1

«Я всё знаю. Ты всё время врала. Ты не моя мама. Поэтому и не любишь меня…»

Прозрачная пелена перед глазами сгустилась и задрожала — буквы расплылись, слова потеряли чёткость. Рука сама собой скомкала линованную бумажку и бросила на стол, где её тут же деловито перехватила Ленка. Разгладив мятый листок, подруга быстро пробежала его взглядом и посмотрела на Машу:

— Это надо выкинуть. Лучше сжечь. Если попадёт в полицию, проблем не оберёшься!

— С ума сошла? — от возмущения у неё мгновенно высохли слёзы. Рванувшись к приятельнице, Маша протянула ладонь к записке, — Отдай!

— Маш, ты чего? — Ленка растерялась и без споров вернула бумагу, — Неужели не понимаешь? Если полиция это увидит, на тебя сразу насядет опека. Начнут выяснять — что да как, не обижаешь ли ребёнка, не бьёшь ли, не заставляешь работать…Тебе оно надо? Хочешь, чтобы отобрали?

— Не хочу, — буркнула Маша, пряча листок в карман, — Но если я не покажу эту записку, меня пошлют куда подальше — скажут приходить через три дня. А то ты не знаешь!

— Ну и что? — неподдельно изумилась Ленка, эмоционально всплёскивая руками, — Мы за эти три дня сами его найдем! Маш, ты чего? Серьёзно поверила, будто он куда-то сбежал? Ты меня прости, но твой Кирюха — типичный маменькин сынок. Тепличный, послушный и мягкотелый. Небось обиделся на что-то и решил попугать. Наверняка отсиживается у кого-то из друзей!

Маша нахмурилась — ей совсем не понравилось определение Ленки, касающееся Кирилла. Это неправда! Она не носится с сыном, как наседка! И не давит на него. Ну, почти. Да, Кирюша очень спокойный и застенчивый мальчик… Но если он чего-то не хочет, заставить его просто невозможно!

С трудом сдерживая злость, Маша выдохнула сквозь сцепленные зубы:

— Лен… Ты, конечно, моя подруга… Но извини — иногда такую пургу гонишь. Так и хочется по морде съездить. Очнись уже! У меня сын пропал! А ты предлагаешь в какие-то игры играть! Или у тебя со зрением плохо? Он же написал почему ушёл! Почему не хочет со мной жить! Нет его у друзей, я уверена. Тепличный или нет, но упрямый. Как и я. И если что-то втемяшил в голову, пойдёт до конца…

Ленка слушала страстный монолог с мрачноватым выражением лица, выстукивая на столешнице раздражающую дробь длинными острыми ногтями. Постепенно, с каждым новым словом, недовольная мина трансформировалась — обиду сменило недоумение, потом подозрение, и, наконец, понимание:

— Машуль, ты что… Хочешь сказать… Этот бред — правда? Кирюха не твой сын?! Да ну! Не может быть! Он же вылитый ты!

2

Перрон за окном дёрнулся и побежал. Электричка тронулась. Какое-то время, Кирилл сидел молча и бездвижно — прижавшись щекой к стеклу и провожая взглядом пролетающие мимо высотки. В голове царила пустая и гулкая тишина — как в том огромном железном баке, который он с друзьями отыскал на территории заброшенного завода.

Зачем он сбежал?

Теперь, устроившись на оббитом дерматином сиденье и глядя сквозь мутноватое запылённое стекло, он и сам не мог сформулировать чёткого ответа на этот вопрос. Эмоции, ослепившие его, когда в руки попали документы, хранимые мамой в запертом секретере, опустошили до самого дна, и теперь, в душе не осталось ничего, кроме застарелой обиды.

Хотя… Он ведь не его мама…

Но зачем?! Зачем, зачем, зачем? Зачем она забрала его к себе, да ещё и усыновила? Племянника, сына сестры — если совсем не любит его?

В том, что это так — Кирилл не сомневался. Если бы тётя… Да, именно так — если бы тётя любила, она не унижала бы его. Не кричала бы на него такими злыми словами, что от обиды, сердце заходилось бешеным стуком, а рот почему-то наполнялся горьковато-солёной слюной.

«Ты безынициативный неумеха! Тупица! Лентяй! Ничего не способен довести до конца! Почему прогуливаешь занятия в художественной школе? Опять? Я столько денег выбросила на скрипку! И снова пустые траты! Ты никогда ничего не добьёшься в жизни!»

Однажды он попытался объяснить, что ему совсем не нравится ни скрипка, ни рисование, ни — так, на всякий случай — пение или танцы. Признался, что хотел бы записаться на каратэ. Стать сильным, научиться драться…

«Драться? Постоянно ходить в синяках? И какая в этом практическая польза? Ну что молчишь? Хочешь работать охранником? Это твоя цель в жизни? Хватит нести чушь! Садись делай уроки. И учти: ещё раз я услышу, что ты пропускаешь рисование… Забудь о своих друзьях!»

Кирилл вздохнул, подышал на окно, и провёл пальцем по стеклу, выводя кривоватые неловкие буквы. Странные всё-таки люди эти взрослые. Не хотят чего-то делать, но всё равно заставляют себя. Почему так? Нравится быть хорошими? Постоянно злиться и раздражаться, глядя на ненавистного племянника… Но всё равно терпеть, стиснув зубы? 

Он бы так не поступил. Если бы ему ужасно не хотелось, никогда бы не забрал ребёнка сестры. Пусть живёт себе в детском доме. Кто знает, может, так и лучше? Хотя бы всё по-честному...

А если бы совесть стала мучить — присылал бы деньги и подарки. Так куда лучше, чем постоянно обзываться с такой злостью и ненавистью в глазах, будто хочешь убить…

Кирилл так увяз в размышлениях, что заметил подошедшего контролёра, только когда тот наклонился, и, потормошив его за плечо, произнёс:

— Мальчик, твой билет?

Билет, само собой, он не покупал. Но для вида, Кирилл всё равно обследовал карманы — сперва нагрудные, затем привстал и полазил в джинсах. Нет, деньги у него имелись — когда мама, которая тётя, ушла на работу, Кирилл разбил свою копилку, и, собрав мелочь в пакет а бумажные деньги в кошелёк, спрятал всё это добро в рюкзаке. Но проезд оплачивать не стал: во-первых, пока ещё не решил, куда и зачем едет, во-вторых, прикинул, что лучше на эту сумму купит десять-двадцать бичей или парочку пирожков. Есть-то что-то нужно…

— Ой, кажется, потерял…

Контролёр насмешливо хмыкнул, всем видом показывая отношение к его неумелому вранью.  

— Вставай, заяц. Шагом марш на выход. Сейчас как раз остановка. И не вздумай бежать — вызову подкрепление.

Подкрепления Кирилл не хотел — прекрасно понимал, что если его увидит дежурный отряд железнодорожной полиции, то наверняка прицепится и не оставит в покое, пока не выведет на чистую воду. Если уж контролёр не поверил в такое немудрёное враньё, то когда его начнут заваливать вопросами, он точно запутается и примется нести всякую чушь. Лучше выйти. Кто знает, может быть, этот город тоже сгодится…

И, со вздохом подхватив стоящий в ногах школьный рюкзак, не оглядываясь на уже почти не видное на стекле зачёркнутое слово «мама», Кирилл потопал к выходу из вагона.

3

Клин встретил его жарким, клонящимся к закату солнцем и шумом вокзальной толпы. Спрыгнув с подножки электропоезда, Кирилл надел на спину рюкзак и торопливо двинулся прочь. Конечно, он не настолько мал, чтобы взрослые останавливали его словами: «мальчик, а где твоя мама?», но всё-таки не стоит привлекать к себе лишнее внимание.

Покинув здание железнодорожного вокзала, Кирилл осмотрелся по сторонам, и, разглядев в конце квартала огромное жёлтое здание гипермаркета, недолго подумав, направился в его сторону. Желудок, приветствуя такой выбор, радостно откликнулся — пришлось ускориться, нетерпеливо подпрыгивая при ходьбе.

Внутри, естественно, оказалось шумно и очень людно. Спрятав рюкзак в камеру хранения, Кирилл выдернул ключ, подхватил огромную тачку и торопливо зашагал между высоких стеллажей, стараясь лишний раз не смотреть по сторонам.

Он прекрасно понимал — денег в обрез и разглядывать полки, чревато ненужными покупками. Поэтому отыскав бакалею, бросил в тележку с десяток пакетов лапши быстрого приготовления и несколько банок самой дешёвой кильки. Затем, проехал чуть дальше — взял три сладкие булочки, жидкий йогурт и направился к кассам.

Кирилл плохо представлял, что будет делать дальше. Уже на выходе, его посетила мысль, что лапшу, вполне возможно, придётся жевать сухой, потому что про кипяток, он, естественно, не подумал.