в плаще с капюшоном.
Я была заинтересована, но, увы, Мод более ничего не могла мне рассказать о моём деде. Решив узнать больше, я погрузилась в чтение дневника.
- А что такое «передержка»? – спросила я служанку, – Тут написано, что некую Лукрецию привезли на передержку.
– Ах, да, этих двоих я помню, – согласно кивнула служанка, – Госпожа, в монастыре называли «передержкой» время для девиц из знатных семей перед свадьбой. Их помещали в монастырь, где монахини отвечали за их девическую честь, в то время, как родня и жених готовились к свадьбе. Девушки обычно просто жили, молились за здоровье будущего мужа, делали щедрые пожертвования, чтобы принести после свадьбы наследника. Та Лукреция, о которой идет речь, была из очень богатой и уважаемой семьи. Она прибыла в монастырь со своей подругой – дочерью управляющего её отца. Причём, последняя была очень сильно похожа на свою госпожу. Хоть та состояла при ней служанкой, хозяйка к ней очень тепло относилась. Как к подруге. Я, честно, не удивилась сходству этому. В Италии горячие, страстные мужчины, которым всегда мало одной женщины, поэтому на связь со слугами и, в дальнейшем, бастардов смотрят сквозь пальцы. Ту Лукрецию должны были выдать замуж, вроде бы за знатного сеньора из Франции. Помню, как бедняжка переживала, что говорит на этом языке плохо. Да вот только, чем мне эти и запомнились девицы – несчастье в семье той случилось. После того, как девушек забрали на семейную виллу, во время праздничного ужина там приключился пожар – погибли все, кроме Лукреции. Говорят, что кто-то из слуг успел вытолкнуть ее в окно. После она уехала к родне в Испанию. Наверное, не могла более жить в Италии. О том пожаре долго говорили.
Я печально посмотрела на дневник. Могла ли предугадать моя мать, что её младший сын также станет жертвой огня? Вернувшись к написанному в дневнике, я нашла подтверждение слов Мод. С каждой страницей читать сей дневник мне становилось всё тревожнее.
Наше путешествие вскоре подошло к концу, и теперь я с радостью взирала и на замок графа и на не слишком притязательное поместье дяди.
- Графа де Бельфора навестим завтра, а пока я пошлю слугу, чтобы сообщил о вашем прибытии, – заявил Оливье, когда наши экипажи въехали во двор.
Я не стала возражать. Сильная усталость, а также желание скорее поесть и лечь спать были велики. Оливье сдержал своё слово; как только управляющий сбежал по ступеням и поприветствовал своего господина, тот первым делом отдал именно этот приказ. Разговаривая о превратностях пути, мы вошли в холл. Герцогиня и Теофилия с интересом разглядывали всё вокруг. Похоже, жилище моего будущего мужа пришлось по нраву мадам де Монтуар.
В это время мы услышали звонкие голоса и топот – Рауль, смеясь, выбежал из залы, явно не ожидая столкнуться с своим опекуном. Мальчик резко замолчал и остановился. Было видно, что он в замешательстве, но затем его взгляд упал на меня ,и он тут же оказался рядом:
– Ах, Ангел, я так рад, что ты вернулась ! – воскликнул он.
- Молодой человек, ваше поведение безобразно! Во-первых, нормальные люди не носятся по замку, а ходят спокойно. А во-вторых, обращаться к мадемуазель де Бельфор следует только на “вы”. Вскоре она станет моей супругой, – строго произнёс граф.
- И будет всё время жить с нами? – радостно спросил Рауль.
- Да, пока смерть не разлучит нас, – еле заметно усмехнувшись, ответил ему Оливье.
– Какой прекрасный юноша! А как похож на вас, месье, – воскликнула герцогиня погладив Рауля по голове, – Теперь понятно почему он ваш воспитанник, – лукаво улыбнулась она графу.
После неуклюжего поклона мальчик с интересом стал рассматривать гостей. Однако идиллию знакомства с двумя новыми дамами прервали быстрые шаги, и в холле появилась девушка, которую явно никто не ожидал увидеть. Но, что все, безусловно, отметили, так это её редчайшую красоту – белоснежная кожа, с приятным румянцем на щечках, большие зелёные глаза, похожие на два изумруда, тонкие черты лица, пухлые губы и чуть вздернутый носик. Огненно-рыжие локоны были убраны в причёску под золотую сеточку, открывая красивой формы лоб. Девушка отличалась статью, пышной грудью и бёдрами. Корсет подчеркивал тонкую талию, а платье делало акцент на приятные глазу изгибы. На вид ей было лет семнадцать, и по такому одеянию я могла судить, что она всё-таки благородного происхождения; дорогая вышивка, бархат, кружева… Наряд по последней парижской моде, а серьги и колье на шее были щедро инкрустированы прекраснейшими изумрудами.
- Женевьева, что вы тут делаете? – удивленно произнёс граф, глядя на неё.
- Ах, дядя, наконец-то вы вернулись. Мы с отцом решили навестить вас, но не застали в замке, однако решили остаться до вашего приезда. Ваш управляющий нёс какую-то околесицу по поводу монастыря, о девушке отданной в монахини и вас, – весело защебетала она довольно звонким и приятным голосом.
- Он сказал сущую правду. Но, позвольте, я вас представлю: это герцогиня де Монтуар и её компаньонка мадемуазель Теофилия. Это преподобный аббат д’Эрбле и, наконец, мадемуазель де Бельфор, за которой мы и ездили в монастырь святой Одилии, – начал было представление граф.
– Ах, Оливье, поездка в женский монастырь, что может быть прекрасней?! Сам всегда мечтал туда прокатиться, – насмешливо произнёс раскатистый басок, и в холле появился высокой мужчина, плотного телосложения, с карими глазами и шапкой огненных волос. Черты его широкого лица были несколько грубоваты, на мощной квадратной челюсти была густая, но аккуратно подстриженная бородка. Он поклонился нам, после чего нас всех, наконец, представили, как полагается. Нечаянными гостями замка оказались муж старшей сестры графа – Адам де Морвия, граф Сазерленд и его дочь леди Женевьева, как просила она себя называть, ибо титул припасала для черни. С ними Оливье после смерти Изабель, поддерживал отношения и часто ездил в гости, в Шотландию. – Мой дорогой Адам, я не просто ездил в ту святую обитель, а ездил за своей невестой, – Оливье кивнул в мою сторону. – Так все-таки, дорогой друг, вы решились на этот отчаянный шаг к браку. Мои поздравления, давно пора было это сделать, – с улыбкой на устах он пожал руку графу, – А мы с дочерью собрались в вашу столицу. Попытаемся так же найти достойную партию, ведь Женевьеве уже семнадцать лет.
