Я подняла глаза выше и увидела такое знакомое и ставшее родным лицо. Оно повернулось, и уже карие глаза смотрели на меня с нежностью и заботой. Каллен?
Я пыталась сказать его имя, однако губы лишь судорожно дергались, пересохший язык не слушался, и я не могла выговорить ни слова. Мне было так холодно. Я задрожала и мужчина остановился.
— Ты дрожишь? Сейчас, сейчас, милая, я тебя одену, — сказал командир, ласково и меланхолически улыбаясь.
А дальше я опять провалилась в пустоту. Иногда я чувствовала, как сильные руки командира сжимают меня, прижимают к своему телу, пытаясь согреть. На моем теле что-то появилось, что-то на мне было накинуто.
Немного придя в себя, я попыталась осмотреться. Мы ещё шли. Я попробовала поднять руку, но она была такой слабой и тяжелой, однако ощупать себя я смогла.
Он меня закутал в свой плащ. Я теперь смотрела как виляет из стороны в стороны мех и улыбалась, хотя даже не знаю, казалось мне это или нет, ведь не чувствовала как губы напрягаются, но вроде бы улыбалась.
— Она пришла в себя? — послышался чей-то женский голос.
Я прикрыла глаза. Пустота снова затягивала, она высасывала из меня жизнь. Мой рот открылся, я попыталась привести в движение голосовые связки. Вроде получилось, а вроде нет. Крика не слышала.
Мой рот заполнила какая-то жидкость, на вкус кислая и горькая, она лилась из меня рекой или текла струйками, я так плохо соображала.
— О, боже, у неё кровь изо рта пошла! О, Создатель, сделайте что-нибудь! — мужской голос, наполненный тревогой и страхом принадлежал Каллену. Он посмотрел на меня. Судорога боли пробежала по лицу командира. — Все будет хорошо, Матрель, с тобой все будет хорошо. Я не хочу тебя терять, нет, только не тебя и не сейчас… О, Создатель, почему ты так жесток со мной?
Волна боли окатила меня изнутри, выворачивая органы. Руки затряслись, разум помутнел. Будто тысячи игл пронзали каждый мой орган, а затем превращались в ножи и резали меня изнутри. Резали медленно и мучительно.
И тут я закричала. Закричала так, как не кричала никогда в жизни. Диким, душераздирающим криком первобытного человека, напоровшегося на бивень мамонта. В этот крик я вложила весь свой страх и надежду.
А затем меня просто не стало. Мысли не бегали, не путались, а боль перевоплотилась в пустоту. И я в неё упала. Больше не чувствовала ни холодного ветра, ни теплых мужских рук.
Я была ничем. Да меня вообще не было.
========== Старший на подходе ==========
Мои уши постепенно смогли различать звуки, а веки больше не слипались. Тело ощущало приятное тепло, что было не внутри него, а снаружи. По началу, все плыло перед глазами, но кое-что разглядеть я смогла. Я находилась в каком-то помещении. Когда зрение, наконец, восстановилось, я осмотрелась лучше. Это был мой собственный дом. Я лежала на кровати в кучах каких-то тряпок. Около меня сидел Каллен, дрожащими руками поглаживая мою ладонь. Его плащ, в который он меня тогда укутал, был ещё на мне. Меня никто не раздевал.
Я была ещё в плохом состоянии, то есть изнутри мало-помалу жгло, в горле пересохло, руки и ноги налились тяжестью. Но я не была мертва, нет. А ведь состояние там, в снегах, было похожим на приближение смерти. Может быть, я умерла, и это только мне кажется? Хотя, мне было больно, а ведь мертвым совсем не больно.
Как только я села на кровати, ожил Каллен. Мужчина с беспокойством взглянул мне в глаза, а руку он сразу же убрал от меня. Такое чувство, что он прикосновения считает чем-то запрещенным.
— Матрель, я так волновался… То есть, все волновались. Как ты себя чувствуешь? — голос его заметно дрожал и, услышав эту самую дрожь, что с головой его выдавала, он покраснел.
— Внутри немного жжет, а так я хорошо себя чувствую, — прошептала я, снимая его плащ.
Каллен смотрел на меня, не зная, что сказать и что за вопрос задать. Я сняла плащ и аккуратно передала мужчине. Он сначала отказывался взять, но потом все-таки принял и надел его на себя.
— Ты… Умирала, на миг умерла. Я сидел здесь все время и… Черт! Чуть не забыл, ты не хочешь есть или пить? — спросил он, встав со стула. Он был готов уже принести мне все, что я захочу, однако аппетита не было совсем, а вот пить адски хотелось.
— Только пить.
Каллен кивнул и быстро ушел из комнаты. Слышалась музыка… Веселый смех… Там на улице веселятся, и я бы тоже хотела, только вот мне слишком плохо, чтобы куда-то идти.
Я попробовала встать. Вроде бы стояла, не шаталась. Уже хорошо. Я сделала несколько приседаний и пару упражнений для рук, чтобы окончательно разогнать кровь по конечностям и ожить.
Скрипнула дверь, а затем вошел мужчина с кружкой воды. Он так спешил, что случайно разлил немного на пол.
— Ой… Я это… Извини, сейчас уберу, — он поставил кружку на стол и начал глазами обшаривать комнату в поисках тряпки. Его щеки пылали румянцем.
— Каллен, не стоит! Не надо, ты и так спас мне жизнь. Ты там был… Ты нес меня на руках и пытался согреть, — сказала я насколько могла оживленно. Этот мужчина укутал меня в свой плащ, прижимал мое тело к своему, беспокоился обо мне с того момента, как разбудил в храме. Он спас меня дважды.
Бывший храмовник ещё больше покраснел. Он не надеялся, что я скажу это, всем сердцем и разумом предполагал, что я не скажу, ведь речь его была проста и коротка:
— Ты… Ты помнишь? — спросил он снова, заикаясь. По взгляду было ясно, что он совсем не хотел, чтобы я помнила.
Я молча кивнула и, взяв кружку, немного отпила. Каллен ещё стоял как столб, и огонь на его теле так красочно играл, что можно было засмотреться.
Пока я наблюдала за командиром, вода подавляла жжение и легкую боль. Тяжесть проходила.
— Ну, если ты помнишь, — он поднял руку и стал чесать затылок в поисках слов. — Ээ… Тебе понравилось?
Я не понимала, почему он стеснялся обычного объятия и нежных слов. Думаю, никто не должен стесняться их говорить, и вообще, услышать их очень приятно, а вот сказать крайне тяжело для некоторых. Одним из таких был командир.
— Что именно? — спросила я с интересом, продолжая пить воду. Жажда не была утолена, а во рту, как ни странно, чувствовался привкус крови. Я помню момент, когда Каллен крикнул, что изо рта у меня потекла кровь. Неудивительно.
— Ну как же? Объятия… Нежное слово… Поцелуй, — в его голосе не было уверенности, а во взгляде — решимости. Когда он говорил эти слова, его лицо раскололи страдания и боль, будто он говорит о чем-то противном. Неужели это так трудно выговорить?
Когда последнее слово достигло моих ушей, я чуть не захлебнулась водой от неожиданности. Поцелуй?! Что?! Когда он успел меня поцеловать?!
Мужчина, похоже, понял, что я понятие не имела о поцелуе, и сразу сказал что-то про проверку и улицу, а затем быстро удалился. Я выпила всю воду и поставила кружку на стол, а затем выбежала на улицу.
Как оказалось, тут и вправду пляски. Был вечер и наверное прошло часа два с того момента, когда я закрыла Брешь. Все танцевали, веселились, играли друг с другом. Все было идеально. Каллен говорил с Кассандрой, больше из знакомых я никого не видела. На небе виднелся своеобразный шрам. Словно в этом месте оно было разорвано.
Даже как-то непривычно на него смотреть. Я залюбовалась им, пока не заметила движение. Двигались люди с факелами, и их было множество. Они толпой спускались к нам, вниз.
— Приближаются войска! К оружию! — крикнул сзади меня командир. Я обернулась. Он был немного напуган и Кассандра тоже. Они подбежали ко мне.
— Каллен? — я посмотрела на него и получила в ответ серьезный тяжелый взгляд. Он был настроен только на то, что происходило здесь и сейчас.
— Дозор сообщает одно: армия огромная, основная часть уже на горе.
Основная часть? Значит это не все? Это ещё, что значит?
— Под каким она знаменем? — в руках они держали только факелы и ничего больше. Но не может же быть так, чтобы она не выступала от чьего-либо имени.