Деркач принял увесистый кошелёк, о котором, помнится, нередко мечтал. Особенно мальчишкой.

– Сейчас уедешь с хоренами на Горпачи. Там наймёшь другую телегу и поедешь дальше. Смени возниц не менее трёх раз. Если за тобой погонятся – это слегка осложнит поиск. А потом, если это тело всё-таки выживет – доставь его до границы. А там – обратно. Нас найти всяко проще – мы гоняемся за драконом, и куда пошли – все знают.

– А если вы за то время дракона… укокошите?

– Значит, не свезло тебе, – серьёзно ответил Рауфер. – Но, судя по всему, до такого счастливого конца ещё далеко. Могу потом выделить пару чешуек со шкуры. Дома повесишь да на могиле у жены.

– Нету у ней могилы, – Деркач поднялся. Боль, унявшаяся за эту неделю, снова всколыхнулась.

Когда Хациса уложили на тюфяке на сене, постеленном на дне крестьянской телеги, с Деркачом начали неожиданно тепло прощаться. Марта, например, подарила ему кинжал. Настоящий боевой кинжал в ножнах.

– Я понимаю, что пользоваться им ты не умеешь… Но знаешь, иногда бываешь рад хоть какому-нибудь оружию.

Эрих медвеже приобнял за плечи.

– Ты смотри, осторожнее. Хорены, кстати, тебя могут и неправильно понять. Это я так, к слову.

Даже Эльфинор нашёл доброе слово, чего вообще не ожидалось:

– Ну, ты это… Догоняй нас!

Деркач пожал всем руки, даже Марте, и влез на телегу.

– Нн-но!

Возница тронул лошадей, и они выехали из ворот. Деркач смотрел на удаляющиеся крыши и думал, что очень, очень странно всё происходит. Неожиданная и страшная смерть жены, неожиданная служба барону, который тоже оказался очень необычным и удивительным человеком. Конечно, у богатых свои причуды, но барон Рауфер тратил уйму золота налево и направо без видимых результатов. При этом он подобрал недобитых хоренов, которые ему были абсолютно не нужны, сам же сказал! И вместо того, чтобы их просто прибить (или хотя бы выгодно сменять!) – опять тратит деньги на то, чтобы доставить домой в целости и сохранности. Но, если подумать, делает это ужасающе неправильно! Если целый отряд этих самых хоренов был убит людьми, и только счастливое вмешательство людей самого Рауфера уберегло конкретно вот этих, то что будет дальше? Да вот что будет делать он сам, если сейчас из-за поворота выедет этот… Ну, который… И ведь – всё! И лисы эти подохнут, и сам Деркач, и деньги отберут. Тупо! До неприличия тупо!

– Слушай, отец, – обратился Деркач к вознице. – Ты вот что мне скажи. Вишь, тут такое дело, хорены эти шибко больные. Боюсь, не довезу я их до места! Нет ли тут где лечебницы какой или монастыря?

– Для хоренов-то? – хохотнул возница. – Да как же, монастырь-то есть. А их же туда не примут!

– Ну, давай всё же туда завернём. Может, и не примут, но хоть помолятся за души грешные.

– Это у хоренов-то? – совсем развеселился возница. – Да уж, ты как скажешь… Вечно Рауфер наберёт себе блаженных, а потом удивляется… Ладно, слушай, мне всё равно. Дашь монетку – куды хошь свезу. Хоть в монастырь, хоть к речке.

– А к речке зачем?

– Да утопить их и дело с концом. Вот тебе охота с ними возиться.

– Абсолютно неохота, – честно ответил Деркач. – Да барон велел.

– Ну, и скажешь, что довёз. А куда они потом делись – твоя забота, что ли? Или Рауфер побежит проверять?

Деркач посмотрел на Хациса. Тот отрешённо смотрел в небо.

– Тоже верно. Вот, наверное, свезу в монастырь, да там и оставлю.

Урлух зарычал и обнажил клыки.

– Тихо ты, – прикрикнул на него Деркач. – А то и до монастыря не доедете!

И как бы невзначай потрогал рукоятку висящего на поясе кинжала.

До монастыря ехали почти три часа. За это время он дважды поил Хациса, и тот послушно пил. Урлух смотрел на него волком, даром что был лисом. И глухо молчал. Потом выехали из леса и открылась низина, где у излучины реки сверкал куполами монастырь. Деркач перекрестился на купола, возница тоже. У ворот их встретили двое монахов.

– По добру, по здорову, христиане! Ой, что это у вас? На продажу?

– Нет, помочь надо болящим, помолиться за них.

– За хоренов? Езжай дальше с Богом, мужичок, неча смеяться над истиной верой.

– Сгружай! – велел Деркач вознице.

Они втроём легко подняли сено с лежащим на нём Хацисом и положили у стены. Деркач честно расплатился с мужиком.

– Ну, обратно-то поедешь?

– Ты с ума сбрендил? Если я сейчас вернусь – Рауфер тут же догадается! Нет, я поеду, конечно, только отдохну немного. А потом уже обратно.

Мужик кивнул, развернул телегу и помчал назад. А Деркач обратился к монахам:

– А вы, робятушки, дозвольте помолиться в монастыре вашем. Я – истинный христианин, вот и крест мой, – он предъявил нательный крест и совершил крестное знамение. – А о чём молиться буду – то моё дело да господа Бога. Но, коли настоятель ваш против будет – дозвольте поговорить с ним.

Не прошло и получаса, как Деркач выехал из монастырских ворот на телеге, запряженной буланой кобылой, неспешной и сивой. На дно было уложено сено, покрытое тюфяками. А перевязанные тюки лежали по бортам, образуя подобие стен. Так же им выдали четыре плаща с капюшонами, уложенных в качестве подушки, несколько крынок молока, чистых тряпиц, ведро воды… Благословили в дальний путь.

И монастырь начал удаляться под мерный топот лошадиных копыт. А через пять минут Хацис подал голос.

– А я уже думаю, как бы тебя напоследок укусить побольнее.

– Я догадывался, – чуть обернулся Деркач. – И тоже думал, как бы это тебя перехватить. А то обидно, что укусят ни за что.

– Вас всегда есть за что кусать, – недовольно вмешался Урлух. – Хотя бы за ложь.

– Та ложь может вам жизни спасти, – безмятежно ответил Деркач. – Вот я наврал сегодня столько, что неделю отмаливать у Христа буду. Но то мои заботы. А вам следует…

Он помолчал, потом закончил:

– А я не знаю, что вам следует. И как мне об этом вам сказать? Вот я врал сегодня и тем, и этим. И вам врать буду, а что делать? И я вам не друг, не знакомец, никто я вам! Но барон, которому я служу, велел доставить вас до дома. А я, кстати, даже не знаю, где этот ваш дом и куда ехать! Но еду же.

– И куда же ты едешь? – оскалился Урлух.

– Пока что в то место, где можно будет твоего хозяина вылечить. Потому что вот встреться сейчас кто на дороге, завалим мы его сеном. А потом разворошим обратно, а он помер. И зачем тогда всё это? Ты лошадьми править умеешь?

– Не знаю, не пробовал. А что?

– Да покормить бы твоего Хациса.

– Давай лучше я сам его покормлю!

Деркач скептически посмотрел на хорена.

– Нет уж. Тебе не доверю.

– Это почему это? – навострил уши тот.

– Любишь ты его слишком.

– Что, так заметно? – хорен прижал уши.

– Может, и не так, а знаю я, что от любви излишней сейчас начнёшь его поить без меры. А лекарь говорил, что при ранении в живот пить нельзя!

– Да понял я, понял! Я буду осторожно!

Деркач ещё раз оглядел содержимое повозки и обратился к островку разумности:

– Слышь, Хацис… Хоть ты за ним проследи. Как бы ни хотелось тебе жрать – поостерегись, по пол-ложечки. И не спеши!

– Мне уже ничего не хочется, – едва слышно ответил лис.

Лошадка неспешно переступала копытами, телега подпрыгивала на ухабах, скрипела, попав в колею. А хмурое небо иногда выпускало солнечные лучи, которые били по глазам, но от этого становилось радостно, потому что тепло и светло. А потом тучи затягивали прореху и тоже было неплохо, хотя сразу же налетал порыв холодного ветра.

– Тебе не холодно? – обернулся к лису Деркач.

Но Хацис не ответил. Вместо него сказал Урлух:

– Спит. А вообще им не холодно.

– Почему это?

– Шерсть густая. У благородных от природы всё самое лучшее. И стать, и шерсть, и зубы, и слух, и нюх… Эх!

– А у тебя? Я смотрю, ты ж такой же, как они?

– Гррр! – Урлух клацнул зубами. – Я не такой!

Он порывисто вскочил и распахнул на себе одежду…. чуть не упав на от качнувшейся телеги.