Хотя инвестиционные банкиры обычно стараются соблюдать закон и выполнять многочисленные сложные требования, накладываемые финансовой системой, многие из них считают, что кроме этого у них нет никаких моральных обязательств. Если открывается возможность законно сделать деньги в ущерб клиентам, многие без раздумий на это идут. «Мне не по себе от того, насколько цинично люди рассказывают, как обдирают своих же клиентов», — писал о коллегах крупный банкир Грег Смит в 2012 г. в статье для The New York Times, озаглавленной «Почему я ухожу из Goldman Sachs»²⁰. Йорис Лейндейк интервьюировал сотни банковских служащих в лондонском Сити: «Люди из отдела управления рисками и соблюдения норм, из правового департамента и из внутреннего аудита говорили мне, что вопрос всегда один: как обмануть систему, не нарушив правил… Банкиры хотят знать, законно ли то, что они делают, и, если ответ положительный, на этом тема исчерпана»²¹.

Каждая из упомянутых групп выстроила свой набор моральных истин, заметно расходящийся с общепринятым. Значит, этические правды субъективны и подвержены переменам, а группы с особыми нравственными установками могут действовать совсем не так, как мы. Нам нужно, чтобы военные были готовы убивать, а санитарные власти ставили превыше всего интересы общества, но мы, разумеется, тревожимся, когда другие группы, от которых мы зависим, заметно отклоняются от привычной нам морали.

Бизнесменам тоже не помешала бы осмотрительность. Какие бы немедленные выгоды ни несло взращивание в сотрудниках альтернативной морали, если компания заметно отходит от этических ценностей, исповедуемых широким обществом, рано или поздно она от этого серьезно потеряет: в ценности бренда, в персонале, в отношениях с властью. Это тем вернее в эпоху соцсетей, когда компания может враз лишиться репутации, если ее представители покажут, что не уважают принятых в обществе моральных установок.

Если появляется вредная групповая мораль, следует всеми силами постараться ее изменить.

ЛГБТ-сообщество Лос-Анджелеса первым обратилось к такой тактике информационной кампании, когда человеку предлагают увидеть вещи глазами кого-то совсем на него не похожего. Эффективность этого подхода сегодня подтверждена научно. В одном эксперименте 56 опросчиков обошли 501 дом и в течение 10 минут объясняли хозяевам, как несправедливо общество к индивидам, сменившим пол, а затем просили людей вспомнить случаи, когда несправедливо относились к ним самим. Ученые обнаружили, что взгляды людей на трансгендеров после подобных бесед изменились существенно и надолго.

Стимулируя своих собеседников к эмпатии, активисты из лос-анджелесского ЛГБТ-центра меняют моральные истины. Эта техника много древнее ЛГБТ-движения. Философы и церковники веками пытались менять собственные этические воззрения, ставя себя на место ближнего. В XX веке философ Джон Ролз говорил, что единственный честный способ задать принципы справедливости — сделать это «из-под вуали неведения»: когда мы не знаем своей роли в обществе (мужчина или женщина, белый или черный, узник или тюремщик, богач или бедняк), мы оптимально предрасположены задавать правила, которые будут управлять всеми. Мысленный эксперимент с «вуалью неведения» заставляет нас вообразить, каково это — быть кем-то другим. Как писал театральный режиссер Ричард Айр, «перемена начинается с осознания, а осознание начинается с отождествления себя с другим — иначе говоря, с эмпатии»²².

Эмпатия — важнейший инструмент для любого лидера, стремящегося изменить моральные ориентиры в своей организации. Начальнику полиции, решившему изменить баланс между лояльностью и правдивостью, разумно будет заставить своих подчиненных поразмышлять о последствиях их лжи для тех самых людей, которых они должны защищать. Полицейский, вынужденный немалое время думать и говорить о том, каково это — из-за лживых стражей закона попасть без вины в тюрьму или под всеобщее осуждение, впредь будет менее склонен лгать даже в поддержку товарищей. Это не панацея: найдутся такие, кто не сможет или не станет отождествлять себя с жертвой или по природе слишком равнодушен, чтобы как-то менять свое поведение. Но даже если меньшая часть людей изменит свое мнение, это сдвинет дело с мертвой точки, и моральные установки в подразделении начнут меняться. Фильмы вроде «Гордости», «Чумовых бот» и «Угадай, кто придет на обед» показывают, как один или два первопроходца могут изменить предубеждения — или моральные правды — широких групп.

Другой подход — пересмотреть, что в группе считается достойным восхищения. Инвестиционные банкиры, распорядители активов и биржевые маклеры превыше всего ценят результативность. Она оценивается простыми критериями: сумма сделки, объем фонда, соотношение риска и доходности. Но результативность также можно определить как победу — над конкурентами, или, что прискорбно, над регулирующими органами. Когда банкиры восхищаются товарищами по цеху, которым удалось обойти правила, их банки рискуют попасть в беду. Если оценка корпоративной культуры в банке обнаруживает подобную тенденцию, руководству придется приложить все усилия, чтобы изменить мораль сотрудников. Результативность придется переосмыслить с учетом тех этических ценностей, которые банк намерен поддерживать. А сотрудников — убеждать приветствовать крупные сделки, проведенные этичным способом, а не прибыли, ради которых безответственно рисковали капиталами клиентов. Как можно менять правды о том, что желательно и что восхитительно, мы поговорим в следующей главе.

В каких-то случаях для доказательства новых моральных истин можно привести примеры. Один из способов убедить людей поступать иначе — показать, как принятые у них практики вредят их собственным интересам. Зачастую это самый эффективный подход к людям с аналитическим мышлением, которые не очень поддаются на призывы к сочувствию. В одной промышленной компании, где развернули широкую программу обновления внутренней культуры, я собрал не один десяток историй, иллюстрирующих, как сотрудники, уже принявшие новую мораль, достигают лучших результатов. Эти истории обеспечили точные данные, которые убеждали скептиков с аналитическим мышлением тоже выбрать новые установки.

Наконец для тех, кого не проймет сочувствие, кто не приемлет новых понятий и глух к доводам разума, есть и последний способ, глубоко укорененный в истории этической мысли. «Моральные добродетели развиваются благодаря привычке, — писал Аристотель. — Ни одна из добродетелей не закладывается при рождении… поступая по справедливости, мы становимся справедливыми, умеряя себя, становимся умеренными, преодолевая страх, становимся храбрыми». Иначе говоря, исполняя что-то по обязанности, вы можете и впрямь стать тем, за кого себя выдаете. Это происходит не сразу, но, если день за днем принуждать себя помогать ближним или прощать их, привычка рано или поздно закрепится как моральная истина.

Что это значит для руководителя организации с сомнительной групповой этикой? Если Аристотель был прав, поощрение правильных действий в конце концов научит людей правильно мыслить. Повышения и премии для тех, кто будет поступать в соответствии с нужными этическими установками, помогут утверждать эти установки в масштабе организации сколь бы лицемерно ни подчинялись им поначалу. И, если никакие иные способы не сработали, поощряйте людей поступать так, будто они разделяют моральные истины, которые вы хотите укоренить. Притворная добродетель вполне может превратиться в реальную.

Не стоит удивляться, что, обсуждая моральные истины, мы прошли полный круг от «Двояких мыслей» до Аристотеля. Греки посвящали немало времени размышлениям о том, чтó есть достойная жизнь. Добродетель считали обязательным условием счастья. Но, как мы увидели, четкого согласия в вопросе, что же есть добродетель, не было никогда.

Мы как общество должны сами определять и утверждать свои моральные истины. С развитием идей и технологий, с выходом на свет сложных ситуаций и интересов меньшинств, моральные правды непременно будут изменяться и эволюционировать. Каналов коммуникации все больше, технологий и устройств для обмена информацией море, и у каждого из нас появилась небывалая возможность участвовать в формировании моральных ценностей, которыми живет общество. Мы можем предлагать новые взгляды на старые этические дилеммы, помогать движениям, борющимся против отживших взглядов. И, если власти пытаются вернуть нас к моральным ценностям, которые мы отвергли как замшелые предрассудки, мы в состоянии сопротивляться твердо и громко.