Женщина рядом со мной:

– Я думала Эрмитаж посмотреть, картины, детей привезла. А тут… Петька-то убежал. Я ему сказал «беги», и он успел. Он шустрый, а мы с Любочкой здесь…

Люба сидит тихо, прижавшись к маме. Не плачет, смотрит испуганными глазенками вокруг. Ей страшно, но и любопытно: столько сидящих людей, таких непохожих, в разной одежде…

– Кто в туалет? Давай собирайся. Потом не поведем.

Начали подниматься на ноги. Это же люди, а физиологию никто не отменял. И терпеть дальше уже нет мочи.

И ему надо встать. Не для того, чтобы сходить, а чтобы осмотреться.

– Давай пошли!

Небольшая колонна двинулась между рядами оставшихся сидеть.

– Быстрей шагайте, а то я передумаю!

– Мы не можем. Смотрите, тут инвалид, – указал кто-то на него, потому что инвалид – это он.

Идет, выворачивая, подволакивая ноги. Скрюченные пальцы. А главное, взгляд, немного отсутствующий, непонимающий, отстраненный. И лицо в подсохшей крови.

– Мне плевать, что инвалид. Тащите его быстрее.

Подхватили под руки, повели, торопясь, так что ноги переступать не успевают.

– Ну, шевелись!

Психует боевик, не самая достойная служба ему заложников на горшок водить. Ткнул прикладом кого-то ближнего в спину, но не сильно, так, для демонстрации.

Дверь. Что за ней?..

Вошли в зал. Пустые стены с выцветшими квадратами и прямоугольниками чуть более светлых обоев. Окна заставлены картинами. В углу боевик с пулеметом лежит на разбитой тахте за баррикадой из скульптур. В другом углу еще парочка. Развалились в креслах с автоматами на коленях. А кресла-то не простые, кресла царские, на которых, возможно, еще члены монаршей семьи сиживали. Богато устроились ребята.

Следующий зал. Какая-то гора металла на полу. Подле на коленях стоят террористы, что-то перебирают, показывают, хохочут.

Так это же монеты! Похоже, добрались до нумизматической коллекции! Перебирают кругляши, перебрасывают друг другу, даже не догадываясь об их ценности. Или догадываются?

Рядом с ними какие-то длинные тюки из прорезиненной ткани. Один наполовину заполнен. Чем? Скорее всего, монетами. И еще, наверное, подсвечниками и другим «железом» из драгметаллов.

Один встал, подошел к тюку, сыпанул в него полную пригоршню монет. Берут, похоже, те, что из серебра или золота.

Точно. Второй радостно поднял, показал царский рубль. И еще один.

– Ого! Золотой! – одобрительно загудели бандиты. – И еще усерднее стали рыться в горе денег.

«Медяшки» они брезгливо отбрасывали, хотя каждая такая медяшка могла быть… Ну и хорошо, что отбрасывают, хоть что-то сохранится… А то, что не сохранится, – это куда?.. И как?..

– Шагай, проходи!

Дверь в небольшое помещение понятного назначения, потому что сразу в нос шибануло. Значит, сюда.

По углам и вдоль стен мокро и гадко. А в центре можно свободно проходить. Пока еще люди пытаются соблюдать хоть какие-то приличия, не гадить под ноги. Потом, возможно, им станет всё равно, потому что свободного пространства не останется.

– Поторапливайтесь. – Боец брезгливо морщится, вдыхая запахи.

– Мы что же, прямо здесь должны? А туалет?

– Здесь вам туалет. Кто не хочет – пошли обратно.

– Но мы… Тут же мужчины. И женщины.

– Ну и что? Давай, оправляйся по-быстрому, мне ждать некогда. – Дёрнул автоматом.

А что, если его сейчас? И автомат… Легко… Но что дальше? А дальше ничего! Дальше десятки боевиков, заложники и картины.

– Время пошло!

Пленники разошлись. Женщины – направо, мужчины – налево.

Стараясь не глядеть друг на друга, пристроились как смогли, боясь, стесняясь издать лишние звуки. Ужасно всё это! Стыдно! Гадко! И бумаги нет! Нет бумаги! Растерялись… Но кто-то догадался, снял с себя, разорвал на полосы рубаху. И другие тоже последовали его примеру.

И «инвалид» тоже присел, но не сразу, потому что долго возился скрюченными пальцами, расстегивая штаны. Ему хотели помочь, но он испуганно замотал головой – я сам, сам! Отошел чуть подальше. Присел возле батареи, там, где шаровой кран. А на кране запорная ручка. Синяя, длинная… Слава богу, не «бабочка». Напрягся, мучительно перекосив лицо. И все отвернулись – неудобно стало.

А ему удобно! Удобно завести руки за спину, нащупать и, срывая кожу и ногти, открутить гайку. Ну же, ну!..

Шевельнулась. Поддалась! Оборот. Еще…

Снять, медленно сдернуть рычаг, незаметно сунуть его в карман. Такой железкой, если упереть в ладонь и сильно ударить, можно перебить горло или пробить печень. Эта железка – оружие в опытных руках. А его руки опытные, очень!..

Теперь встать. Пойти, подворачивая ступни..

– Всё. Пошли!

– А умывальник?

– Так перебьетесь!

Нет им умывальника. Ничего нет, что нормальному, цивилизованному человеку положено. Вся их цивилизация осталась там – за стенами, снаружи. А здесь они как в пещере, как первобытные люди…

– Издеваются, суки! – сказал кто-то тихо.

– Что? – встрепенулся боевик. – Ты меня… Ты нас!.. – Ударил рядом стоящего мужчину прикладом по голове. Может, даже не того, который сказал… Не всё ли равно!

Мужчина упал, опрокинулся в угол. Туда, где только что они были. Что-то чавкнуло.

Все вздрогнули. Это было… это было как-то бесчеловечно. Не то, что ударили, а что бросили туда… человека.

– Подымайте его и пошли.

Подняли, помогли, вышли из помещения. И пошли подавленные, униженные, сломленные.

Этот загаженный зал, куда их десятками… это, наверное, не случайно. Если бы их привели в нормальный туалет, они бы так быстро не сломались. Но их пригнали, как скотину, толпой, без разделения на женщин, мужчин, детей… Скопом!

Снова дверь в зал с горой монет. Перебирают, сортируют, отбрасывая медь… Тюк почти уже полон. Что там еще кроме монет – серебряные подсвечники? Вполне может быть. Наверное… Но куда они их…

– Пошли, пошли, не задерживаться!

Зал с сидящими заложниками. Смотрят на пришедших сочувственно, потому что уже были там. Избитый мужчина снял загаженный в узнаваемых пятнах пиджак, вывернул, свернул в рулон, сел на него, обхватил голову руками, и, кажется, даже заплакал. Такое унижение!..

Все от него отвернулись, так как ничем помочь не могли. И даже успокоить. Все оказались в одном и том же положении бесправной скотины при вооруженных пастухах. А они могут с ними сделать всё что угодно.

Никто уже не протестует и, наверное, не думает о возможном побеге. Но зачем и для чего тюки?

И как?..

Коридоры. Тишина. Незаметные, как тени, референты и прочие служки.

– Разрешите?

– Что у вас?

– К вам делегация послов.

– Каких посольств?

Да почти всех. Очень представительная делегация. Что странно, послы не ходят толпами, только если при вручении верительных грамот. Но тут особый случай.

– Это по поводу?..

– Да. Что им сказать?

– Скажите, что я приму их через… пятнадцать минут.

Пришли… И должны были. И что им сказать, когда ни хрена же ничего не ясно? Но отказать нельзя – не та ситуация. Надо, придется принять…

– Господа… Президент Российской Федерации…

Чуть ли не два десятка послов встали с кресел. Беспрецедентный случай. Лица строгие, озабоченные.

– Господин Президент, мы рады приветствовать вас.

И вам не хворать…

– Я так же рад встрече и тому, что в этот трудный момент вы нашли время…

Хотя понятно, зачем пришли. За тем, что их «Первые», на которых давит население и пресса, им телефоны оборвали, чтобы спасали своих. Ну, или хотя бы имитировали активное участие.

– Мы по поводу происшествия, случившегося в Санкт-Петербурге …

Мягко говорят, обтекаемо. Ну, потому что послы.

– Относительно граждан наших стран, которые оказались в числе заложников. Вот списки.

Положили на стол папочки, в которых скрепленные листы с фамилиями и именами. Большие списки. Длинные. И самих папочек немало, потому что туристов из разных стран приезжает в Санкт-Петербург много. Лучше бы они дома сидели. Или Лувр посетили. А они в Эрмитаж…