* * *
Помещение, где предстояло сменить полевую форму на летный комбинезон, напоминало барак или казарму в сборно-щитовом доме. С одной стороны все как положено: длинный ряд шкафчиков с номерами на дверцах, в метре – одинаковые скамейки. А напротив – у стены с квадратными окнами – несусветный бардак из нагромождения двухъярусных кроватей, столов, табуреток, тумбочек…
– Палаток не хватает, товарищ генерал, – заметив удивленный взгляд начальства, пролепетал заместитель командира полка. Он сопровождал Воронова по аэродрому, а заодно тащил укороченный автомат с «разгрузкой». – Когда прибывает молодое пополнение, приходится размещать здесь.
Похоже, помещение использовалось постоянно, так как на табуретах и спинках кроватей были развешены портянки с носками. Запах стоял еще тот. Конвенция о запрете боевых отравляющих веществ сюда явно не дошла.
– Вот свободный шкафчик, – суетливо открыл дверцу подполковник.
Воронов поставил на лавку небольшую сумку с комбинезоном и кивнул подполковнику:
– Благодарю. Вы свободны.
Тот повестил на крючок шкафчика «АКС-74У» с жилетом и исчез в полумраке коридора.
Андрей не спеша начал переодеваться…
* * *
Тщательно проанализировав ситуацию по дороге из штаба на аэродром, он остановил свой выбор на «Су-25». Двадцать первый «мигарь» и семнадцатая «сушка» создавались для применения на европейском ТВД, их результативность и эффективность в горной местности Афганистана оставляли желать лучшего. Штурмовик – совсем другое дело. Приемлемая скорость для ведения воздушной разведки и маневрирования в ограниченном пространстве ущелья, хорошая управляемость, бронирование, мощное вооружение, надежность, невероятная живучесть. Наличие всех этих факторов и разрешило трудный выбор в пользу «Су-25» – «конька-горбунка», как любовно называли его летчики.
Инженерно-технический состав довольно быстро подготовил машину к вылету: полностью заправил топливом, зарядил оружие, проверил фотооборудование. От подвесных баков «ПТБ800» командир экипажа категорически отказался. «Во-первых, – считал он, – топлива во внутренних баках и так с лихвой достаточно, чтобы выполнить задачу, забраться на безопасную высоту, дойти до любого из ближайших аэродромов и выполнить несколько заходов по приборам. Во-вторых, на тяжелом самолете будет труднее маневрировать. А маневренность сегодня мне ох, как пригодится».
Время Воронов зря не терял. Поменяв полевую форму на летную, он надел поверх нее разгрузочный жилет с четырьмя магазинами к автомату, четырьмя гранатами РГО, двумя сигнальными патронами и прочими полезными штучками. Вместо табельного «ПМ» он всегда брал на вылеты «АПС» с двумя запасными магазинами. В предыдущих командировках этот громоздкий, но мощный и надежный пистолет дважды спасал ему жизнь.
Завершив с облачением, генерал зашел в соседнее помещение, где летный состав получал информацию на предполетных указаниях.
– Товарищи офицеры, – поприветствовал он поднявшихся специалистов.
Усевшись за ближайший к доске стол, Воронов положил на него полетную карту района и небольшой наколенный планшет.
– Не будем терять время, приступим, – он засучил рукав куртки комбинезона.
К генералу тут же подсел начальник медицинской службы полка и принялся измерять давление.
Первым поднялся заместитель командира полка по инженерно-авиационной службе.
– Самолет полностью заправлен, снаряжен и готов к полету, – доложил он.
Присутствовавший комполка кивнул следующему. К висевшей на школьной доске синоптической карте подошел метеоролог.
– К сожалению, товарищ генерал, фактическая погода в районе Панджшерского ущелья на пределе. Над юго-западным входом в ущелье ее определяет мощный малоподвижный циклон с центром восточнее Кандагара, – сказал он, ткнув указкой в карту. – Облачность десятибалльная. Нижний край рваный, по последним данным – от семидесяти до ста пятидесяти метров. Видимость под облаками не превышает километра. Ветерок северо-восточный, слабый – три-четыре метра в секунду. Давление – семьсот двадцать восемь миллиметров ртутного столба. Температура – плюс двадцать шесть. Влажность – сорок восемь процентов. Прогноз на ближайшие два часа такой же, за исключением…
Запоминая информацию, Воронов одновременно представлял погруженную в облака каменную «кишку» и мысленно прокручивал порядок выполнения задания.
«Это будет непросто. Совсем непросто», – незаметно вздохнул он, когда синоптик закончил доклад и застыл с указкой в руках в ожидании возможных вопросов.
– Благодарю. Вопросов нет, – сказал заместитель командующего.
Командир полка подтолкнул следующего докладчика.
Следующим к доске вышел начальник связи и принялся называть радиочастоты, а также номера основных и запасных каналов. Доктор тем временем закончил измерения давления и пульса, сделал отметку в своем журнале и исчез.
После связиста коротко выступил старший штурман, доложив обстановку в районе предстоящей работы самолета-разведчика, дал отсчет точного времени.
В заключение слово взял командир полка – подтянутый сорокалетний полковник, которого Воронов давно и неплохо знал.
– Андрей Николаевич, после выполнения задания можете набирать высоту и возвращаться на точку в облаках – радиотехническое оборудование проверено и будет в полной готовности к заходу по глиссаде при минимуме погоды.
– Понял. Всем спасибо, – поднялся Воронов. Глянув на часы, напомнил: – Вылет через двадцать минут.
Когда он подходил к выходу из домика, сзади окликнули:
– Товарищ генерал, вас командующий по закрытому каналу!
Пришлось заглянуть в помещение к связистам.
– Да, товарищ командующий, Воронов на связи, – сказал он в микрофон.
– Как прошла подготовка?
– Нормально, в полном объеме. Техника в порядке; только что закончились предполетные указания.
– Понятно, – прогудел динамик голосом Филатова. – Удачи.
* * *
Вырулив и остановившись на исполнительном старте, Андрей еще раз посмотрел вверх. Рваные клочковатые облака проплывали так низко, что порой казалось, будто их можно достать рукой.
– Осторожность и еще раз осторожность, – прошептал он и нажал кнопку «радио»: – Сокол, Семьсот первый карту выполнил, к взлету готов.
– Семьсот первый, ветер встречный – четыре метра. Взлет разрешаю, – ответил руководитель полетов.
Выведя двигатели на взлетный режим, Воронов отпустил тормоза и начал разбег по бетонке…
Да, полет предстоял чрезвычайно сложный, и осторожность действительно требовалась – от взлета до окончания выполнения задания. Главное, не вляпаться в облака, иначе придется резко уходить вверх и возвращаться домой по приборам.
Набрав необходимую скорость, самолет оторвался от ВПП и сразу же начал плавный разворот в сторону Панджшерского ущелья.
А по магистральной рулежной полосе к предварительному старту уже резво ехал «Ан-26». Во время выполнения генералом Вороновым воздушной разведки он должен был кружить над аэродромом на высоте две тысячи четыреста метров, выполняя функцию ретранслятора.
* * *
Машина прекрасно слушалась рулей благодаря отсутствию подвесных топливных баков, но всю «прелесть» погоды Андрей ощутил сразу же, едва колеса оторвались от бетонки.
Да, «Су-25» являлся дозвуковым самолетом, чья максимальная скорость у земли не превышала девятисот семидесяти пяти километров в час. Летавших на этих штурмовиках летчиков даже лишили прибавки к окладам и «сверхзвуковых» пайков. Не положено. Будто на их рабочих скоростях меньше перегрузок и прочих проблем.
Однако когда видимость не превышала одного километра, не спасала и минимальная скорость в триста километров в час. Видимая поверхность земли с ориентирами и естественными препятствиями в виде холмов возникала из белесой пелены и приближалась по курсу полета слишком быстро. Взгляд был буквально прикован к переднему сектору, поглядывать на приборы и на полетную карту у Андрея не получалось. Благо он неплохо знал район и подходы к юго-западным «воротам» Панджшерского ущелья.