- Наша мама так устала, – с сочувствием в голосе проговорил Аллен, гладя малышку по головке. – Папа постоянно заставляет её плакать.

- Нет, Аллен, нет, я не плачу, не плачу, – пыталась переубедить его я, вытирая слёзы рукавом платья. – Я просто не могу поверить…

Положив свою руку на подлокотник кресло-качалки и немного опустив голову, я продолжала бороться со своими слезами и не заметила, как вместо полуденного солнца начал пламенеть ярко-алый закат, окрашивая всё вокруг в неестественные багровые тона. Аллен неожиданно схватил меня руку, до боли сжав запястье. Я резко подняла голову и, обомлев, посмотрела сначала на его угольно-чёрную руку, затем на лицо, которое обрамляли всё те же седые волосы, а из проклятого левого глаза стекая вдоль старого шрама, сочилась тёмная кровь.

- Что же мы наделали, Линали?! – смотря на меня остекленевшим и безжизненным взглядом, спросил Аллен настолько бесстрастным голосом, что внутри меня всё сжалось от тоски и бесконечного отчаяния.

- Аллен… – дрожа от страха, тихо прошептала я.

С неимоверным трудом я заставила себя посмотреть на ребёнка. Никаких признаков жизни. Мертвенно-бледная кожа с синеватым оттенком и плотно закрытые глаза, которые, казалось, никогда не видели света, говорили сами за себя.

- Что же мы наделали?! Что же мы наделали?! Как мы могли… – без остановки продолжал твердить он, а вокруг нас постепенно начала сгущаться темнота и пока мы полностью не погрузились в неё, Аллен всё также удерживал мою руку, а я с ужасом смотрела на него.

Это конец, Аллен…

***

Я чувствовала, как кто-то легонько касался моей руки, но не открыла глаза. Этот кто-то спустя некоторое время бережно накрыл её одеялом, будто бы боялся, что я замёрзну. Затем начал беспокойно расхаживать по палате из угла в угол. Вскоре он вдруг остановился и оставался неподвижным до тех пор, пока в палату не зашла медсестра.

- Смотритель, Вам бы не мешало немного отдохнуть. – Я узнала голос Матроны – старшей медсестры.

- Почему она не приходит в себя? – игнорируя её слова, взволнованно спросил Комуи.

Прежде чем ответить она подошла ко мне, нащупала на моём запястье пульс и приложила ладонь ко лбу.

- Жар пока спал, пульс в норме. В принципе, она может проснуться в любое время. – Я услышала, как Матрона тревожно вздохнула. – Учитывая, в каком критическом состоянии находилась Линали, если честно, я удивлена, что она так быстро поправляется.

- Так что же с ней всё-таки произошло?! – довольно несдержанным тоном спросил брат.

- Смотритель, пожалуйста, пройдёмте в коридор, – сохраняя хладнокровие, попросила она. – Думаю, не стоит сейчас беспокоить Линали.

Комуи молча вышел из палаты, и Матрона проследовала за ним. Под воздействием обезболивающих мне было непонятно моё состояние, поэтому я слишком резко поднявшись, упала с кровати. Дикая слабость и головокружение не позволяли мне удержаться на ногах. Удивительно, но никто не услышал звуков моего падения. В общем, до выхода мне пришлось добираться чуть ли не ползком. Слегка приоткрыв дверь, я присела на пол и облокотилась спиной о стену, после чего прислушалась.

- Более подробно я напишу всё в медицинском заключении, – начала Матрона, – сейчас поясню кратко.

- У неё что, серьёзный перелом или она чем-то больна? – не понимая, почему она медлит с объяснениями, спросил из-неоткуда появившийся Рувилье.

- Инспектор, дело вовсе не в этом, – с плохо скрытой злобой проговорила она, намекая, что рассказывать что-то обо мне ей хотелось в самую последнюю очередь. Матрона обратилась к Комуи: – Смотритель, у Линали… – она замялась, – случился выкидыш, очень тяжёлый.

Последовала слишком долгая пауза.

- То есть Вы хотите сказать, что моя сестра была беременна?! – не в силах поверить в это переспорил брат каким-то надтреснутым голосом.

- Срок примерно шесть-семь недель, – только и добавила она. – Возможно, Линали и сама об этом не знала хотя не факт.

Я заглянула в дверной проём. Невооружённым глазом было видно, как Комуи тратит все силы только на то чтобы держать себя в руках. Матрона, видя это, положила свою руку ему на плечо и, не обращая внимания на присутствие Рувилье, с искренним сочувствием продолжила:

- Комуи, наверняка ещё ничего сказать нельзя, но состояние её здоровья, женского здоровья, оставляет желать лучшего. – Брат растерянно замотал головой и вопросительно посмотрел на неё. – Такой исход в случае Линали был неизбежным. Она постоянно подвергается сильным стрессам, волнениям, физическим нагрузкам, а ранения, полученные ею за все эти годы, наложили свой отпечаток. – Матрона поджала губы как бы сомневаясь, стоит ли ему вообще знать об этом. – В общем, я хочу сказать, что все эти факторы в совокупности привели сначала к смерти плода, а затем и к выкидышу. Ей ещё повезло, что произошёл самопроизвольный выкидыш, иначе мы могли бы потерять и её.

Брат смотрел на Матрону невидящим взором и не мог произнести ни слова. Его руки дрожали, а губы то смыкались, то размыкались. Эта новость нанесла удар, который ему ещё ни разу не приходилось на себя принимать. Казалось, Комуи сейчас расплачется как ребёнок и будет долго проклинать всё и вся, возможно, даже Аллена, но этого не произошло.

- Ну, сейчас то её жизни ничего не угрожает? – равнодушно тоном спросил Рувилье.

- Думаю, нет, но ей понадобится немало времени, чтобы прийти в норму, особенно в психологическом плане, – сдержанно пояснила Матрона.

- Хм, в таком случае считаю, что вопрос исчерпан, – заведя руки за спину, сказал Рувилье. – Меня волнует только её боеспособность.

Комуи едва не перекосило от гнева, как, в принципе, и Матрону, но Рувилье этого не увидел. Уверенно зашагав прочь, он скрылся за ближайшим поворотом. Брат вдруг подошёл к окну, приложился лбом к стеклу и прикрыл глаза, а когда Матрона попыталась что-то сказать, Комуи резко выпрямился, похоже, вспомнив, что он здесь не один. Оправдываясь работой, брат хотел было уйти, но Матрона, взяв Комуи под руку сказала, что в таком состоянии ни о какой работе речи идти не может и она лично проводит его до комнаты, чтобы тот хоть немного поспал. Ему ничего не оставалось кроме как согласиться.

Я же оставаясь сидеть на холодном полу, обхватила руками колени и уткнулась в них лицом. Мне не хотелось ни двигаться, ни плакать, ни думать. Хотелось только одного – исчезнуть.

***

Когда выяснилось, что я пришла в себя, Лави буквально не отходил от меня ни на шаг. В другой раз я бы жутко раздражалась по этому поводу, но сейчас мне было всё равно. Он смотрел на меня таким взглядом, будто я умираю у него на глазах. Хотя может так оно и было ведь выглядела я, мягко говоря, плохо: бледная кожа; сухие обескровленные губы; тёмные мешки под глазами; осунувшееся лицо и слишком заметно выступающие ключицы делали похожей меня если не на покойника, то на призрака уж точно.

Спустя два дня, когда Лави уснул в кресле рядом с моей больничной койкой, где я большую часть времени лежала пластом, мой измождённый мозг заставил меня подняться и куда-то пойти. На дворе стояла глубокая ночь, так что никто не заметил, как я слоняюсь по коридорам больничного крыла в одной больничной сорочке и тапочках.

«…Аллен, ну почему всё вокруг пытается разлучить нас? Почему судьба постоянно нас испытывает…»

Я не поняла, как оказалась на крыше. Ноги сами привели меня туда.

«…я и сам задаю себе этот вопрос…»

Открыв дверь я, медленно ступая по заснеженному полу, направилась к краю. Ледяные порывы ветра пробирали до самых костей, но это меня не останавливало.

«…Аллен, что бы ни произошло, я всегда буду на твоей стороне…»

Будучи абсолютно опустошённой, я не понимала, что и зачем делаю. Я просто шла вперёд.

«…я удивляюсь, как ты можешь любить такого неудачника…»

Оказавшись у самого края, я поднялась на невысокие каменные перила и стала всматриваться в ночное звёздное небо.

«…что же ты нашла во мне такого, в седом мальчишке со шрамом, который озабочен тем, чтобы спасать души Акум и людей…»